Хонорик и семь чудес света

– Смотрите, – показал он вперед. – Наверное, это еще одна хорошая примета.

Над лесом, чуть в стороне от дороги, поднимался в небо большой воздушный шар. Он медленно поворачился, словно давая возможность прочесть слово, начертанное крупными буквами на его покатом боку.

– Кра-со-та! – прочел Макар.

Именно так и было написано – по слогам, через черточки, с восклицательным знаком. Наверное, таким образом люди, поднявшиеся на шаре, хотели выразить окружающему миру свое восхищение.

– Вот и ориентир! – воскликнул папа. – Значит, не заблудились. Действительно, красота. Точнее не скажешь.

За лесом вдруг открылся просторный луг с причудливой излучиной речки. И в самом центре этой излучины, как на полуострове и совсем так, как во сне, который видел под утро Макар, стояли семь аккуратных домиков и почему-то чуть поодаль от всех восьмой… Бывают же такие провидческие сны!

Теперь Макар был абсолютно уверен, что они приехали сюда не напрасно.

Глава III. УДИВИТЕЛЬНЫЕ ПОДРОБНОСТИ

Уговоры закончились. Никого, впрочем, уговаривать уже и не нужно было. Не только Макар с Соней и Ладошкой, но и мама с папой просто онемели от восторга. Даже Нюк выглядывал из своего домика с невыразимым счастьем на мордочке и нетерпеливо трогал лапкой прутики своей клетки.

– Хорошо, что хозяев нет, – наконец прошептала мама, когда они вышли из машины и постояли минут пять молча. – Им некогда, и они просто дали ключи, чтобы мы осмотрели дачу сами, – объяснила она. – Увидели бы они, как мы обрадовались, еще передумали бы продавать. Или цену подняли бы…

– Ну вот еще, – не согласился папа. – Скворцы – приличные люди. Наоборот, они сказали, что готовы уступить.

– А у нас что, не хватает денег, чтобы заплатить этим скворцам? – дрожащим от волнения голосом спросил Макар. – И почему вы их так называете?

– А как же их называть, если это их фамилия? – засмеялся папа. – И не волнуйся, о цене мы уже договорились. Я вообще не понимаю, как можно торговаться. Это же… обман. Если продавец назначает первоначальную цену, а потом соглашается совсем на другую, значит, вначале он обманывал? Разве не так? Помню, в Турции я так и не купил красивейшее ожерелье… Продавец назначил умопомрачительную цену, я, естественно, не согласился. Но жалко, страшно жалко было, что у меня нет таких денег! Торговец посмотрел на меня внимательно и сократил цену вдвое. Я растерялся. А он, чуть погодя, сбавил цену еще, а потом еще… В результате цена стала меньше той, первоначальной, в десять раз. И у меня вполне хватило бы денег. Но… Я так был зол на этого торговца! Мне почему-то даже смотреть на него было противно. Я думал, что ведь он вначале явно обманывал меня, зная, что называет совершенно несусветную цену. И я не купил ожерелье.

Мама вздохнула. Наверное, она жалела, что ее не было тогда рядом с папой.

– Нет, – продолжил папа. – Скворцы – люди слова. Тем более что мы боимся повышения цены, а не понижения, как в моем турецком случае. Скорее уж Скворцы, как тот торговец, сбавят цену, а не повысят ее. Вот смешное получилось сравнение! В общем, можно считать, что мы сейчас находимся на своей даче. Хотя…

Странный народ эти родители! Если все так хорошо, то какие же могут быть сомнения? Чтобы прекратить все эти «хотя» и «если», Макар просто вырвал у мамы ключ и взлетел на крыльцо. Ступеньки под его ногами приятно скрипнули. Очень даже гостеприимно.

Макар был уверен, что он никогда в жизни не испытывал такого счастья. Осматривать свою дачу! Правда, намного приятнее было бы, если б они построили все это сами… Но, с другой стороны, здесь еще столько предстоит доделать, что переживать не стоит. Вот и лестница в мансарду без перил, и стены голые – между бревен лохмотьями торчит какой-то утеплительный материал. Ни мебели, ни подоконников. Правда, в углу большой комнаты аккуратно сложены ровненькие доски. Из них можно сделать какую хочешь мебель – хоть кровати, хоть тумбочки, хоть этажерки. Правда, Макар никогда не делал подобные вещи, но почему-то был уверен, что это несложно. Тем более если за дело возьмется папа.

«Глаза боятся, а руки делают», – любил приговаривать папа, когда принимался за какую-нибудь неизвестную прежде работу.

Перестелить, например, линолеум на кухне или поменять раковину в ванной. Правда, мама после такой работы не удерживалась, чтобы не заметить: «Вот-вот, правильная поговорка. Глаза боятся… взглянуть на результаты твоего труда».

Но папа обычно не обращал на такую критику внимания. Потому что получал от работы огромное удовольствие – независимо от результатов.

Вот и сейчас он уже примерял доски к окнам, намечая будущие подоконники, и размечал углы комнаты – наверное, предполагал сделать там полки.

– Мебель будет самодельная, – сказал он. – И кровати, и столы, и стулья. Так приятнее. И красить ничего не будем – пусть пахнет свежим деревом.

Мама нахмурилась. Упустила она все-таки момент, когда надо все объяснить! Когда все всем стало бы понятно и определенно – раз и навсегда. А теперь ее объяснения будут выглядеть как спор с папой.

– Хорошо, – сказала она. – Только в этом году, до зимы, мы просто не успеем ничего сделать своими руками. Хотя бы успеть утеплить домик. А раскладушки и матрацы мы привезем из Москвы. И столик. И стулья.

– И шкафы. И диваны. И гарнитуры.

Папа проворчал эти добавления, передразнивая мамин тон, и все не удержались от смеха.

«Не избежать долгих споров», – вздохнул Макар.

Лучше бы папа сразу сдавался, а не терял понапрасну время. Действительно, хватит на этот год и подоконников. Какая еще самодельная мебель? А когда заниматься всякими более интересными делами?

Продолжая разведку, Макар шмыгнул по лестнице вверх, чтобы выйти на небольшой балкон, которым он успел полюбоваться еще снизу, со двора. Балкон выходил в сторону речки. Макар встал на цыпочки и заглянул за край крыши. Отсюда вполне можно было осмотреть и весь поселок. Макар усмехнулся: почему это он примеряется к такому осмотру? Следить за поселком собрался?

– Почему бы и нет, почему бы и нет… – пробормотал он.

Вдруг в самом углу балкона, на полу, Макар увидел кусочек какой-то яркой ткани. Он поднял его. Странно, где же он встречал такой ядовито-бирюзовый цвет? Макар взглянул в небо, увидел шар и понял: точно такого цвета были и буквы, составляющие слово «Кра-со-та». Что ж, ничего странного. Макар ведь не знает, что здесь происходило до него. Вырезали из яркого материала большие буквы, а остатки ткани могли оказаться в любом месте дачного поселка.

«И почему я об этом думаю? – отмахнулся от своих мыслей Макар. – Наверное, хочется с первого же дня столкнуться нос к носу с какими-нибудь странностями. А настоящие странности просто так не встречаются…»

И, словно стараясь встретить что-нибудь на самом деле непонятное и таинственное, он поспешил продолжить разведку. Внизу по всей даче шастали туда-сюда родители, Соня и Ладошка. Только Нюк жалобно попискивал в клетке.

– Эх вы! – воскликнул Макар. – Сами ходите, принюхиваетесь, а зверюшку мучаете взаперти!

Правда, он тут же понял, что этот укор можно отнести и к самому себе. Макар открыл клетку, вытащил Нюка и пристегнул ему ошейник с поводком.

– Вот теперь можно и на разведку! – с радостью воскликнул он. – Сейчас мы такие секреты откроем…

Ладошка с Соней выбежали следом. Конечно же, надо поскорее ознакомиться со всем участком – вон какой он огромный! Забор ограждал его аккуратным прямоугольником.

– Ищи, Нюк, ищи, – пошутил Ладошка, позвенев в кармане мелочью.

– А вот это ты зря, – остановил его Макар. – Неужели ты не знаешь, что у животных нет чувства юмора? Они все воспринимают всерьез. И следующий раз Нюк ни за что не выполнит твою команду.

– Это как в сказке о мальчике, который кричал, что на него напали волки? – догадался Ладошка.

– Вот-вот, – усмехнулся Макар. – Все-то ты понимаешь.

– А по-моему, Нюк вполне различает, когда я шучу, а когда нет, – возразил Ладошка. – И чувство юмора у него есть. Особенное, хонориковое. – И подтверждая свои слова, он скомандовал: – Птички, Нюк!

Хонорик смешно покрутил мордочкой в поисках окна – по привычке, как в квартире, – а потом рванулся на поводке и мигом взобрался на ближайшую яблоню, на самый нижний сук. И стал смотреть на верхние ветки, пытаясь увидеть на них птичек. Ребята засмеялись.

– При чем тут чувство юмора? – сказала Соня. – Это находчивость. Нюк догадался, где здесь могут сидеть птички.

Соня вообще отличалась от обоих своих младших братьев тем, что все умела объяснить, притом объяснить правильно. Ну, то, что ей это удавалось лучше, чем Ладошке, было неудивительно: ему ведь было всего восемь лет. Но Макара она была старше только на два года – ей недавно исполнилось четырнадцать. А к тому же Соня была красивая… То есть Макар-то считал, что это совершенно ничего не значит. Какая разница для ума, под какими волосами он находится – под серебряными, как у Сони, или под самыми обыкновенными, как у всех девчонок? Но вот взрослые обычно ахали, увидев его сестру, да к тому же очень удивлялись: как это такая красивая девочка, похожая на русалку с зелеными глазами, не говорит глупостей?

Макар считал, что именно назло этим глупым взрослым Соня и стала такой умной.

Поводок хонорика все натягивался, и Макар непроизвольно отпускал его. Нюк полез вверх по стволу, дотянулся мордочкой до какого-то предмета и осторожно обнюхал его. Потом взял зубами и стал спускаться обратно.

– Вот, нашел что-то вместо птички, – засмеялся Ладошка. – А вы говорите, что у Нюка нет чувства юмора. Он же играет в охоту! А раз играет, значит…

Ладошка не договорил. Потому что уставился во все глаза на предмет, который держал в зубах Нюк.

– Ой, что это? – в один голос воскликнули ребята.