не знали точно с малых лет,
едва ль поверили невежде!
***
Самостоятельности не хватало мне.
Зависим был, хотел поспеть за модой,
о славе незаслуженной вполне
мечтал и тяготился несвободой.
Замыслил я свободу обрести,
как узник, стосковавшийся по воле,
и закричал: Родимый, отпусти! –
я Ангелу, что съел со мной пуд соли.
Но Ангел тот, что мой покой хранил
и отвечал за это перед Богом,
не внял моим мольбам, не отпустил.
Иначе говоря, уперся рогом.
***
Осенний лес желтеет сверху вниз.
Когда же он рассыплется вчистую,
как будто древний мозаичный фриз,
подумаю, что жизнь прошла впустую.
В унынье я впаду, как в забытье
впадает дева, ощутив угрозу
всей сущности божественной ее,
в саду мизинец уколов о розу.
***
Вода становится тяжелой.
Ее удельный вес растет.
И посреди равнины голой,
возможно, взрыв произойдет.
Насколько вероятно это,
я у тебя спросить решил,
но ты спала, и я ответа
на свой вопрос не получил.
Все в доме спали, кроме мухи,
зажатой меж оконных рам,
что с миром чувственным в разлуке
гудела страшно по ночам.
Дождь никогда не прекратится! –
жужжала в ужасе она,
уже готовая смириться,
что к смерти приговорена.
***
Смеркалось быстро.
Скоро дождь пошел.
Как будто прежде он стоял на месте.
Как будто на подъем он был тяжел
последние лет сто, а может, двести.
А тут заторопился, заспешил,
запсиховал, стал на людей кидаться,
на тех из нас, кто выбился из сил