Копье Лонгина. Kyrie Eleison

– Беренгарию, императору римлян и франков, почёт и процветание! – пропел епископ Гвидолин, лучезарно улыбаясь, несмотря на всю серьёзность момента.

– Приветствую вас, ваше преподобие! Немного удивлён вашим словам, ибо, насколько я понимаю, войско, стоящее позади вас, находится здесь как раз потому, что не признаёт меня августом римлян и франков.

– Суета, корысть и гордыня порой овладевают даже самыми достойными христианами, но нет такого спора, который невозможно было бы разрешить мирным путём!

– Ваши слова, ваше преподобие, вселяют в моё сердце радость и дарят надежду стоящим здесь тысячам христиан, что сегодня их чистая кровь не будет пролита.

– Все зависит от решения их владык земных, государь.

– От решения и их намерений. Чего же хочет ваш король Рудольф, осмелившийся украсть у меня корону лангобардов?

– Его высочество вполне устроят земли к югу от По вкупе с землями Милана и Павии. В этом случае его меч сегодня и навеки для вас останется в ножнах.

– То есть фактически мне предлагается безропотно оставить ему земли, которые он к сегодняшнему дню потерял? Мне нравятся молодые люди, у них всегда отменный аппетит!

– Да, и…

– Что ещё?

– Поскольку вам, цезарь, Господь всемилостивейший не дал возможности заиметь наследника, король Рудольф предлагает вам свою сыновнюю любовь и верность.

– Отчего же он не напросился в мои наследники, прежде чем объявляться здесь?

– Только лишь для того, чтобы вы поняли, насколько смел его меч, насколько верен его щит.

– Это возможно будет проверить сегодня.

– Король Рудольф печалится, что жизнь сотен примерных христиан сегодня окажется под угрозой.

– Всё в руках этого отважного короля. Если бы не его появление здесь, эти сотни христиан в этот благословенный день славили бы Господа, пили вино, растили детей, и ничто не угрожало бы их жизни. Король Рудольф возжелал иного, но мне отрадно слышать, что он готов изменить своим желаниям. Никто не тронет ни единого волоса с головы его и его слуг, если он сей же час развернёт своё войско и навсегда покинет чужие для него земли.

– Король Рудольф был призван на трон и коронован итальянской знатью и клиром с соизволения Господа.

– Коронован кучкой баронов-отщепенцев и священниками, чьи запросы простираются гораздо далее их скромных возможностей и чья верность сродни флюгеру в осеннюю пору, – повысил тон Беренгарий. – Всех вас, уцелевших после сегодняшнего дня от моего меча, постигнет наказание Рима.

– Карает не папа, карает Господь. В том числе и тем, что отнимает у храброго властелина его разум.

– Вы грозите мне, ваше преподобие?

– Нет, просто трезво оцениваю ваши силы. Кстати, либо моё зрение изменяет мне, либо в вашем войске отсутствует граф Гуго из Милана?

– Да, его нет в моем войске.

– Что же с ним приключилось?

– Не знаю, но, благодарение Господу, вы, судя по вашим словам, также этого не знаете, а значит, граф жив!

– Увы, но вы спешите со своими выводами так же, как и с вашими предыдущими словами о грядущем наказании нашем.

– Что случилось с Гуго, ваше преподобие? – разделяя слова на буквы-молекулы, процедил Беренгарий, мрачно и с полным отсутствием всякого почтения к отцу Церкви глядя в фальшиво-смиренные глаза епископа.

– Он принял смерть воина при переправе через По. Авангард его отряда разделил с ним его участь, прочие остались в Кремоне, дрожа от страха, вызванного силой моего войска.

– Вот как, – Беренгарий снял свой шлем и перекрестился. – Мир праху его! Покой душе его!

– Придётся очень долго ждать покоя души его, цезарь, – сказал епископ. – Граф Гуго умер у меня на руках, и прежде чем он получил от меня viaticum, он поведал мне о том, как двадцать пять лет назад, во время охоты на полях Маренго, он убил своего сюзерена и друга, императора Ламберта, отомстив тому за смерть своего отца.

Беренгарий тяжело вздохнул.

– Значит, все эти слухи, которые сопровождали его всю жизнь, на самом деле были правы.

– Да, и сказанное графом определённо роняет тень на вас и даёт Рудольфу дополнительные права.

– Как? Каким образом? Я принял Железную корону[26 - Железная корона – корона лангобардов, которой затем стали короноваться правители Италии.] ещё при жизни Ламберта, а императором стал спустя восемнадцать лет после его кончины при обстоятельствах, совершенно с его смертью не связанных.

– Как знать, как знать, цезарь! Дело в том, что Гуго спровоцировали на это убийство те, кто с тех времён являются вашими друзьями. По крайней мере, один из них точно.

– Кто же это?

– Альберих Сполетский и Теофилакт, сенатор и консул Рима! Альберих после этого захватил власть в Сполето и сослал старую Агельтруду в монастырь. После признания Гуго я теперь готов поверить, что и в смерти брата Ламберта тоже не всё чисто. За Альберихом же весьма чёткой тенью маячит ваша фигура, цезарь! Прямо или косвенно, но все действия Альбериха были на руку именно вам!

– Это ложь!

– И вы очень быстро, подозрительно быстро признали права Альбериха на Сполето, обойдя при этом родного брата Агельтруды.

На это Беренгарию нечем было возразить. Гвидолин довольно фыркнул.

– Известие обо всей этой истории приведёт к тому, что это ваше войско, – епископ вытянул руку в сторону лагеря Беренгария, – уже через неделю поредеет наполовину.

– Вы нарушите тайну исповеди? Впрочем, вы её уже нарушили.

– Да какая это была исповедь, государь?! Я принимал слова Гуго на неосвящённой земле, возле реки По, сидя на грязном песке, а вокруг меня толпились ланциарии, сразившие его, и они так же слышали всё то, что он говорил. Почти всё, – по-лисьему ухмыльнувшись, добавил епископ.

– Да, известие не сулит мне в будущем ничего хорошего, но сегодняшний день в самом разгаре, и ничто не помешает мне добыть победу в честном бою, под оком Страшного Судии, и доказать, что я более вашего бургундца достоин носить императорский мир и корону!

– Ваши доказательства могут значительно прибавить в весе, если вы согласитесь выслушать моё, теперь уже только моё предложение.

Беренгарий вскинул свой взор на епископа. Гвидолин улыбался со смесью ехидства и напускной печали.

– Чего же хотите именно вы?

– В моих силах сделать так, чтобы слова Гуго навсегда остались единственно в памяти моей и вашей….

– Чего же потребуете взамен?

– Самую малость, цезарь, самую малость. Шаг, который вам ничего не стоит сделать, как и вашему союзнику, епископу Рима. Уверен, папа не будет противиться этому, если ваши доводы будут подкреплены тем, что вы услышали только что. Восстановите же справедливость, покарайте сына за грехи отца его и освободите епархию священного Милана от недостойного пастыря его!

– Освободить для вас?