– Не обязательно радужный, – сказал Борис, – можно возродить пасхальные традиции, например. «Так поцелуемся, давай, прохожий, прости меня за чистый интерес, мы на людей становимся похожими» – чем не скрепа?
– Можно и так, – согласился Матвей, – что в лоб, что по лбу. Паразиту без разницы, какими рационализациями заражённые обставят его распространение. Хоть через причастие, хоть через языческие оргии. Главное – результат.
– С другой стороны, – сказал Борис, – идеи Горева о мультиверсе распространяются в каноническом виде, практически без модификаций. Как будто пацифик каким-то образом блокировал возможность зарождения ересей, которые, по идее, должны были буйно расцвести вокруг этой религии.
– Не совсем так, – возразил Матвей, – какие-то теоретические разногласия там всё же есть. Например, одни считают, что бесконечное множество параллельных вселенных существует изначально, другие – что вселенные расщепляются в моменты выборов, порождая всё новые и новые миры.
Борис энергично махнул рукой.
– Не суть! На этическую составляющую религии эти споры не влияют. Католику же неважно, сколько ангелов уместится на острие иглы, с исполнением заповедей это никак не связано. Горев дал мультиверсовцам простую картину – множественность миров и возможность личного выбора. Всё, большего им и не надо. А физическое обоснование множественности вселенных – это интеллектуальная игра для схоластов, погоду они не делают.
Матвей согласно кивнул, и Борис продолжил:
– Но если религия канонична, то можно предположить, что и ритуал распространения в итоге станет единообразным. Одно человечество, одна Земля, одна вера. Добро пожаловать в новое средневековье! Которое, кстати, может наступить уже завтра.
– Вряд ли завтра, – возразил Матвей. – Пока у правительства не будет вакцины, у новой религии не будет господдержки. Возможно, будет даже какое-то умеренное сдерживание. Правители должны надёжно защитить собственное здоровье, не в бункерах же им сидеть. Кроме того, им нужна армия, силовики и прочие агенты насилия – тоже надёжно защищённые от инфекции. Заразить армию потенциального противника пацификом – это был бы удар посильнее нейтронной бомбы.
Борис криво усмехнулся.
– Забавно! Мы ведь всегда считали, что в армию и в органы идут люди не самые продвинутые. А по итогу может оказаться, что только у них и останется свобода воли. Только они и останутся людьми в полном смысле слова.
– В старом смысле слова, – поправил Матвей.
31
Борис убрал телефон, выбрал капучино и приложил карту к кофейному автомату. Поднёс стаканчик к губам, обжёгся и отставил его в сторону. Потом повернулся к Матвею и продолжил прерванный разговор.
– Как ты думаешь, мы ведь не первыми обнаружили этого паразита?
– Скорее всего. Видимо, его изучают уже несколько месяцев, если не лет. И не только в нашей стране. Но вся информация закрыта. Уверен, если мы захотим опубликовать какие-то материалы по этой теме, у нас тоже ничего не получится.
– Но почему? Надо же бить в набат, мобилизовать всех на борьбу! Время же уходит, неужели никто этого не понимает?
Матвей пожал плечами.
– Видимо, мировая элита взвесила все варианты и решила, что лучше настроить паству не на борьбу с паразитом, а на мирное сосуществование. По принципу «не сопротивляйтесь, расслабьтесь и получайте удовольствие».
– Они что, вконец охренели?
– Отнюдь. Сам подумай. Люди свободной воли неудобны любой власти. То ли дело плюшевые тушки, управлять такими – одно удовольствие.
Борис снова схватил стаканчик с кофе и снова отставил его, не сделав ни глотка.
– Но люди же должны понимать, что они теряют!
– Да ничего особо ценного для себя, мы ведь уже говорили об этом. Вспомни: «Люди убивают царя не с целью освобождения, но для того, чтобы поработить себя ещё более тяжкому игу».
– Маркузе? – спросил Борис.
– Горячо, но мимо. Отто Ранк.
– Один хрен, – махнул рукой Борис. – А мы можем хоть что-то сделать?
– Сомневаюсь. У них же такие прогрессивные лозунги – «За всё хорошее», «Твори добро», «За мир во всём мире». Кто же рискнёт выступить против этого.
– «Пис во всём писе», – повторил Борис, вспомнив лозунг первомайской монстрации.
– Именно. Теряют они самую малость, какой-то неудобный интеллектуальный аппендикс. А взамен приобретают весь набор гуманистических ценностей.
– Всё равно не понимаю! – сказал Борис. – Как можно отказаться от своей сути?
– Может, и хорошо, что не понимаешь, – ответил Матвей. – Пока остаются такие непонимающие, надежда ещё есть.
– Надежда на что?
– Не на честную борьбу, к сожалению, – вздохнул Матвей. – В инете нам и слова не дадут сказать. Выступить сейчас против паразита – значит выступить против всей пацифистской повестки; за это везде банят влёт. Приклеят ярлык мракобеса – и всё, тебя больше нет, для блогосферы ты станешь невидим. Нелицо, как Оруэлл прописал. Да и не сможем мы предложить людям повестку более привлекательную, чем религия мультиверса. На коротких дистанциях она рвёт все прочие, как Тузик грелку.
– А на длинных? – спросил Борис.
– А на длинных может оказаться, что это тупик. Что добрыми выборами вымощена дорога к деградации. Но кого когда-нибудь интересовали длинные дистанции?
Несколько минут они стояли молча. Наконец Борис допил свой кофе и спросил:
– Матвей, я не понимаю, зачем я вообще в этом проекте? Варвара работает день и ночь, Аруджанов что-то делает, я даже не пытаюсь понять что. А я только смотрю на надвигающийся мрак и ужасаюсь. Пользы от меня – как с козла молока.
Матвей улыбнулся.
– Ты всё понял правильно. Именно в этом твоя миссия – смотреть и ужасаться. Давид и Варвара выполняют свои локальные задачи; но кто-то должен видеть проблему и со стороны.
– Для этого есть ты, – возразил Борис, – ты же видишь проблему?
– Мне кажется, вижу, – ответил Матвей, – но иногда я сомневаюсь, могу ли себе доверять.
32
Вечером Варвара Петровна позвонила Борису и сказала, что лечение закончено. Захватив по пути Матвея, Борис поспешил к ней в кабинет. Выслушав рассказ о состоянии пациентки и оптимистичный прогноз, он задал мучивший его вопрос:
– Варвара Петровна, скажите, когда можно будет вернуть ребёнка?
– Видишь ли, Боря, лечение было довольно радикальным. Организм должен оправиться, а на это потребуется время.
Она хотела ещё что-то сказать, но её прервал сигнал вызова. Матвей достал телефон и, поговорив с минуту, поставил его на громкую связь.
– Повтори, пожалуйста.
– У главного входа собирается толпа, – раздался голос из динамика, – пока активных действий не предпринимают. Но толпа растёт.
– Спасибо, – сказал Матвей и нажал «отбой».