Кара ледоруба

До дому Варвара Ефимовна добиралась долго: ноги не держали. Присаживалась прямо на землю. Мысли в голове путались, немыслимое известие настолько поразило ее, что она не понимала, где находится. Беспомощно и подслеповато оглядывалась по сторонам, не зная, куда идти. Временами ей казалось, что ничего дурного с дочкой не случилось, врачи что-то напутали, ей в больнице окажут помощь и через пару дней она вернется. Подойдя к знакомой калитке, Варвара Ефимовна тяжело оперлась на нее. На пороге появился Игнатий Иванович, который, проснувшись, обошел дом и обнаружил только крепко спящего сына.

– Игнат, нашу Катю насмерть сбила машина, – еле слышно произнесла Варвара Ефимовна.

Муж подбежал к ней, ухватил за руки.

– Мать, ты соберись, соберись.

Варвара Ефимовна непонимающе смотрела на него.

***

О том, что сестра погибла, Андрей узнал не от родителей. Пробудившись, вышел на кухню и удивился, не увидев сестренку, которая в это время обычно готовила завтрак для семьи. Тишина в комнате родителей еще больше обеспокоила, но открывать дверь не решился. Загулялась сеструха, подумал он, дивясь ее поступку. У мамы с папой, должно быть, совещание по этому поводу. На двери кафе красовалась табличка с надписью «Закрыто». Андрей нетерпеливо подергал дверь, за стеклом возникла официантка. Лицо ее перекосилось, будто увидела динозавра.

Она усадила его за столик, метнувшись в подсобку, принесла коньяк, две рюмки и тарелку с шашлыком.

Разлив спиртное, предложила:

– Выпей, Андрюшка. И я вместе с тобой. Чокаться не будем.

Он с недоумением уставился на нее. Опухшие веки, слезливые глаза и вид побитой собаки.

– Что случилось?

– Влад позвонил, ему гаишники рассказали. Они «девятку» с разбитым лобовым стеклом тормознули. За рулем сидел молодой парень, по виду трезвый, рядом с ним – поддатый пассажир, а на заднем сиденье – две клюкнутые девицы. Водитель, назвавшийся Михаилом Сушковым, сразу раскололся, мол, живет в Калуге, в Крым его на «девятке» привез приятель. Сидели они в баре, тот хряпнул водки, вот и пришлось Сушкову садиться за руль, хотя прав у него нет. Ехал под шестьдесят, что-то грюкнуло в стекло, девушки завопили, что это кирпич, потребовали отвезти их домой.

Заметив, как непроизвольно сжались кулаки Андрея, официантка мягко посоветовала:

– Влад без тебя разберется. Подумай лучше о родителях. Ты у них один остался.

Парень залпом выпил коньяк, бросил в рот комок плохо прожаренного мяса, встал и удалился.

Горе, внезапно свалившееся на семью, оказалось настолько непереносимым, что Горностаевы практически не общались, жили наособицу. Андрей, отрешенно уставившись в потолок, валялся в кровати, ел неохотно, после долгих уговоров мамы. Вернувшись в свою комнату, обдумывал планы мести. Через несколько лет мама рассказала, что на третий день после гибели Кати к ним приехали двое молодых москвичей. Предложили в качестве компенсации баснословную сумму, причем в долларах. Отец выставил их за дверь, сказал, что жизнью дочери не торгует, пусть отдадут бабло кому угодно – милиции, прокурору или судье. Объяснил супруге, что не хочет, чтобы убийца дочери по земле ходил, улыбался и в ресторанах музыку слушал. Его словам мама тогда не придала значения, в горячке чего только не скажешь.

Влад нанял хорошего адвоката, часто наведывался, делился новостями. Сушкова задержали: скрылся с места происшествия, да к тому же российский гражданин. Укатит домой, попробуй выцарапать. Однако прокуратура санкцию на арест не дала, через трое суток его выпустили на свободу под обязательство не выезжать за пределы города. Через две недели он уехал в Калугу. Дело передали от одного следователя другому.

– Затягивают, хотят отмазать урода, – высказал опасение Игнатий Иванович.

– Менты говорят, что если даже суд не найдет состава преступления, то статью «оставление в опасности» никто не отменял, – успокоил его Влад, но тот ему не поверил.

Через месяц Влад позвонил и рассказал, что приезжает Сушков, на ближайший понедельник следователь назначил ему очную ставку со свидетелем, чтобы установить, с какой скоростью ехала «девятка», когда сбила Катю. Мероприятие пройдет в два часа в здании ГАИ, в кабинете следователя. Позже Влад не раз жалел об этом разговоре, за язык его никто не тянул.

Игнатий Иванович, доселе пребывающий как бы в столбняке, ожил, на лице появилось осмысленное выражение, а в глазах нездоровый блеск. Сбрил изрядно отросшую бороду, залез на крышу и в одиночку просмолил толь, хотя нужды в этом не было. Показал жене, как регулировать отопительную систему, чтобы она не разморозилась.

– Ты далеко собрался? – удивилась Варвара Ефимовна.

– Мать, ты должна это знать, – ответил он, отводя глаза.

В роковой понедельник Игнатий Иванович зашел к сыну.

– Присмотри сегодня за матерью, хорошо? – попросил будничным тоном.

Андрей удивился и пообещал никуда из дому не отлучаться. К тому времени он выяснил, где в городе можно купить пистолет, оставалось только раздобыть деньги. Калужский адрес выродка пообещал узнать Влад. Андрей много раз представлял, как звонит в квартиру, убийца сестры открывает дверь, а он нажимает на курок. Один раз, второй, третий. До тех пор, пока не опустошит всю обойму. Пускать себе пулю в лоб Андрей не собирался, слышал, что в тюрьме мстителей уважают, не пропадет.

Часа через три к дому подкатила скорая помощь. Заслышав шум машины, Андрей выбежал во двор и недоуменно уставился на вывалившихся из нее гостей. Влад и двое медиков, сосредоточенные и смурные.

– Где мать? – шепотом спросил Влад.

– Не знаю, – тихо ответил Андрей. – В кухне, наверное. А что случилось?

Троица проследовала в дом, парень заторопился за ними.

Мама жарила на плите картошку. На ее стареньком вылинявшем платье красовался белый передник. Увидев Влада и медиков, вошедших гуськом на кухню, побледнела, выронила деревянную ложку, которая, упав на пол, забрызгала его каплями подсолнечного масла, едва передвигая ноги, добралась до стола и грузно опустилась на стул.

– Тут такое дело, Варвара Ефимовна, – глухо проговорил Влад и оглянулся на врача, который, поставив на пол чемоданчик с красным крестом на боку, деловито копошился в его содержимом. – Игнатия Ивановича больше нет.

Помолчав, почему-то уточнил:

– Умер.

К маме подошел медик со шприцем и сделал ей укол. Его коллега с беспокойством взглянул на Андрея. Тот с трудом выдавил из себя:

– Не надо.

Подойдя к матери, опустился подле нее на пол, уронил голову ей на колени. Она прижала ее к животу, ласково теребя волосы сына, несколько раз повторила:

– Крепись, мальчик, крепись.

Медики отвели маму в спальню, вышли минут через десять, сообщив Владу и Андрею, что часа два пациентку лучше не беспокоить. В случае нервного срыва следует немедленно вызвать бригаду.

После отъезда врачей Влад провел Андрея в его комнату, предложил прилечь. Андрей сел. Глаза его оставались сухими, трагическая новость как бы пролетела сквозь него, не затронув сердце, он еще не осознал в полной мере правду, ужасную и беспощадную, неумолимую и бесчеловечную. Сначала Катя, теперь – отец? Такого просто не может быть. Всего несколько часов назад он видел папу живым и здоровым. С чего бы ему умирать?

Влад медленно, с трудом, запинаясь и прокашливаясь, начал рассказывать. В кабинете кроме следователя, находилось несколько человек. Вошел Сушков со своим адвокатом, женщиной. Свидетель запаздывал. К удивлению следователя, на пороге появился Игнатий Иванович, которого он не вызывал, и сразу спросил:

– Кто здесь Сушков?

– Да вот же он, – указала рукой на подзащитного адвокатша.

Игнатий Иванович подошел к нему, обнял левой рукой. В правой, прижатой к животу, держал какой-то предмет. Раздался громкий щелчок, а затем прогремел взрыв. Менты уверяют, что если бы вместо гранаты РГД-5 взорвалась Ф-1, осколки которой поражают в радиусе двухсот метров, в кабинете никто бы не выжил. А так погибло двое. Остальные отделались легкими ранениями.

– Не знаешь, где отец гранату раздобыл? – поинтересовался Влад.

Андрей пожал плечами. Какая разница? Отца больше нет, а все остальное не имеет значения. Он похолодел: если бы сам убил подонка, батя остался бы жив.

Влад, должно быть, догадался, что его мучает.

– Андрюха, ты для меня вроде младшего брата. Не казни себя, так получилось. Я переночую у вас, не возражаешь?

Андрей отмахнулся, делай, как знаешь. Уткнувшись лицом в подушку, он зарыдал в голос, его тело содрогалось в конвульсиях. Влад, присевший на краешек кровати, молчал и подрагивающей рукой вытирал со своих щек слезы.

***

На четвертый день добровольного заточения к Андрею в номер отеля пришли гости, смущенные и обеспокоенные. Матвей и Снежана, чувствуя себя виноватыми, поинтересовались, болит ли нога, не нужны ли лекарства, наперебой начали объяснять, мол, если бы знали о травме, не потащили бы его на гору.

– Бросьте, ребята, сам виноват, – с улыбкой успокоил их Андрей.

Переглядываясь, молодожены поведали, что есть замечательная экскурсия на Памуккале. Эта гора – нечто вроде белоснежной пещеры наизнанку. На ней больше дюжины минеральных источников, вода тысячи лет стекает по склону, в результате появились каскады обалденно красивых бассейнов, называемых травертинами. Но это не главное. Андрей сможет искупаться в целебном бассейне Клеопатры, который лечит множество болезней, к нему туристы со всего мира съезжаются. Когда нога перестанет его беспокоить, можно будет туда скататься. Если у него с деньгами не густо, они готовы все расходы взять на себя.

Горностаев пообещал подумать. После их ухода залез в интернет, позабавило, что между травертинами на Памуккале ходят исключительно босиком. А что касаемо Клеопатры, турки любят пыль в глаза пускать, египетская царица, пожалуй, бассейн и в глаза не видела, но почему бы и не поплескаться, глядишь, и в самом деле полегчает. Да и лабораторным феям будет о чем рассказать. Разглядывая электронную карту Турции, он подумал, что у турок с морями раздолье, на севере – Черное, на юге – Эгейское, а вот с высокими вершинами не густо, только один пятитысячник – Арарат. Если бы армяне по милости большевиков не лишились горы, он бы на нее поднялся. И не ради мифического Ноева ковчега, хотя некоторые альпинисты клянутся, будто видели во льду нос корабля, а дабы обозреть с верхотуры сразу три страны – Турцию, Иран и Армению. Приятель, побывавший на горе, написал, что зря угробил кучу времени и денег на перелеты, к тому же турки без специального разрешения, именуемого пермитом, на вершину не пускают, а сам подъем подходит даже тем, кто в альпинизме не сечет.

Горностаев заинтересовался Араратом по той причине, что его проект под названием «самые высокие вершины стран и континентов», который он задумал осуществить в одиночку, почти исчерпался. Первым в его списке значился Эльбрус. Соло прошло без сучка и задоринки, в чем он не сомневался, поскольку выпендриваться не стал и выбрал классический южный маршрут: километр подъема от скал Пастухова – ерунда.

Да и готовился не абы как: на двуглавой вершине побывали тысячи восходителей, даже пенсионерам она под силу, между тем поглотила больше жизней, чем Килиманджаро или Мак-Кинли.

Килиманджаро, которую альпинисты ласково называют Кили, считается крышей Африки. Расположена гора в Танзании, если бы она не являлась обязательным пунктом проекта, Андрей не стал бы с нею связываться.

Восемьсот баксов за пермит – форменный грабеж. Да и местные власти вцепились в нее не на шутку: неукоснительная регистрация, восхождение только в составе группы, причем в сопровождении носильщиков, именуемых портерами, и непременно с гидом. От портеров Андрей отбоярился, а с гидом Мачаме общался жестами: какой там русский язык, тот и в английском не кумекал, но зато оказался классным парнем. До пика Ухуру, самой высокой точки Кили, они добрались за три дня. Могли бы управиться и быстрее, но гид посоветовал подняться на пик до рассвета, чтобы в поднебесье встретить восход солнца. К оранжевой таблице с надписью Mount Kilimanjaro, торчащей на вершине, они подошли в шесть утра, когда светило едва вспороло горизонт. Клочковатые облака под ногами полыхали, будто их облили бензином и подожгли, но как только ярко-оранжевый диск приподнялся повыше, пожар утихомирился, а окоем зарумянился, разлился вширь, заполнив все видимое пространство, которое по мере подъема солнца окрасилось сначала в бледно-голубой, а затем в бирюзовый цвет. Пораженный диковинным зрелищем, Горностаев пожалел, что в фотоаппарате из-за мороза сели батарейки. Расставаясь с Мачаме после восхождения, Горностаев сгреб его в объятия, отвалил нехилые чаевые. Еще до поездки на гору Андрей узнал, что национальный парк, на территории которого расположена гора, ловко устроился: гидам не платят ни копейки в расчете на то, что деньгами их будут снабжать туристы.

Третьим в списке Андрея значился Мак-Кинли – шеститысячник Аляски, которую Россия продала американцам. Это самый высокий пик Северной Америки. В базовый лагерь Горностаев прилетел на самолете. Никакой разницы между днем и ночью, всюду снег и камни, народу до черта: одни спускаются, другие поднимаются. На подъеме американский гид, сопровождающий спускающуюся группу, возмутился, почему Андрей не пристегнулся к веревке. Горностаев английский к тому времени кое-как освоил, но послал его чисто по-русски. Тот не обиделся, сказал, что русских альпинистов за версту видно, но в его группе японцы, народ дисциплинированный, попросил не искушать их безалаберностью. Спустившись в базовый лагерь, расположенный на высоте четыре тысячи триста метров, Горностаев насчитал более двухсот палаток и впервые подумал, что его проект далеко не свеж – устарел лет эдак на пятьдесят.

Готовясь к поездке на Памир, Андрей утешался тем, что таджики, в отличие от шустрых африканцев, плату за восхождение на свои вершины ввести не догадались. Правда, самую высокую гору – пик Коммунизма – таки переименовали в честь эмира Исмаила Самани, а вторую по высоте вершину – пик Ленина – стали называть Абу Али ибн Сина. Горностаев не возражал, Авиценну в мире все знают.

Памир слегка смущал Горностаева, на семитысячники он раньше не поднимался, а дополнительные две тыщи метров по вертикали не шутка. Для себя решил, хоть убейся, а пик Коммунизма надо штурмовать. На спуске с пика Ленина, куда менее сложном, в семьдесят четвертом году, погибли восемь советских альпинисток, якобы из-за плохой акклиматизации и снежной бури, валившей с ног. Об этой трагедии тогда написали все газеты мира. У Андрея сложилось собственное мнение: не нужно создавать чисто женские группы, каждая из девушек, сама по себе, могла бы справиться и с горняшкой, и с обморожением, а вместе они слишком понадеялись друг на друга. А еще лучше – ни на кого не рассчитывать, полагаться только на себя. С жертвами пика Коммунизма еще хуже, в тридцать третьем при первовосхождении погибли двое альпинистов, в последующие годы количество жертв только увеличивалось, будто гора, осерчав, мстила за то, что стала местом паломничества.

Зря Горностаев так опасался пика Коммунизма, в базовом лагере насчитал более двадцати палаток, нашлись такие же, как и он, одиночки. Ребята долго обсуждали тактику штурма, делились советами. Если не считать обмороженные ноги, гора отнеслась к Андрею по-родственному, как к сыну, который не ладит с головой. А вот одного из альпинистов, который штурмовал гору в сопровождении видавшего виды гида, не пожалела. Бедняга сорвался с гребня и упокоился на высоте семь тысяч метров. Этот случай в базовом лагере долго обсуждали и ожесточенно спорили. Куда смотрел гид, почему не страховал. Андрей в полемику не вмешивался, понимая, что никакой проводник, будь он десяти пядей во лбу, абсолютную безопасность в горах гарантировать не может. Это не Горностаев придумал, так сказано в правилах ассоциации международных гидов. Любое восхождение на семитысячник – риск вроде гусарской рулетки.

На Тупунгато в Аргентине Андрей поднялся из принципа, все же самая высокая точка Южной Америки. Никаких промежуточных лагерей, по сравнению с пиком Коммунизма, пустячная прогулка. В Австралию, где главенствует гора Косцюшко, едва превышающая высотой два километра, решил не лететь, это уже пародия, а не альпинизм. Вместо нее поднялся на Монблан, не дотягивающий до пяти тысяч. В хорошую погоду на него забираются инвалиды и преклонные старики.

В Гималаях Андрея интересовал только Эверест, его он оставил на закуску, а в качестве разминки решил подняться на Белуху: как ни крути, наивысшая вершина Алтая и Сибири. Знал бы, чем все закончится, лучше бы выбрал Урал, вскарабкался бы на гору Народная, выше которой в регионе нет, а заодно до отвала наелся бы хариуса и нельмы.

Горностаев усмехнулся, вспомнив Оксану, которая в присутствии коллег во время обеденного перекуса как-то заметила, что все страны мира он рассматривает только с одной точки зрения – наличия или отсутствия горных вершин. Андрей рассердился и начал доказывать, что это не так. Оксана ехидно улыбнулась и спросила:

– Насколько мне известно, ты и на Монблане побывал?

– Ну и что?

– На Италию и Францию с верхотуры полюбовался?

– А как же.

– Я тебя и не осуждаю, но по пути мог бы заглянуть в Рим или в Париж, посетить знаменитые музеи. Поверхностный у тебя кругозор, Андрюша, ограниченный, нельзя игнорировать духовные ценности. Считаешь, на Джоконду с ее неразгаданной улыбкой можно и в интернете поглазеть? Согласись, это все равно, что рассматривать фото Эвереста на экране компьютера.

– Не обращай на Ксюшу внимания, она просто завидует, – посоветовала Надежда Леонидовна.

– Вовсе нет, – возразила Оксана. – Я считаю, что красоту природы в должной мере может оценить только просвещенный человек, и не обязательно переться к черту на рога.

– Не знаю, насколько я просвещена, – с иронией прокомментировала Надежда Леонидовна. – Меня, например, ни на какую вершину не заманишь, а в Париж скаталась бы, да только не за что. Спасибо Союзу, успела по профсоюзным путевкам съездить в Москву и Ленинград, в Третьяковке и в Эрмитаже побывала.

– Вот-вот, – подхватила Оксана. – А нашему Андрюше музеи по барабану. Не так ли, Горностаев? Чего молчишь?

Андрей пожал плечами. Говорить не мастак, а банальностями Оксану не проймешь. Вряд ли он сумеет доходчиво объяснить, что такое риск, от которого покалывает сердце и бегают мураши по коже, и убедить ее, насколько это здорово – преодолевать самого себя, испытывая организм на разрыв.

– Я собираюсь на Белуху сходить, почему бы тебе не составить компанию? – предложил он. – А там разберемся, кто из нас образован наилучшим образом.

– Оно мне надо, – возразила Оксана. – Причем здесь образованность?

– Сдрейфила! – возликовала Надежда Леонидовна. – Языком молоть – не ледорубом махать.

Молчавшие во время разговора женщины весело расхохотались, чем привели Оксану в замешательство. Она зыркала по сторонам и о чем-то долго размышляла. Решившись, выпалила:

– Не думайте, что взяли на слабо. Как бы тебе, Андрюша, пожалеть не пришлось.

Но случилось так, что Оксана в разгар лета за две недели до отъезда подхватила двустороннее воспаление легких, чем удивила не только Андрея, но и всех сотрудниц лаборатории. На улице от зноя на деревьях листья вяли, а она угодила в больницу.

***

Горностаев сразу бы полез в бассейн Клеопатры, но оказалось, что совершать животворное омовение можно только в составе группы. Пришлось и ему побродить меж ослепительно белых травертин, наполненных поразительно прозрачной теплой водой. Многие туристы, раздевшись, перемещались от одного мелкого озерца к другому в плавках и купальниках. Пришедшие в умопомрачение молодожены тоже сняли верхнюю одежду, ахали и охали, с восторгом плескались под водопадами, призывали и спутника раздеться, но Андрей остался в футболке и шортах. На полдороги развернулся и направился к выходу. Обилие туристов его раздражало, да и ногу лучше приберечь для свидания с водицей Клеопатры.

Экскурсоводша, раздававшая на лужайке билеты в бассейн, огорчила всю группу: встреча через час на этом же месте, опоздавшие вернутся в отель своим ходом. Оставив в камере хранения вещи, туристы ломанулись к турникету, будто поголовно страдали хроническими болячками. А, может, поверили, что омолодятся лет на десять. В бассейне, куда он добрался по дну канала, собралось человек сорок, включая детишек. Вода по пояс взрослому человеку, но с какого-то бодуна на дно свалили фрагменты античных колонн? Об одну из них Андрей, поскользнувшись, больно ушиб ногу. Хорошо хоть здоровую. Вода теплая, тело покалывало, на коже появились крохотные пузырьки. Поплескавшись, перебрался через колонну туда, где глубже. Молодой парень, плывший навстречу Андрею, в изумлении уставился на него. Горностаев вгляделся и тоже удивился. Славик, брат Лены.

– Вот так встреча, – воскликнул Слава. – Глазам не верю.

Они вернулись в мелкую часть бассейна и расположились на торчащей из-под воды колонне.

– Я с Машкой, подругой, – объяснил Слава и помахал девушке в бирюзовом купальнике. – А тебя какие черти сюда занесли?

Горностаев объяснил. Погрустнев, Слава поведал, что Лена сейчас в Америке, в Лос-Анджелесе, вышла замуж за бывшего русского, переехавшего туда на ПМЖ еще в девяностые. Недавно побывала в Лас-Вегасе, прислала кучу фоток.

– Может, расскажешь, какая кошка между вами прошмыгнула?

– Долгий разговор, – нехотя произнес Горностаев, не расположенный откровенничать даже с братом Лены. – У меня время заканчивается, рад был тебя повидать.

Андрей слез с колонны и побрел к выходу.

– Подожди, – крикнул вслед Слава. – Продиктуй номер мобильника.

– Все равно забудешь, – обернувшись, ответил Горностаев. – Напиши в личку в «Одноклассниках».

На обратном пути в автобусе Андрей, насупившись, молчал. Новобрачные, сидевшие спереди, несколько раз пытались его развлечь, но, убедившись, что спутник не расположен к разговорам, отстали. В номере он включил ноутбук, дважды щелкнул мышкой по папке «Белуха», пробежав глазами по содержимому, отыскал среди фотографий искомую, наделавшую много шума в социальных сетях, ее перепостили десятки тысяч человек, сопроводив фото восторженными комментариями. Снимок сделал альпинист Глеб Дворкин. Никакого чуда – профессиональная камера в умелых руках, помноженная на зоркий глаз и толику удачи. Он снял Лену со спины, когда она бежала навстречу Горностаеву, вернувшемуся с Белухи. Девушка парит в воздухе, широко разбросав руки, будто взлетает. Один из посетителей блога под заголовком «Вот это любовь» разместил клип группы «Иванушки» с припевом о самом лучшем парне на свете, в которого влюбиться очень легко.

Влюбиться легко, а разлюбить еще легче, с горечью подумал Андрей. Воспоминания о Лене он загнал в потаенный уголок памяти, будто поместил в сейф с кодовым замком. Значит, Америка. Ничего удивительного, могла бы рвануть в Австралию или в Индонезию, с нее станется. Ну и ладно, недаром же говорят, кому многое дано, с того больше спросится. Хотя в Евангелии от Луки сказано несколько иначе: «И от всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут». Многие люди почему-то забыли продолжение: «А который не знал, и сделал достойное наказания, бит будет меньше». Это знамение нашего времени: подгонять под себя цитаты и поговорки, выдергивать из контекста мысли, удобные для употребления. Палец Андрея завис над клавишей Delete. Хорошая вещь компьютер, нажал на кнопку – и вся информация исчезнет, будто ее никогда не существовало. Жалко, что человеческий мозг устроен по-иному, волшебной кнопки не существует. А, может, и к лучшему. Расправиться с изображениями всегда успеет, да и зачем, если памятная фотография по-прежнему красуется на десятках сайтов. Андрей выключил ноутбук и отправился на пляж.