– А вдруг!
И вот это «а вдруг» и заставило войти. Она остановилась и задержала дыхание. Металлический ящик черными глазницами равнодушно уставился в стену, напротив. Ей показалось что там «забелело» и она быстро подошла к нему.
Да, там что-то было. Дрожащими руками, не попадая ключом в скважину замка она пыталась открыть этот ненавистный ящик. Со злобою, несколько раз ударила по нему… Внутри лежало несколько писем. Она бегло посмотрела – «Франция», «Бразилия» это потом, это по работе. А, вот оно! Разорвав конверт, стала быстро читать.
«Извещаем Вас, что никаких сведений относительно гибели и иных… вашей родственницы… должностных инструкций… на основании …дело прекращено. Выражаем глубокое соболезнование. Заместитель военного прокурора генерал-лейтенант Афанасьев Н. П. Подпись, печать». На закрытую комнату Сашеньки она не взглянула, боязно как-то стало. Один раз ей приснилось, что зашла она в квартиру, открыла дверь, а там Саша сидит за столом, пишет что-то. Она ее окликает, – Саша, Саша! – а та ее не слышит. Пишет что-то и пишет, лобик нахмурила…
Письма швырнула на полку серванта. Налила холодный чай, еще утренний, устало посмотрела в темное вечернее окно.
Резко зазвонил телефон, она вздрогнула.
– Это я, Сергей Иванович. Вы уж извините меня. Я хотел узнать, как у Вас с поисками…
– Сергей Иванович, мы ведь с Вами друзья? Так что не сочтите за обиду, но не звоните мне на дом. Я всех своих сослуживцев предупредила и Вас. Ели не хотите «разругаться» со мной окончательно…
– Нет, нет! Подождите Елизавета Ивановна… Да подождите, не бросайте трубку, я ведь по делу. А дело вот какое…
Утром приходили две девушки иностранки, молоденькие. Одна совсем «ни бельмеса» по-русски, а другая очень даже, только акцент едва заметный. И одеты не по-нашему, заграничная одежда. Французки кажется, или француженки. Наши сбежались разглядывать. Так вот, о чем это я?
– Вы ближе к теме, пожалуйста, а то я телефон выключу.
– Так вот, спрашивали Вас и Сашеньку. Сказывали, что были в Университете, а их направили к нам. Я уж вначале не решался – давать адрес или не давать, ведь иностранные подданные – случись что, затаскают. А потом уж и не знаю, как получилось, написал адрес. Вот, целый день звоню, а трубку никто не берет. То хоть… Вы уж простите старика, Елизавета Ивановна, все думаю, правильно ли сделал, что адрес дал?
Да Бог с вами, все вы правильно сделали. А больше ничего?
– Да как сказать, вроде бы ничего. Наша молодежь из «курилки» не выходила до конца дня.
– Да я не о том.
– Вот все, кажется…
Она положила трубку. Что за чушь – девушки, иностранки, «кажется»…
– Стоп! – сказала она себе. Француженки, Франция… письмо из Франции, куда же я его дела? Она быстро прошла в прихожую – здесь нет, вернулась на кухню, да вот же оно!
– Это наверно по работе, то ли общество, то ли фонд какой-нибудь?
Она стала разглядывать письмо. Странное письмо какое-то – разорвано с трех сторон и перевязано веревочкой, нет, не веревочкой, а шпагатом которым посылки перевязывают.
Удивительная мода появилась у французов, усмехнулась она, конверты писем за границу теперь рвут и перевязывают веревочками. А вот и «сопроводительная записка», штамп на обратной стороне. Что там написано?
Она прищурилась и прочитала: «Поступило в Международный почтамт – 1 в поврежденном виде».
– Вот, это все и объясняет! – сказала она сама себе. – А конверт-то не для одной открытки, судя по толщине. Ну и Бог с ними, не первый раз, притерпелась. На открытке текст, обычный текст: …Рады, признательны и прочие любезности. Необходимо будет показать нашим реставраторам, пусть отклеят листок…
Второе письмо было из Бразилии, внутри свернутый вчетверо лист на испанском или португальском.
– Опять просить перевести, вздохнула Елизавета Ивановна, еще одни ненужные хлопоты.
Тряхнула конверт из него выпала фотография, точнее фотография фотографий. Какой-то молодой человек в военной шинели и девушка. На обороте было написано русскими печатными буквами: «Это мой дедушка».
– Здрасте! – с укором произнесла Елизавета Иоановна неизвестно кому,
– Что за шарады! Чей-то дедушка из Бразилии! Господи, что за манера писать адресату на заведомо неизвестном ему языке, ну хотя бы на английском написали, а то видите ли на испанском…
– Ну все, хватит на сегодня, завтра разберусь. – И письма вновь полетели на полку серванта. Только фотография упала на пол обратной стороной с надписью «Это мой дедушка». Она подняла фото и снова посмотрела.
– Кто это?
Потом долго сидела у окна, пока мысли не стали путаться, и она заснула на кухонном диване…
«Вольноопределяющийся»
Утром искупалась под холодным душем, горячей воды не было.
– Чай не дворяне, а точнее уже давно не дворяне, – с усмешкой подумала. Чашка кофе окончательно привела ее в чувство.
На работе с утра, как всегда, демонстрировалась деловая суета. Молодежь носила друг другу папки, листы, чертежи. «Олимп» заседал в кабинете начальника.
– Нет, без меня сегодня! – решила она и пошла к реставраторам. Здесь было тихо, пахло клеем и еще чем-то неуловимо приятным.
– Коленька, мне нужна Ваша помощь, извините что отрываю от работы.
– Перестаньте, Елизавета Ивановна, какие могут быть церемонии. Что там у вас?
– Да вот, шарада какая-то. Вчера получила два письма. На одном заклеен адрес. Нельзя ли отклеить, чтобы узнать обратный адрес?
Коленька – Николай Леонидович, повертел конверт в руках, хмыкнул и пошел в угол к «парилке». Не прошло и пяти минут, как он вернулся.
– Ничего особенного, мездровый клей. А второй конверт что?
– А вот здесь сложнее, письмо из Бразилии. Написано на испанском или португальском.
– Сейчас решим.
Он с кем-то договаривался, уточнял и, наконец, сказал,
– Через пятнадцать минут придет и переведет.
– Очень хорошо. Говорят, что вы физиономист и хорошо разбираетесь в военной форме, поглядите на фото. Кто это и что это?
– Это, это… нужно внимательно разглядеть. Из Бразилии говорите? Странно, это не бразильская форма. А форма эта русской императорской армии времен Первой Мировой войны. Шинель солдатская, ремень должен быть кожаный, на бляхе скорее всего царский орел. Должна быть солдатская фуражка без козырька, но это допустимая вольность. Видно, что фото для себя или родных. Впрочем, такую форму носили и в Белой армии во время Гражданской. Это вольноопределяющийся – погоны с витым кантом. Был такой путь в офицеры – записаться в полк, разумеется имея соответствующие аттестации и, отслужив положенный срок, быть произведенным в младшие офицеры.
Вопрос, Гражданская или Первая Мировая. Если Гражданская, то должен быть шеврон.
– Ах вот он где! Вот, смотрите, краем фотографии срезан. Да это же корниловец, видно плохо, но эту эмблему не спутать с другими. Шеврон в виде щита, вверху надпись – «Корниловцы», в середине эмблема – череп и кости («адамова голова»), под ними два скрещенных меча, был вариант две сабли.
Итак, Вольноопределяющийся Корниловского Ударного Полка. Серьезная была боевая часть, состояла исключительно их офицеров добровольцев. Одним словом, «смертники». А вот в каком именно подразделении сей юноша служил сказать трудно.