В распахе стала видна вся грудь.
Унего застучало в висках.
Он опустил взгляд вниз, на книгу, но ничего там не видел – буквы расплылись, строки дрожали, – но он все боялся поднять глаза.
Она выпрямилась.
Обошла стол, взяла его за подбородок и поцеловала прямо в пылающие губы.
Он вскочил, словно его подбросила пружина.
Схватил ее за талию.
Прижался плотно к ее телу.
Потом еще плотней и еще… и обмяк.
Ему вдруг сделалось неловко и стыдно от всего того, что здесь творится.
А она, ничего не замечая, продолжала осыпать его поцелуями и, ломая пуговицы, все расстегивала на нем рубашку.
И тоже вся горела и дрожала.
Вдруг она почувствовала – что-то не так.
Он уже не прижимался к ней, наоборот – осторожно и несмело отстранялся.
И вдруг жалобно запросился домой.
Она вначале растерялась, но тут же что – то решив для себя, стала еще настойчивее сдирать с него одежду.
Он ужом завертелся в ее руках, не позволяя ей проникать слишком далеко.
Она уже начала злиться, но вдруг нащупала причину столь резкой перемены и моментально поняла, что с ним случилось; сразу успокоилась сама и стала успокаивать его, нежно и участливо шепча на ушко ласковые слова.
Осторожно, подбирая слова, она стала убеждать, что это вполне нормально, что так бывает со всеми и это значит, что он уже настоящий мужчина.
А когда он совсем успокоился, поцелуями уложила его на диван и стала накрывать их обоих – очень медленно – байковым одеялом.
Он все дрожал и трогал ее тело неловко, словно не знал, куда девать руки.
Она прижалась к нему под одеялом, готовая идти до конца, как вдруг услышала едва слышный шепот:
– Скажите, а это… не больно?
А потом, сидя в ее ванной по горло в пене, он все заглядывал ей в глаза испрашивал: вот это все, что было с ними, и есть та самая любовь?
И она, намыливая ему голову, отвечала:
– Да, конечно.
Он пытался уточнить с наивной настойчивостью:
– Значит, вы меня любите и, выходит, я вас тоже люблю?!
– Наверное, – отвечала она, вытирая его полотенцем.
Он вертелся в ее руках худеньким телом. И продолжал выяснять:
– А как же ваш муж?
Она поднимала взгляд к потолку и говорила ему, что все будет хорошо и с ним, и с ее мужем.
На это он удивлялся:
– Разве можно любить двоих?
Она смеялась, поила его чаем, и говорила, что он еще совсем глупенький, но хорошенький.
Домой он возвращался, переполненный гордостью.
Теперь он как равный шагал рядом со взрослыми дядями, стараясь даже ступать с ними в ногу.
Он стал мужчиной!
Унего есть любимая женщина.
И она его любит.
Правда, он немного огорчался при воспоминании о её муже. «Но раз у нее теперь есть я, то ее муж ей совсем уже и не муж».
И от этой мысли он веселел, подпрыгивал, обрывая листочки на весенних топольках.
Его переполняли великие перемены сегодняшнего дня.
Но как назло никто из друзей и приятелей на пути не попадался.
Было уже поздно.
Вот и дом.
«Может, рассказать обо всем маме?»
Но, войдя в подъезд, он передумал.
«Нет, пожалуй, маме говорить неудобно, лучше папе».
Вызвал лифт. Зашел в него. Поднялся к себе на седьмой этаж и засомневался: «А как начать? Нет, уж лучше я расскажу брату, он ведь все равно проболтается родителям. А тогда и я расскажу».