Сиония. Израиль за краем света

Наконец, шлюпки, закончив промеры глубин, вернулись, сообщив хорошую новость. Мелей и рифов нет, дно песчаное, глубины позволяют встать на якорь в пределах пары кабельтовых (примечание: 32) от берега.

– Отлично! – Исаак Штерн, довольно улыбнувшись, обернулся к капитану.

– Гер Ларсон, передайте по эскадре. Идём к берегу, становимся на якорь.

И вот оно, свершилось! После трёх месяцев океана, когда кругом вода и вода, и весь пригодный для жизни мир – всего лишь корабль, а ноги изо дня в день ощущают качающийся в такт волнам деревянный настил палубы, кили шлюпок скрежещат о прибрежный песок, и люди выпрыгивают на берег.

Земля! Наконец то, земля! И пусть эта земля, этот берег не обжит и дик, и здесь нет гостеприимных таверн и кабачков, где можно приятно провести время, наслаждаясь уютом и комфортом после долгого морского перехода. Это земля! Земля!

Но эйфория от высадки на берег продолжалась недолго. Исаак Штерн всех загрузил работой. Пассажиры занялись обустройством лагеря, а команда – пополнением запасов пресной воды из образующего водопад источника, вытекающего из расщелины в береговых скалах. Часть шлюпок, прихватив рыболовную сеть, вновь отправилась в море, обещая, в случае хорошего улова, рыбный день, поскольку ежедневная солонина с сухарями давно уже стояла поперёк горла. Таким образом, все так или иначе оказались при деле за исключением детей, которые резвясь, бегали по берегу, тратя накопившуюся за время вынужденного сидения на кораблях энергию. Они то и совершили открытие, принесшее в будущем немалую пользу экспедиции. Хотя, если точно, открытие совершил Морди, который будучи обладателем подзорной трубы, подаренной ему Абрахамом Ван- Вейденом, вместе со своими друзьями взобрался на возвышающийся над пляжем берег, чтобы лучше оглядеть окрестности.

– Корабль! Разбитый корабль! – крик бегущих к лагерю детей переполошил всех, заставив бросить работу.

– Где? Где видели? – посыпались со всех сторон вопросы.

– Там, там, на берегу. Там, в той стороне.

– Так, тихо, тихо, говорит кто-нибудь один – Исаак Штерн попытался навести порядок.

– Кто видел разбитый корабль и где?

– Я видел, гер Штерн, в подзорную трубу, – с гордым видом, в наконец то наступившей тишине, заявил Морди.

– Вот оттуда видно, – он указал на возвышенность берегового откоса.

– Мы все видели. И я, и Ёся, и Фира, и Соломон. Я им в трубу давал смотреть. Но я увидел первый. Бригантина на берегу между скалами лежит. Направление 30 градусов Норд-Ост. Фок частично сломан, на гроте реи только под косые паруса, поэтому бригантина, а не бриг. У брига на грот-мачте паруса тоже прямые.

– Молодец, Морди! Делаешь успехи. Не зря я тебя в навигацкую школу взял, – мысленно похвалил пасынка Абрахам Ван-Вейден.

– А то мама твоя говорила, что тебе в 12 лет морскому делу ещё учится рано. Ничего не рано, в самый раз.

– Морди, а людей рядом видел? – задал очередной вопрос Исаак Штерн, которого в данный момент меньше всего интересовали познания Ван-Вейдена, младшего в навигации и типе парусных судов.

– Нет, никого. Ни на палубе, ни рядом, гер Штерн.

– И шлюпок нет, – вмешался в разговор более старший Соломон, которому уже исполнилось 15, тоже гардемарин навигацкой школы.

– Они могли попытаться на шлюпке спастись, когда увидели, что корабль прямо на скалы несёт, и не выгребли. А бригантину уже потом пустую на берег выбросило.

– Может быть и так, – согласился с Соломоном Исаак Штерн.

– Но гадать мы не будем, проверим на месте.

Проводить проверку на месте, кроме главы экспедиции и непосредственно причастных к сему открытию лиц, направилась порядочная толпа. Исаак Штерн слегка поморщился, но ничего не сказал. В конце концов, работы по обустройству лагеря могут и подождать, а людям просто любопытно.

С высокого берегового откоса открывался великолепный вид на океан и большую, не скрытую конусом вулкана часть острова, отвесный берег которого с восточной стороны, как правильно определил Морди, примерно 30 градусов на Норд-Ост, был прорезан нешироким, полого спускающимся к морю ущельем, в устье которого и лежала выброшенная на берег бригантина, удачно вписавшаяся между двумя довольно внушительного размера береговыми скалами.

– Давно здесь лежит, песок под килем намело, – резюмировал Исаак Штерн, разглядывая место кораблекрушения в подзорную трубу.

– И похоже Соломон прав, экипаж на шлюпках спасти пытался, но неудачно. Иначе если бы хоть кто-нибудь уцелел, её бы на дерево для хижины разобрали. И недалеко, не больше мили. Посмотрим, что в трюмах.

В трюме оказался груз, значение которого для будущей колонии было трудно переоценить. Нет, это было не золото в слитках и не серебро в монетах, истинная ценность которых во всей своей полноте раскрывается лишь в давно обжитых цивилизованных странах. В трюме был шёлк. Великолепный, высочайшего качества разноцветный шёлк из Китая, а ещё фарфор.

– Тут нас всех не по одному разу в шелка обрядить можно, – констатировал Исаак Штерн после подсчёта количества тюков с шёлком.

– Посуды правда поменьше и побилась частично, но, как минимум, один сервиз на семью. Предлагаю весь груз шёлка и посуду поделить поровну, а найденное золото и серебро в общий котёл.

Возражения в отношении такой справедливой делёжки, нечаянно свалившегося на голову богатства, ни у кого не последовало. Тем более, что золотых и серебряных монет, забытых в спешке членами экипажа при покидании терпящей бедствие бригантины, нашлось сравнительно немного. Шёлковая ткань и посуда в этом отношении, с учётом того, куда они теперь направляются, во сто крат ценнее. Да и к тому же, никто не в старом, не в новом свете даже чисто формально притязаний на груз бригантины «Эсмеральда», переименованной пиратами в «Викторию», предъявить не мог. Кто его знает, у кого пираты всё это награбили. А о том, что потерпевшая кораблекрушение бригантина окончила свои дни именно в качестве пиратского корабля, стало ясно практически сразу. Избыточное, абсолютно ненужное для управления, но очень необходимое при абордаже количество членов экипажа. Куча холодного и огнестрельного оружия. Полная пороха и ядер крюйт-камера. Честные негоцианты-навигаторы с подобным набором по морю не ходят.

Транспортировка всего найденного в лагерь на берегу и дальше на галеоны заняла несколько часов и потребовала использования в качестве «вьючных животных» практически всех колонистов, а потому обед начался намного позже обычного, но зато какой это был обед. Отправленные на рыбный промысел шлюпки вернулись с богатым уловом, так что об опостылевшей солонине ни в этот день, ни в последующие никто и не вспоминал. Рыбный суп, то есть уха, на первое, жаренная рыба на второе, чай, также обнаруженный в немалых количествах среди груза погибшей бригантины, на третье. И всё это с ароматным, только что выпеченным белым хлебом. Благодать! После обеда практически весь лагерь, за исключением вахтенных, погрузился в сон. Причём Абрахам Ван-Вейден, никогда особо не любивший спать днём, уснул так крепко, что проснулся уже под вечер и исключительно только потому, что его разбудил Морди.

– Дядя Абрахам, вставайте. Сеньор де Торес звёзды в телескоп показывать будет. Вы смотреть пойдёте?

– Пойду, конечно. Спасибо, что разбудил.

Абрахам Ван-Вейден выбрался из под тента. Солнце уже тонуло в океане, окрашивая западную часть горизонта в багровые тона, а богатый событиями день плавно перетекал в богатую событиями ночь. Ночь под звёздами с телескопом, когда будущие жители колонии Израиль, неоднократно слушавшие лекции Мигеля де Тореса о множественности миров, благодаря четырем огромным зрительным трубам, смогут наглядно убедиться в правоте его слов. Правда, изначально эти четыре огромные, установленные на треноги зрительные трубы, стоившие к тому же немалых денег, имели чисто утилитарное, не имеющее прямого отношения к науке назначение. Их предполагалось использовать как средства дальней разведки, для обнаружения приближающегося к поселению противника. Но Мигель де Торес, моментально положивший на них глаз, как только узнал, что среди военного имущества экспедиции существует такое, как он выразился, оптическое чудо, уговорил Исаака Штерна использовать эти, во всех отношениях выдающиеся оптические инструменты не только в целях обороны будущих поселений колонии Израиль, но и для науки. И вот сегодня, если так можно выразиться, должна была состояться проба пера. Тем более погода располагает, на небе ни облачка, а потому после ужина все поспешили на береговой откос, где уже были выставлены все четыре подзорные трубы, именуемые Мигелем де Торесом по-научному, на греческий манер, телескопами.

Сумерки в низких широтах коротки. Солнце утонуло в волнах, и почти сразу тихая тропическая ночь опустилась над островом Тристан да Кунья. Небо сияло, и ничто, даже лёгкая дымка, не скрывала блеска созвездий. Бархатно-чёрный купол неба протянулся от зенита до горизонта, и среди множества звёзд, как гранёный бриллиант, сияла, заходящая вслед за солнцем, Венера, тонул в волнах океана уже готовый закатиться Меркурий. А с противоположной стороны, на востоке, там, где рождается день, ровным, немигающим светом светились кроваво-красный Марс, серебристо-желтоватый Юпитер и свинцово- серый Сатурн.

Меркурий и Венера Абрахама Ван-Вейдена не впечатлили. Он наблюдал их и раньше в подзорную трубу. Маленькие полумесяцы без каких-либо подробностей. От телескопа диаметром в шесть дюймов (примечание: 33) он ожидал большего, хотя справедливости ради надо было признать, что чёткость изображения, даваемого телескопом, не шла ни в какое сравнение с чёткостью изображения, даваемого подзорной трубой. Марс наблюдать оказалось куда более интересно. На поверхности оранжево-красноватого шарика были хорошо различимы светлые и тёмные пятна, контуры которых очень напоминали земные материки и моря.