Моя малая родина
Городу Галичу Костромской
области посвящается
Родина малая… В давние годы
Жили здесь меря, мордва, кострома.
Чем занимались? Наверно, охотой,
Лес их кормил, пополнял закрома.
Вечно искали себе пропитанье —
Выжить непросто в тех дебрях глухих.
Голод и холод, болезней терзанья —
Спутники предков далеких моих.
Годы текли, проходили столетья,
Так же всё прыгал и ухал шаман,
Только в лесах – избежать лихолетья —
Стало селиться всё больше славян.
Время идет – кострома обрусела,
Стали в лесах возводить города:
Плотничать предки с пеленок умели,
Сыпать валы научились тогда.
Жить бы им тихо, как север привычен,
Нет – захотелось кусок пирога.
Галич пошел, путь для нас необычен,
Путь на Москву – Галич ей не слуга!
…Царское войско потом отыгралось,
Дмитрий Шемяка бежал в Новоград.
А галичанам, конечно, досталось,
Серый народ – он всегда виноват.
Годы потом потекли торопливей.
С наших лесов царь взошел на престол.
Только не стали селяне счастливей —
Бедность, убогость да бегство в раскол.
Новые беды идут меж дворами:
Царь строит город средь невских болот,
Требует он мужиков с топорами.
Много их в этих болотах помрет.
Войны да голод, святынь поруганье,
В избах коптилки, зимой теснота.
Боже, за что им такое страданье —
Сзади беда, впереди маята…
Вот и напьется мужик спозаранку,
Пьянство то стало народной бедой.
Столько пропало людей через пьянку,
Сколько не угнано было Ордой…
Как вы живете, мои дорогие,
Смирные люди, мои земляки?
Вы – это малая капля России,
Родины малой большие полки.
Малая родина! С нежной любовью
Кланяюсь, мать, я тебе до земли.
Дай тебе господи счастья, здоровья,
И чтоб тобой мы гордиться могли.
Ноябрь 1999 г.
Кто мы?
Учили в школе: были времена
и демократии, и деспотии,
а чем жила в веках моя страна,
какое место в мире нам найти ей?
…Дробились земли в Киевской Руси,
и русичи друг с другом воевали.
Междоусобья – наши палачи,
и меры здесь князья порой не знали.
И триста лет под игом стонет Русь,
а еще триста – право крепостное.
Что с русским стало – высказать боюсь:
он стал рабом – больным, как рана с гноем.
Монархи просвещенные пришли,
но Пётр раба считал лишь материалом,
а немка, что «великой» нарекли —
всё для дворян! Рабов не замечала.
А раб ещё сто лет в рабах ходил,
и в генах это рабство не пропало,
за деспотию он, понятно, был, —
его душа другого и не знала.
Случалось, правда, раб и бунтовал,
но тут другой раб, с саблей и в шинели
его колесовал, давил, стрелял,
пока рабы очнуться не успели.