Н а т а л и. Мы и с Пушкиным скромно жили. Не всякий день знали, чем слуг кормить. У него деньги сквозь пальцы текли… карты, ненужные подарки…
А з я. Он не только исполнял, но и предупреждал твои желания.
Н а т а л и. Я помню лишь постоянное безденежье.
А з я. Но при нем деньги приходили. А теперь где их взять? Одна квартира съест все, что может прислать Дмитрий. А у него целый дом пустует.
Н а т а л и. Какой?
А з я. Тот, что мы красным называли.
Н а т а л и. Все равно, отъезд – против моей воли. Отвыкла я от той жизни.
А з я. Как отвыкла, так и привыкнешь.
Н а т а л и. Там я не в своей тарелке… как гостья.
А з я. В Петербурге мы тем более гости. Столичных обычаев не знаем, и знать их не хочется. Уезжать надо, чтобы интерес к нашим персонам поутих. Да и нам от городской суеты отдохнуть давно пора. Вревская, бывшая тут в январе, говорит, что уже и в Тригорском о нас наслышаны. И Ольга из Риги тоже делится слухами: зачем у невестки Сергея Львовича ложа в театре, зачем на туалеты тратятся бешеные деньги, когда свекор бедствует…
Н а т а л и. Туалеты тетушка оплачивает!
А з я. Будешь это всем объяснять? Считается остроумным бранить тебя везде и за все. Достается и Александру: он – чудовище, а Ольга – жестокосердная дочь.
Н а т а л и. На каждый роток не накинешь платок…
А з я. Александр думал иначе…
Н а т а л и. За это и поплатился. Кому какое дело до наших денежных отношений?
А з я. Думаю, никому. Но свекор твой плачет и жалуется каждому встречному и поперечному на нищенство свое…
Н а т а л и. …имея при этом тысячу двести душ в Нижегородской губернии…
А з я. Не нам его судить. Но если в столице заняты пересудами да скандалами, так в
провинции сам бог велел. Да и мы к тому повод давали. Ты же не за Протасова или
Хлюстина замуж вышла.
Н а т а л и. Причем тут наши бирюки?
А з я. Да не причем… Просто в России два имени на слуху – императора Николая и поэта Пушкина.
Н а т а ли. Стихов-то нынче кто не пишет…
А з я. Ты стихов не читаешь и не судья им.
Н а т а л и. Они не мне посвящены и читать их – как в чужую переписку заглядывать.
А з я. Настоящая поэзия отчуждена от адресатов.
Н а т а л и. Я слишком близко общалась с Пушкиным, чтоб считать его стихи отчужден-
ными от его пассий.
А з я. Они больше в его фантазиях живут и пропадают, а ты остаешься. Легче забыть…
Н а т а л и. Забудешь тут, когда стоит мне только забеременеть, как он пускается во все тяжкие. Даже находясь со мной, готов был бежать за Крюденершей… краснел от своей сдержанности.
А з я. Амалия действительно прекрасна. Но Александр краснел не от сдержанности, а от твоей пощечины, насколько я знаю.
Н а т а л и. А комплименты каждой встречной в стихах – это как?
А з я. А флирт с каждым встречным – не то же самое?
Н а т а л и. Не с каждым.
А з я. Тем более подозрительно.
Н а т а л и. Твоя тезка Россет часами с ним общалась, и им было весело и интересно, а со мной он зевал!
А з я. И ты зевала, слушая его стихи. Но он тебя любил!
Н а т а л и. Любил ли? Сама говоришь, что его стихи могут быть обращены к любой женщине. Значит, и адресаты обмануты?
А з я. Каждой хочется примерить его обращения к себе.
Н а т а л и. Что примерять? Грезы? Сказки? Слова же ничего не меняют в нашей жизни!
А з я. Еще как меняют! Сломя голову бежим за тем, кто признается нам в любви, выходим замуж за обещания, а это ли не перемена жизни?
Н а т а л и. Да уж, о любви сказано столько, что своих слов уже не надо: достаточно напрячь память. Чужие слова принимают за настоящие чувства. И их, в свою очередь, принижают до скотских, и на месте любви остается разврат.
А з я. Что говорить? Имеешь ты любовника или нет – все равно ославят, кого-нибудь присватают. И как не позаботиться о первой красавице, неотесанной провинциалке? Ты и стала жертвой распущенности: все сочувствовали домогательствам Дантеса.
Н а т а л и. Ты ничего не понимаешь!
А з я. Где уж мне… За неимением других интересов люди ударяются в чужие дела и заботы… Ты забыла, как возмущался Александр, когда графиня Нессельроде отвезла тебя в Аничков без его ведома?
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: