На живую нитку

и нерушима?
Хочу жену спросить я, но жена
проходит мимо.

Покрылся за ночь льдом кустарник весь.
Цветы завяли.
Кто скажет мне, что приключилось здесь,
пока мы спали?

***

От хорошей до плохой
жизни – ехать дни и ночи.
Между Курском и Москвой
расстояние короче.

Стрелочник взмахнет флажком,
машинисту даст отмашку.
Если б был он моряком,
на груди рванул тельняшку.

Жизнь моя не удалась.
И его, как видно, тоже.
Мне столь явственная связь
жуткой кажется до дрожи.

***

Был с Богом их союз не по любви,
а по расчету заключен.
Зимою,
от холода спасаясь, воробьи
под своды храма ринулись гурьбою.

Я удивился, заприметив их, —
извечных наших спутников веселых,
томящихся среди отцов святых,
угодников в одеждах длиннополых.

Под куполом клубилась мгла чуть свет.
Тянуло сыростью из подземелья.
Печально сознавать, но спору нет,
что Божий храм – не место для веселья.

***

Пилят, режут, снова пилят, режут.
А когда дорежут до конца,
я услышу характерный скрежет
острого токарного резца.

Тонок лед, но он прочнее стали.
Конькобежец токарю сродни.
Наивысшей сложности детали
мастера вытачивать они.

***

За мгновенье близости с тобой,
если не поможет заграница,
а не потому, что я скупой,
в полной мере мне не расплатиться.

Нечего взамен тебе отдать.
Свет гашу я, не подозревая,
что твоя широкая кровать
глубока, как яма долговая.

***

Про кислорода атомарный вес
не спрашивай меня – я знать не знаю,
но чем я дальше забираюсь в лес,
тем больше его тяжесть ощущаю.

Он так тяжел, что я дышу с трудом,
как будто бы тройным одеколоном,
не в переносном смысле, а в прямом,
в лесу еловом воздухом студеным.

***

Как жалость к бедному калеке
в сердцах соседей по квартире,
сон промелькнул, чтобы навеки
исчезнуть в сопредельном мире.

Я не запомнил, что мне снилось.
Казалось, вдруг само собою
на кухне радио включилось,
вдруг вспыхнул свет над головою.

Входная дверь была открыта,
так словно, выйдя по морозу
из дома, кто-то дверь для вида
прикрыв, сорвал на клумбе розу.

***

Зима. Мороз. Клубится мрак.