Шевалье отстегнул с пояса небольшой кошель и бросил на столешницу. Не оборачиваясь, пошел к отдохнувшему дестриэ. Его задача была выполнена.
Через два дня началась громадная полицейская охота. Однако барон решил одним ударом убить сразу двух зайцев – прочесать лес от разбойников, а заодно и посетить деревню Солми, что опять не заплатила оброк. Для этого он несколько «подправил» план. В направлении деревни двинулся лично, с лучшими воинами, чтобы собраться в ударную группу и забрать в Солми всё, что сочтет нужным. Как уже частенько поступал. Прочёсывание же продолжит редкая цепь всадников. В случае встречи с разбойниками они звуками рога призовут основной отряд. Ведь если учесть, что лес большой, то крайне маловероятно, что именно в этом месте произойдет обнаружение шайки Робин Худа или «рыцарей-оборотней».
Правда, смущало то, что всё сильное население деревни наверняка окажет сопротивление. А новое столкновение с идиотами крайне нежелательно. Они ведь продукты выращивают! Да и дерутся, как прижмёт, отчаянно. Так что бой не нужен. По крайней мере, до тех пор, пока солдаты не укроются в замке… Но тут в голову де Шансона пришла простая, но поистине гениальная мысль.
* * *
Минуло 2 года как советские подростки попали в параллельный мир. Теперь у них была своя избушка. Её поставили не очень далеко от домика бабушки Линде, в глухом углу леса. Правда, жили они там лишь зимой, да в долгое ненастье. Всё так же помогали колдунье, браконьерствовали, тренировались, ходили в засады.
Друзья выучили ромейский язык, и знали, что чащоба, в которой довелось оказаться, получила название от крупного города-крепости Фалез. Управлял там шериф (он же – «граф»), которому принадлежала вся окружающая местность с деревнями на многие лье вокруг. Её жители не отличались зажиточностью, в связи с чем почти не держали рабов. За исключением редких владетелей замков, да нескольких ремесленников, у которых запасы еды всегда водились.
Ещё понравилось то, что в Фалезском лесу вот уже несколько лет действовала шайка разбойников некоего Робин Худа, якобы – непревзойденного лучника. Составляли её отчаянные беглые рабы, которые гордо именовали себя «вольными стрелками». Поневоле опять напрашивалась аналогия со своим средневековьем.
– Похоже, и здесь не повезло! – как-то заявил Николай. – У нас-то Робин был по фамилии «Гуд», то есть «хороший». А здесь – «Худ»: «худой», «плохой».
– А, не переживай. Поживем-увидим! – философски отмахнулся Владимир. – Мы и сами-то… Далеко не подарки.
Мучительные боли уже почти не донимали его. Внутричерепная опухоль рассасывалась, убирая разрушительное давление на личность. «Волко-человек» всё больше становился прежним. Но изменения в психике закрепились. Феоктистов теперь искренне ненавидел «благородных» и философски относился к собственной жизни: «Умри ты сегодня, а я – завтра!» А Зубров привычно тянулся за вожаком.
Друзья сильно окрепли, раздались в плечах. Средний рост местных ничем ни отличался от людей их родного мира. Приходилось наращивать мышечную массу, чтобы хоть как-то заполнить трофейные кольчуги. Нападения из засады прочно вошли в жизнь, как ответ жестокости этого мира. Как-то, в одной из первых бесед, бабушка Линде сказала, что выжить здесь пришельцы смогут, если признают верховенство всех существующих видов власти. Или – если сами станут сильнее и беспощаднее прочих. Почему-то первый вариант «волко-людей» не устроил.
Потеряй они свой мир, родственников и друзей в зрелые годы, у друзей могло вообще ничего не получиться. Но в подростковом возрасте даже самые страшные беды воспринимаются как игра. Юный просто не в состоянии представить, что всё, в том числе и его жизнь, может завершиться. Молодость живёт ожиданием, она беспечна и полна надежд. И хотя ребята не представляли, как можно выбраться из западни пространства-времени, оба уверенно ждали лучшего. Тоскливые месяцы заполняли тренировками, отчаянными рукопашными схватками и суровым бытом. Это заглушало страх, подбадривало событиями и впечатлениями.
Хотя если бы кто-то спросил друзей, зачем они настойчиво лезут под клинки феодалов и убивают сами, вразумительного ответа не получил. Причина крылась на уровне подсознания: они мстили. Сразу всей враждебной действительности. За постоянный ужас, за первую беспомощность перед иномирьем и лишение надежд. И с каждой победой словно одолевали какое-то чудовище, жрущее их изнутри.
Ещё первой зимой «бабушка Линде» настрого запретила лизать кровь убитых:
– Так вы лишь очерствеете, внучки, да в обычных оборотней превратитесь! Дикая жизнь, и плохой конец на серебряном копье. Либо костре. А вам славными рыцарями стать надлежит! Героями легенд и сказаний. Вы уж постарайтесь!
Основным источником дохода теперь были трофеи от нападений. Благодаря им, с помощью бабушки Линде, разобрались в непривычной денежной системе. В обращении здесь ходили золотые и серебряные монеты. Самая мелкая, «деннарий», представляла грубый кругляш, чуть больше советского металлического рубля. На одной стороне отчеканен вписанный в круг крест, с тремя зубчиками на каждом кончике, и надпись. Буквы напоминали и латиницу, и кириллицу. Причём, крест как буква там тоже присутствовал. На обратной стороне ещё круг с надписью, уже другой, и в центре что-то непонятное. Оказалось – вензель правителя.
12 имперских деннариев составляли 1 золотой солид, а 20 солидов – фунт. Это был высший денежный номинал. Изготавливался он в виде длинного серебряного (реже – золотого) прутка, с теми же крестами и кругами на торцах, а так же тонкими рисками по бокам, по которым его можно было разрубить на 20 брусков, соответствующих солиду. Носили фунт вокруг шеи либо на руке, свернув в браслет. А его вес примерно равнялся русскому дореволюционному – чуть меньше полукилограмма.
Имелась в Нормане и собственная золотая монета, экю. Там крест красовался не в круге, а внутри рыцарского щита. Денежка была аккуратная, красивая. Но вот драгметалла содержала меньше, чем солид. Расчет обычно шел по 51 деннарию за 5 экю. Кроме того, имелась монета в 3 экю, «тетрадрахма», и хазарский золотой цехин, номинал которого не дотягивал даже до 9 деннариев. Поэтому при сложных расчётах тут просто взвешивали все имеющиеся деньги, высчитывая количество фунтов по простому правилу: 1 часть золота равна 4 частям серебра.
Сначала, конечно, всё показалось достаточно сложным. Тем более, даже с «деннариями» возникали проблемы – для бытовых расчётов и это было слишком много. Но затем всё устаканилось. Друзья просто начали отдавать трофеи бабушке Линде. То есть промышляли они обычным разбоем. По их понятиям, благородным. Ни разу не обидели ремесленника или крестьянина, нападая исключительно на «буржуев». Не гнушались и ростовщиками, сведения о которых собирали в окрестных городах и поселках, переодеваясь простолюдинами.
С помощью беспощадного промысла «оборотней» местные избавлялись от жестоких и разорительных процентных займов. Поэтому, до поры, не сдавали их страже. Хотя, конечно, многие обращали внимание на странную пару молодых уверенных чужаков в пеньковом рубище и новых домотканых штанах.
После того как «волко-люди» убили несколько человек, зачем-то слонявшихся по чащобе неподалеку от их логова, о них начала распространяться слава лесных «оборотней» с рыцарскими титулами. Это удивляло, но оказалось кстати. Потом-то выяснилось, что к распространению слухов была причастна «бабушка Линде». Которая даже применяла для этого какие-то свои необычные способности.
Много позже ребята поняли, что сверхъестественный благородный титул должен был отпугнуть большую часть родственников их жертв. Ведь в Нормане жили по закону кровной мести – за лишение жизни отвечали своей. Но при этом простолюдины почти не могли призвать к ответу феодала, а «благородный» не обязан был всенепременно лично отлавливать нечисть, сгубившую его близкого.
Несмотря на атеизм, друзья вынуждены были признать, что что-то такое колдунья, действительно, могла. Дополнительно к магическим методам лечения. Например, подаренные ей амулеты на самом деле защищали от боевого железа. Например, однажды бронебойная стрела, выпущенная в Феоктистова почти в упор, сломала ему два ребра, но не пробила кольчугу. Хотя после боя он сам, из того же лука, прутом со злополучным наконечником, насквозь пришпилил свой доспех к стволу дуба.
На них больше никогда не нападали волки и другие хищники. Хотя до встречи с бабушкой это была основная здешняя напасть. Не встречались им и разбойники, которых, по слухам, вокруг имелось в достатке. Но самое странное происходило на болотах – там они порой видели такое, о чём потом старались не говорить даже друг с другом. Настолько необычными были чары пугающе-соблазнительных гибридов людей, животных и прочих существ… Похоже, здесь марксистко-ленинский материализм не работал. Или сильно сбоил.
Колдунья по-прежнему лечила крестьян заговорами, отварами и обрядами. Поэтому в овощах, яйцах и сыре недостатка не испытывала. Другой вопрос, что она не могла прокормить сразу трёх человек. Тем более, существование друзей, по общему уговору, старались как можно дольше сохранить в тайне. А вот их разбойничьи дела шли всё хуже. Богатые люди почти не появлялись в страшной части Фалеза. Особенно небольшими группами. Для промысла приходилось уходить в поход с двумя-тремя ночёвками. Даже простолюдины, которых они никогда не трогали, искренне считая себя потомками рабоче-крестьян, и те стали реже ходить по лесным тропам.
Настал день, когда бабушка ушла в деревню с последней «рубленкой» (четвертинкой деннария, на которые крестьяне делили монету для повседневных расчётов. Коля ускакал на разведку и за водой, а Владимир принялся снова расчесывать гриву своего Вихря. Благодаря помощи многоопытной ведуньи за первое лето и осень они смогли приручить обоих трофейных жеребцов – рыцарского дестриэ, и охотничьего гнедого убитого егеря. Сначала-то лошади не подпускали их к себе, но затем колдунья не сделала мальчишкам специальные амулеты. Непонятно, что в них было, но теперь кони не убегали и позволяли прикасаться. Хотя явно боялись ребят.
Пришлось сначала освоить сложную науку ухода. Оказалось, что кормить и поить лошадей нужно в строго определенном режиме. А также регулярно купать, чистить и тщательно обследовать. Ведь конь может повредить копыто, заболеть (например, съев что-то не то). Требуется постоянно осматривать его ноги (прежде всего, нет ли трещин на копытах), шею и бока (на предмет ушибов), спину (потёртости). Оказывается, на лошади, чуть сбедившей ногу или натершей спину, ездить вообще нельзя! Наконец – это просто высокоразвитое, сильное и опасное существо. С характером! Который часто проявляет в самый неподходящий момент.
Лишь поздней осенью бабушка разрешила сжечь усмирительные амулеты. Лошади уже привыкли к друзьям. С этого момента начали учиться седлать и сидеть на животных. Оказалось, что вороной Ураган больше признавал Николая, а более смирный гнедой Вихрь радовался Володьке. Почти год ушёл на то, чтобы почувствовать единение с конём и научиться уверенно перемещаться вместе с ним разными аллюрами.
Самым сложным оказалось удерживаться при этом без помощи рук. Которые у боевого всадника всегда заняты оружием. Сначала тренировались в верховой езде на шаге, затем при рыси и уж только потом на галопе. Теперь ребята большую часть времени проводили в трофейном боевом облачении, приучая себя к тяжести и неудобству движения в кавалерийском доспехе. А любую конную прогулку превращали в изнурительную тренировку с копьём, топором либо мечом.
Вот и сейчас Феоктистов снял лишь укреплённые кольчугой перчатки и открыл забрало. Он с удовольствием вдыхал ароматы сена, стожок которого только что сложили под новым навесом. Но мысли бродили невеселые. Тщательно восстанавливал в памяти план известной части Фалеза, прикидывал, где можно устроить засаду. Если дальше так пойдет, жевать придется то же, что и коням.
Как всегда в минуты грусти, мысли плавно скользнули в свой мир, откуда они так неудачно исчезли. Что-то было не так в их истории с «неисправной анабиозной ванной»! Нелогичное. Да и Николай с этим согласен. С какой стати учёным чужого мира отдавать незнакомому землянину часть своего, пусть даже и неисправного оборудования? Это ведь не чья-то личная вещь, а государственное имущество! Его наверняка можно было починить по возвращении.
Помнится, даже в каком-то фильме герой восклицал: «Да ты что, сукин сын, самозванец, казённые земли разбазариваешь?» Так никаких «тюльпанов» не напасёшься! Стоит-то такой, поди, о-го-го сколько. Куча высокоинтеллектуального труда в него вгрохана. А эти придурки вдруг взяли и так просто подарили прибор мальчишке из параллельного мира?! Да это всё равно, что с атомного ледокола первому же встречному чукче обогреваемый гальюн отдать… Ладно бы у инопространственников, к примеру, от удара метеорита возникла проблема с топливом. Тогда, действительно, пришлось бы максимально облегчать корабль для старта. Но ничего такого, судя по рассказу Вовчика, там не было. Зачем же тогда пришельцы отдали «тюльпан»?! Да и ещё кучу вещей. Тот же пояс «воздушной подушки»… Логичное объяснение напрашивалось только одно – это было сделано умышленно. С санкции своего руководства. Имелась у этих молодых учёных какая-то своя цель. Которая оправдывала средства.
Из задумчивости его вывел громкий крик. Бабушка! Похоже, бежит к дому по тропинке, за кустами её не видно. Левой рукой схватил щит, а правой меч. Он уже достаточно уверенно владел этим «буржуйским» оружием. Прикинул направление и помчался наперерез. Проломился сквозь подлесок и выпрыгнул на тропу.
Прямо на Феоктистова, хватая ртом воздух, бежала бабушка Линде. Сил кричать у неё не было. Перекошенное лицо залито кровью. С развевающимися седыми космами, она как никогда походила на страшную Бабу-Ягу. Следом, почти доставая её топорами, неслись три воина в коже. А за ними, ярдах в семидесяти, с вилами, косами, заступами и граблям, небольшая толпа крестьян.
– Вот она, сволочь! Бей её! Бей!! Бей ведьму!!!
Появившаяся на дорожке фигура в подранном балахоне присела, подняла щит и довернула меч. Резким кивком опустила забрало. Бабушка буквально просияла, увидев одного из своих «волчат», и резко свернула. Преследователь с треском опустил топор не на её мягкую спину, а на невесть откуда появившийся щит. По инерции сам налетел на преграду. И почувствовал в своём животе чужой клинок.
Два его товарища успели отвернуть и развернулись. Но новый противник, вращаясь, уже выскользнул из-под раненого. Широким дуговым ударом отбил топор правого солдата и сбоку врезал по голове ребром щита. Отпрыгнул, уходя от атаки левого. Не останавливаясь, рубанул его по закрытой кольчугой шее.
Затем «волко-человек» яростно заорал. Великоватый ему, вытянутый шлем с незакрепленным забралом вдруг срезонировал на усиление. Пораженные крестьяне остановились, и Феоктистов сильными уколами добил раненых. Его узнали. «Рыцарь-оборотень»! В прорехах пятнистой накидки, как чешуя, выглядывала вязь кольчуги, запачканная свежей кровью. Он повернулся к крестьянам. Испуганные мужики бросились прочь. Но из кустов, отрезая путь, появился второй лесной ужас. Верхом на коне, закрытом таким же самодельным камуфляжем.
– Стоять!!! – раздался «нечеловеческий» крик первого. – Стоять или вы все умрете!!!
Это подействовало. Побросав оружие, крестьяне бухнулись на колени. Истово и дружно начали креститься, умоляя Пресвятую Деву и святого Дунстана помочь. Друзья связали пленённых веревкой, что догадливо принесла бабушка, собрали сельхозинвентарь и приступили к расспросам. Теперь, когда угроза его «стае» миновала, Феоктистов вновь не воспринимал простолюдинов как врага:
– В чём дело, уважаемые? Почему вы так злобно накинулись на эту женщину?
Насмерть перепуганные крестьяне молча таращились на «оборотня».
– Кажется, я знаю, в чем дело! – неожиданно сказал Николай. – Я тут к Солми наведался. В неё на рысях вошел конный отряд. Оттуда потом бабские крики и визги понеслись. Похоже, солдаты веселились. Из деревни они выехали караваном в 27 повозок, с барахлом, продуктами и связанными пленницами.
Горестный вой был ответом. Тёмный верзила вдруг рванулся из пут:
– Сволочь, я убью его!
И порвал веревку. Николай не растерялся и тут же, словно оглоблей, огрел детину копьём. Древко сломалось, но череп у мужика выдержал. Оглушенный, он снова осел к связанным. Уже седеющий крестьянин грустно произнес:
– Говорил я вам, что оброк нужно платить! А теперь не только добро наше барон забрал, так ещё и девки в рабство попали. Да и самих оборотням скормили.
– Да, Эл! – отозвался второй. – Обдурил нас хозяин. Да и сами хороши! Разве может ведьма сразу у всех коров молоко застоять? Баб нужно было пороть, чтоб выдаивали скотину, а не за ведьмой гоняться. А теперь, почитай, пропали!
– Так это солдаты барона натравили вас на колдунью?
– А то кто же, клянусь святым Виттом! – уже смелее откликнулся второй мужик. – Она, говорят, у коров молоко в вымени застаивает, чтобы животные мучились и дохли. А мы-то и поверили! Действительно, ведь орёт скотина благим матом. А сейчас-то понимаю, что как оброк платить перестали, да на себя работать начали, бабы три раза коров уже не доят – некогда. А они, сердешные, и орут!