Потомки hАсана-Джалала вошли в историю как княжеский род hАсан-Джалалянов. В указанный период боролась за выживание другая ветвь Араншахиков – Допяны. Этим двум родственным княжеским фамилиям (причем родственным не только потому, что имеют общего прародителя по отцовской линии, но и потому, что являются потомками двух сестер Закарянов) и суждено было донести до новейших времен обугленные остатки армянской независимости, противостоя разношерстным ордам завоевателей, сменявших друг друга с потрясающей быстротой. Монголов сменил Тамерлан, последнего – кочевники Кара-Коюнлу и Ак-Коюнлу, потом пришел черед персотурецким войнам, разорившим страну и уничтожившим многих представителей правящих родов Арцаха. Относительное спокойствие в крае утвердилось с установлением персидского владычества и возникновением новых форм государственной независимости – меликств.
Что же собой представляли меликства? Армянская Советская Энциклопедия дает следующее определение меликств: "Меликства – разновидность феодальных княжеств ХVI-ХVIII веков в Восточной Армении”. Б. Улубабян в уже приведенной нами цитате называет их "крупицами армянской государственности". Т.Х. Акопян также называет их государствеиными образованиями. Мелик означает властитель, князь, царь. Разумеется, в Арцахе это слово приобрело несколько иное, несравнимо скромное значение. Так именовали себя владельцы небольших горных княжеств, обладающих определенной степенью независимости. Эти горные княжества безусловно являлись выжившими крупицами прошлых армянских княжеств, ибо располагались на их исторических территориях, а правители меликств – мелики – в массе своей были потомками древних княжеских родов. Не случайно наиболее значимые армянские меликства находились в Арцахе и Сюнике, то есть там, где в период, возникновению меликств, имелись независимые армянские княжества.
О времени возникновения меликств исследователями высказаны разные суждения. Так, например, М. Бархударян считал, что меликства возникли в первой половине XV века, когда на персидском троне восседал Кара-Коюнлу-Джаханшах. Почти то же самое повторяет Т.Х. Акопян, добавляя, что Джаханшах "назначил в них (меликствах. – авт.) правителями меликами выживших представителей армянских княжеских домов предыдущего периода, которые были до этого всего лишь ”танутерами". Меликам были даны обширные внутренние права для правления в рамках своих меликств. Лео считал, что меликства возникли в начале XVI века. Раффи, говоря о времени создания меликств, пишет, что они приобрели более узаконенный статус во времена персидского Шах-Аббаса (конец XVI – начало XVII века). Б. Улубабян считает, что в данном вопросе прав Раффи. Однако процесс распада целостных княжеств в Арцахе начался именно во времена Джаханшаха, и, как пишет тот же Улубабян, "Персидский Двор поддерживал этот распад и сам давал расколовшимся привилегии местного правителя. Ему была выгодна раздробленная, несплоченная страна, когда каждый местный правитель был врагом, своего соседа и нуждался в покровительстве чужеродного властителя. Правители этих мелких образований, именовали себя по-разному: “мелик”, “князь”, “парон” и т.д. О наличии титула "мелик" среди армян во времена Джаханшаха свидетельствует, в частности, следующая надпись, приводимая С. Бархударяном в своей статье "Мелики и танутеры Гехаркуника": "В год 1452 я – мелик Танкркули, сын мелика Гукаса, внук Ахбуха, воздвиг этот крест во спасение души моей". Надпись эта была переписана С. Бархударяном с одного из хачкаров в Мартунинском районе Армении. Примечательно, что Танкркули называет медиком не только себя, но и своего отца Гукаса, который, по утверждению того же автора, правил 60 лет во вверенном ему меликстве, носившем название Параканк-Паркунис. Таким образом, получается, что титул "мелик" был в обиходе по крайней мере с начала XIV века. Владение мелика Танкркули занимало, по всей видимости, небольшую территорию. Это дает нам основание предполагать, что титул "мелик" в данном случае употреблен в несравнимо более узком значении, нежели то, что подразумевал этот титул в ХVII-ХVIII веках. Меликства в том значении, в котором сегодня они воспринимаются, возникли, по всей видимости, значительно позже, и, как уже говорилось, исследователи склонны связывать это с именем Шах-Аббаса (1587-1629 гг.). "Именно грамоты Шах-Аббаса узаконили права и обязанности армянских медиков". У Т.Х. Акопяна, однако, на этот счет своеобразное мнение: "Сефевиды, захватив Восточную Армению в XVI веке, первоначально не только недооценили силы армянских княжеств-меликств, ио и нанесли последний огромный удар. Однако, начиная со второго десятилетия XVII века, Сефевидские шахи начали вести по отношению к армянским меликствам такую же политику, какую вели в XV веке Кара-Коюнлу и Ак-Коюнлу". Иными словами, получается, что Шах-Аббас, узаконивая статус меликств, не изобретал ничего нового, а лишь восстановил упраздненный его предками порядок. Таким образом, по мнению исследователей, именно Шах-Аббасу принадлежит честь основателя, или, по крайней мере, восстановителя (называемый Т.Х. Акопяном период второго десятилетия XVII века приходится именно на царствование Шах-Аббаса) системы прав и обязанностей армянских медиков.
Что же подразумевали эти права и обязанности? В своем внутреннем управлении мелики были единоличными повелителями. Лео пишет: "Мелик был хозяином, повелителем, причем самовольным и самовластительным, никто не имел право делить с ним его власть". По сведениям, оставленным Е. Лалаяном, их власть внутри своих владений не ограничивалась только светской сферой. Меликами часто управлялась и духовная жизнь своих подданных. Так, они могли разрешить или расторгнуть брак и даже рукоприлагать священников. В своих владениях мелики имели право собирать налоги, призывать на воинскую службу, вершить суд, охранять порядок. По приказу меликов приводилось в действие решение ими же самими олицетворяемого суда. Бывали случаи, когда мелики применяли смертную казнь. Таким образом, в их руках находилась не только светская и духовная сфера жизни подданных, но и их смерть. Для охраны границ своих владений мелики содержали регулярное войско. Налицо все или почти все атрибуты независимого государства. Зависимость меликов от персидских властителей заключалась в том, что они утверждались шахскими грамотами – ферманами и платили особую дань (шахлух). Как пишет Б. Улубабян, именно последними двумя обстоятельствами мелики отличались от прошлых правителей края. Однако, как увидим в дальнейшем, и эта зависимость от Персиского Двора сводилась на нет, как только появлялись признаки ослабления власти шахов и усиления междоусобной борьбы за персидскую корону. Кроме меликов, национальное управление в меликствах вели также избранные народом и утвержденные меликом сельские старшины – танутеры. Значительную роль в жизни меликства играли также наиболее отличившиеся военачальники, которым мелик жаловал титул "юзбаши", а также братья мелика, которые звались беками. Отметим также, что власть мелика была наследственной и передавалась от отца к старшему сыну, который при жизни отца звался мелик-зада".
Завершая это краткое повествование, отметим следующее: меликства, как новая форма национальной государственности в Восточной Армении пришли на смену армянским княжествам и носили в себе зачатки национальной самостоятельности. Наиболее значительными меликствами в армянской истории были карабахские – арцахские меликства: Гюлистанское, Джарбердское, Хаченское, Варандское и Дизакское. В каждом из них правили зародившиеся вследствие разветвления хаченских правящих фамилий княжеские роды.
Необходимо акцентировать вот какое обстоятельство: раздробление Хачена на мелкие княжества с последующим перерождением последних в меликства было не концом государственности, а лишь периодом- в ее истории. Этого периода не избежало, пожалуй, ни одно средневековое государство. Имя этому периоду – феодальная раздробленность. Образование мелких княжеств не место единого, сплоченного объединения было ничем иным, как возобладанием местничества над общенациональными интересами. Карабахские меликства долгое время были воплощением именно этого местничества, пока общая угроза и твердая рука мелика Егана не объединила вышеуказанные пять меликств в союзное федеративное государство, вошедшее в историю под названием "Меликства Хамсы".
Гюлистанский гавар: расположение, границы, исторические названия и национальная власть до возникновения меликств
Прежде чем начать говорить собственно о самой теме данной главы, разъясним для русского читателя один широко используемый в армяноязычной литературе термин для обозначения маленьких административно-территориальных единиц. Это термин "гавар". Так назывались территориальные единицы в составе провинций (наангов) Великой Армении. Слово "гавар" можно перевести, как уезд, область, провинция. Традиционно этим словом, правда с несколько измененным смыслом, обозначались армянские территориальные образования и в более позднее время. Если в период существования Армянского царства "гавар" подразумевал собой составную часть более крупных территориальных образований, то в позднейшее время этим: термином могли обозначаться также вполне самостоятельные политические образования. Именно второй смысл использовали исследователи, называя карабахские меликства гаварами, а меликов – владельцами этих гаваров. Сами мелики нередко называли себя властителями того или иного гавара, что, разумеется, вовсе не делало их уездными правителями. Таким образом, мы выяснили, что применительно к периоду существования меликств термин "гавар" значительно изменил свой смысл по сравнению с более ранними временами. Именно по этой причине мы озаглавили данную главу "Гюлистанский гавар”, а не, скажем, "уезд", "область" или "провинция". Ни одно из трех определений, по нашему мнению, не может служить полноценным переводом слова "гавар" в контексте нашего повествования. Сделав это, на наш взгляд, принципиальное разъяснение, приступим к самой теме данной главы.
Гюлистан был самым северным из пяти гаваров Карабаха, составивших некогда сплоченное единство и носивших общее название "Меликства Хамсы". Территорию гавара соответственно с севера и юга ограничивали реки Курак и Тартар. На западе естественной границей служил Мравский хребет. Относительно восточных, границ у исследователей отсутствуют четкие, недвусмысленные представления. Раффи, например, восточной границей гавара считал современную ему почтовую дорогу. То же самое повторяет "Словарь топонимов Армении и прилегающих областей". Однако дорога в данном случае может служить скорее ориентиром, чем границей. У других авторов границы гавара описаны еще более расплывчато. Однако, как бы там ни было, куда бы ни распространялся гавар на востоке, ясно, что его территория, в основном, совпадает с территорией исторического гавара Мец-Кохманк провинции Арцах. Возможно, что в период могущества меликов Гюлистан охватывал также некоторые территории сопредельных исторических гаваров, прежде всего гавара Парисос Арцаха и гавара Агве Утика. К последнему рассуждению нас подталкивает то обстоятельство, что границы исторических гаваров еще более неопределенны, чем границы меликств. Один и тот же гавар разными исследователями располагается в разных местах. Так, исследователи М. Бархударян, Б. Улубабян отождествляют Гюлистан с Мец-Кохманком. Другие исследователи, например С. Еремян и Ш. Мкртчан, – с гаваром Агве Утика. Касательно местоположения Мец-Кохманка четкие, недвусмысленные сведения содержаться в "Истории страны Алуанк". Исходя из этих сведений, гавар Мец-Кохманк Арцаха расположен в долине Тартара, иными словами, правы те исследователи, которые отождествляют этот гавар с позднейшим Гюлистаном.
Благодатная долина Тартара известна своими историческими памятниками и селениями, среди которых (на интересующей нас территории) выделяются Урекан с расположенным неподалеку монастырем Глхо, Гютакан, служивший резиденцией Вачагану Барепашту, Бердакур – летняя резиденция католикосов Алуанка".
Возможно, здесь же располагался и знаменитый Агвен, где были приняты "Конституционные каноны". По крайней мере, так утверждает, ссылаясь на Лео, К. Каграманян. М. Бархударян располагает Агвен за пределами Гюлистанского гавара, в долине Хаченагета. По мнению Б. Улубабяна, Агвен также находился за пределами исследуемого нами гавара. Он располагает Агвен вблизи Гандзасарского монастыря. Исследователями была высказана даже мысль о тождественности Агвена с меликской резиденцией Голистана.
Долина Тартара играла значительную роль в средневековой армянской жизни. Здесь расположен средневековый замок hАтерк, служивший резиденцией одноименной ветви Хаченского княжества. Обилие монастырей на обоих берегах Тартара по сей день поражает воображение. Это и упомянутый уже монастырь Глхо, и Хатриванк, и Джрвштик, и построенный значительно позже Ерекманкунк. Естественно, этим перечнем не ограничиваются историко-архитектурные памятники долины Тартара. Здесь приведена лишь часть их. Однако и этот неполный перечень впечатляет и заставляет поклониться строительному гению их создателей.
Значение долины Тартара не ограничивалось лишь наличием в ней множества духовных обителей и княжеских или царских резиденций. В средние века именно здесь пролегал один из путей, соединяющих Арцах и Утик с Центральной Арменией – дорога Партав-Двин.
Территория Мец-Кохманка в период Хаченского княжества входила во владения различных ветвей князей Араншахик. Так, например, по мнению Улубабяна, в период существования Персидского царства, где властвовал один из сыновей hАмама-Григора – великого князя Хачена, часть Мец-Кохманка входила в его состав. Позднее, с разделом Хаченского княжества на три части, резиденция епископов Мец-Кохманка стала духовным центром Верхнего Хачена, или Цара. Другая часть гавара – от монастыря Джрвштик до hАтерка – принадлежала hАтеркской ветви Араншахиков. Нижнее течение Тартара входило во владения Нижнехаченской ветви.
С течением времени менялись и названия гавара. М. Каланкатуаци наряду с Мец-Кохманком употребляет и названия Мец-Квянк и Мец-Квенк. Есть основание предполагать, что с середины XII века гавар был известен под названием hЭрга. На название hЭрга, как на синоним Мец-Кохманка, впервые обратил внимание К. Каграманян, указывая на памятную запись в одной из армянских рукописей XV века ("из гавара hЭрга, из области Аран, из города Бартава, из села, что зовется Парис"). Парис – деревня в Гюлистанском гаваре (двух мнений здесь быть не может), значит, Гюлистанский гавар к моменту появления этой записи, а датирована она 1417 годом, уже был известен под названием hЭрга. Что же касается упоминания Партава (Бартав) рядом с названием гавара, то оно вполне объяснимо. Такое упоминание свидетельствует о давних взаимосвязях гавара с этим городом. Их отношения уходят в глубь веков. Известно, что Вачаган Барепашт, имевший основную резиденцию в Партаве, избрал в качестве еще одной резиденции Гютакан, и даже судьбоносные для своего царства законы принимал не где-нибудь, а в Агвене. Если вспомним, что алуанкские католикосы, восседавшие в Партаве, избрали летней резиденцией одно из селений Мец-Кохманка – Бердакур, то картина станет полной. Вероятно, на вышеуказанлые взаимосвязи повлияли территориальная близость гавара с Картавом, а также удивительные климатические особенности долины Тартара.
Мы не оговорились, сказав чуть выше, что позднейший Гюлистанский гавар назывался hЭрга значительно ранее появления вышеупомянутой записи, а именно в середине XII века. Такое наше суждение основано на приведенном Б. Улубабяном отрывке из средневекового свидетельства, принадлежащего, по мнению исследователя, перу Мхитара Гоша. В этом пересказанном Б. Улубабяном отрывке говорится о том, что в период сельджукских завоеваний один из сельджукских властителей – Тоган, взявший себе резиденцией Чараберд (Джраберд), вместе со своим тестем, армянским князем Григором – владельцем Хоханаберта, ходил покорять одно из туркменских племён в окрестность крепости hЭрга.
Указывая на схожесть названия hЭркан и названия Эрга из вышеуказанной записи, Б. Улубабян делает предположение, что ''гавар hЭрга (что находится в окрестнях Партава) и упомянутая Гошем крепость hЭркан (читай Эрган) относятся друг к другу также, как Чараберд и Чарабердский гавар. (Название гавара Чараберд-Джраберд произошло от одноименной крепости – авт.) На мнение Б. Улубабяна относительно местонахождения гавара hЭрга в окрестностях Партава повлияло, вероятнее всего, упоминание города Партава рядом с названием гавара. Однако, как было уже сказано выше, деревня Парис находилась в Гюлистанском гаваре, а упоминание Партава не что иное, как результат многовековых укоренившихся взаимосвязей гавара и города, и прав К. Каграманян, когда отождествляет гавар hЭрга с позднейшим гаваром Гюлистан. В таком случае, если верно предположение Б. Улубабяна и крепость hЭркан находилась в гаваре hЭрга (позднейший Гюлистан), то велика вероятность тождественности крепости hЭркан с крепостью Гюлистан, служившей в позднейшее время резиденцией гюлистанским меликам. Это предположение подкрепляется некоторыми косвенными фактами. Так, Мхитар Гош упоминает наличие вблизи крепости hЭркан сопки Кайцо-Цар (кайц – искра, цар – дерево) и Дивахор (хор Улубабян объясняет как углубление на вершине горы). В окрестностях крепости Гюлистан существуют сопки Чахмах (чахмах по-армянски огниво), возвышающаяся над ущельем Чхмхадзор и Хзахор на правом берегу реки Инджа. Очевидно, что топонимы Кайцо-Цар и Чахмах близки по смысловому значению (сопка могла быть покрыта лесом, где добывали трут, используемый при высекании огня с помощью огнива), а название Хзахор вполне могло быть видоизменением Дивахора. Трудно объяснить, как произошло такое видоизменение, однако наличие в обоих названиях слова "хор" дает возможность предполагать, что подобное видоизменение вполне могло бы иметь место.
Исследователями отмечено еще одно название гавара в период существования меликства. В ряде документов конца XVII – начала XVIII века Гюлистан встречается под названием "Страна Партава", или "Страна Парты”. О взаимосвязях гавара с Партавом сказано выше, поэтому не будем повторяться, отметим лишь, что для. такого названия существовали реальные исторические предпосылки и, как пишет К. Каграманян, "упоминание Партава кажется естественным.
Несколько слов о названии Гюлистан, которое гавар получил от одноименной деревни, служившей его центром. Селение Гюлистан в армянских рукописях XV века встречается под названием Вардут. Как справедливо отмечает К. Каграманян, "Гюлистан" не что иное, как персидский перевод армянского "Вардута". Оба эти названия идентичны по смыслу, и их можно перевести как "урочище роз". В период существования меликства наряду с Гюлистаном" употреблялось также название "Талиш" (от одноименной деревни, также служившей меликской резиденцией). Гюлистанские мелики довольно часто называли себя владыками Талиша. Так, например, в письме гюлистанского мелика Абова, которое последний написал совместно с меликом Джраберда Адамом и которое адресовалось П.С. Потемкину, после датировки (4 марта 1783 года) стоят подписи: "Адам – Мелик-Исраелян из страны Джраберд, Абов – Мелик-Овсепян из страны Талиш". В русском переводе этого же письма адресанты названы следующим образом: "1. Мелик – Адам-Челябиртский. 2. Мелик – Осип-Талишинский". В другом документе тот же мелик Абов называет себя "из гавара Талиш". Названия Талиш – Гюлистан использовались параллельно, что вполне объяснимо, учитывая наличие одновременно двух княжеских резиденций в Талише и Гюлистане (имеется в виду селения).
В ряде документов конца XVIII века, авторами которых являются русские военно-политические деятели, наряду с названием "Гюлистан" выступает инородное, тюркское название "Игирмидорт". Так, в одном из документов, приведенном в сборнике "Армяно-русские отношения в XVIII веке", носящем название "Имена и провинции пяти меликов армянских", читаем: "…мелик Абов, сын мелика Иосифа, которого провинция Икирмидиорт и крепость Кюлистан". Трудно сказать, откуда возникло это название. Раффи" отмечает, что гавар был назван так по числу сел, в нем находившихся (игирмидорт по-турецки двадцать четыре). Это простое объяснение можно было бы принять, если бы исторически подтверждалось, что в Гюлистаие в указанный период (конец XVIII века) имелось такое количество сел. Однако, к сожалению, мы достоверно не можем сказать, что такое действительно имело место. Согласно одному из документов, собранных Кавказской Археографической Комиссией, потомкам гюлистанских меликов принадлежало двадцать селений в 1808 году. Это весьма важное сведение дает нам возможность предположить, что сообщенное Раффи сведение относительно количества деревень в Гюлистанском гаваре вполне может претендовать на достоверность, ибо как увидим потом, начало XIX века (а именно к этому периоду относится упомянутый документ) было одним из самых трагических периодов в истории карабахских меликств. То была эпоха разорения и упадка, и если в это смутное время потомки гюлистанских властителей сохраняли в своих руках двадцать селений, унаследованных от своих праотцев, то почему нельзя предположить, что в несравненно более благополучные годы число селений в гаваре могло достичь двадцати четырех. Разумеется, это только предположение, однако, на наш взгляд, весьма правдоподобное и способное внести ясность в вопросе о происхождении названия "Игирмидорт".
Такова, в общем, совокупность названий, под которыми выступал Гюлистанский гавар в различные истории. Этим и ограничим наш экскурс в историческую топонимику края и приступим к рассказу о национальной власти на его территории до возникновения меликств.
Историческая судьба Гюлистанского гавара неразрывно была связана с судьбой всего Восточного края Армении. С момента создания первых независимых национальных государственных образований в Арцахе территория позднейшего Гюлистанского гавара неразрывно входила в их состав, разумеется, кроме отдельных периодов нашествий и пожарищ, когда владения арцахских властителей подвергались жестокому разграблению и расчленению.
Как уже отмечалось, гавар Мец-Кохманк, вернее, та его часть, которая примыкала к долине Тартара, играл значительную роль в жизни государства Вачагана Барепашта. Кроме ранее перечисленных исторических поселений времен благочестивого царя Алуанка, возможно, к тому же периоду относится и возникновение еще одного поселения на территории Гюлистанского гавара – это поселение Закин Наатакэ находящийся на левом берегу реки Инджа, в нескольких километрах от нее. Основанием для такого предположения служит то, что, по свидетельству М. Каланкатуаци очень почитаем был Наатак Закариа (мученик Закариа). Возможно, на месте современных руин, называемых в народе-Закин Наатак, во времена Вачагана было построено какое-то культовое сооружение в честь мученика Закариа, хотя не исключается, что такое сооружение могло быть возведено значительно позже.
В дальнейшие столетия национальная власть в Арцахе, как известно, подвергалась жестоким испытаниям. Это и захват верховенства Михранидами в Алуанке и, что имело более катастрофические последствия, арабские нашествия. С каждым новым приходом опустошителей не только разрушалась этнически нетронутая однородность края, но и появлялись чужеродные названия и топонимы. На территории села Карачинар Гюлистанского гавара до последнего времени существовало место под названием Араб-огли, оставшееся, вероятно, со времен арабских завоеваний. В конце 1980-х годов здесь при ведении строительных работ были обнаружены, следы величественного сооружения. На поверхность земли было поднято огромное количество разбитых глиняных изделий. К сожалению, начавшаяся Карабахская война воспрепятствовала проведению раскопок, которые могли бы дать интересные сведения о периоде арабского владычества в этом крае Армении.
В послеарабский период, с возрождением армянской государственности в Арцахе, территория позднейшего Гюлистанского гавара входила, как уже говорилось, в состав Княжества Хачена, либо других мелких княжеств, образовавшихся в результате разделения Хачена.
Есть основания предполагать, что по крайней мере с середины XIII века на данной территории существовали мелкие образования, правители которых именовали себя амирами, князьями, либо просто владыками. Очевидно, что правители эти были родичами хаченских властителей, сумевшими приобрести некоторую самостоятельность в своих вотчинах. Таким образом, наряду с разветвлением хаченского княжеского рода на три основные ветви наблюдалась тенденция распада владений последних на еще более мелкие образования. И хотя власть во всех этих образованиях находилась в руках представителей одной и той же фамилии, терялось былое единство края, что, конечно же, не могло способствовать выживанию Арцаха под непосильным игом монголо-татар.
Дошедшие до нас сведения о средневековых удельных правителях Мец-Кохманка довольно сбивчивые, по ним можно составить лишь общее представление, но никак не целостную картину. Сведения эти содержатся в эпиграфических надписях и в памятных записях армянских, рукописей. Так, К. Каграманян в своей работе приводит весьма примечательную строительную надпись церкви, находящейся близ исторического селения Хин-Хрхапор. К этой надписи обращался и Ш. Мкртчан''.
По словам К. Каграманяна, надпись "содержит любопытные сведении о политико-административном состоянии Северного Арцаха". В переводе она звучит так: "В году 701 (1252) по воле Господа я – Елот и брат, мой Автар, и сын мой Шнок построили эту церковь в память о нас и усопших наших в патриаршество Нерсеса и во владычество Иване и Вахрамшаха". Приведя эту надпись, К. Каграманян комментирует ее следующим образом: "В 1252 году католикосом Алуанка действительности был Нерсес*, (приведя эти данные, К. Каграманян ссылается на "Историю Армении" Киракоса Гандзакеци), но кто были упомянутые в надписи Иван и Вахрамшах, затрудняемся сказать точно. Известно, что в этот самый период князь Ахбуха из рода Вахрамяна имел сыновей Вахрама, Закаре, Иване*, однако, нет достаточных оснований отождествлять этих старшего и младшего братьев с именами упомянутых в надписи.
Нам кажется, что такое отождествление вполне допустимо, исходя из следующего: как известно Вахрамяны являются одной из ветвей Закарянов. Их княжество возникло в период могущества Закарянов и явилось вассальным по отношению к ним. Оно включало в себя гавары Тавуш, Гардман и Парисос, т.е. владения Вахрамянов непосредственно граничили с гаваром Мец-Кохманк, и вполне допустимо, что определенная часть Мец-Кохманка была отторжена Закарянами и подчинена Вахрамянам. Такое предположение станет более правдоподобным, если сопоставим его с известным историческим фактом, приведенным Б. Улубабяном на основе сведений средневекового армянского летописца Киракоса Гандзакеци. Сей факт связан с именем владельца Нижнего Хачена и великого князя Хаченского княжества hАсана – Джалала-Долы. Не в силах терпеть самовольства монгольских наместников в Арцахе, hАсан-Джалал отправился за поддержкой к хану Бату в его резиденцию в нижнем течении Волги. "Бату-хан принимает hАсана-Джалала с почестями и возвращает ему "его вотчины Чараберд, Акана и Каркар, которые изначально были отобраны у него нациями турок и грузин". По словам Улубабяна, "Киракос, говоря ”грузины”, понимал, прежде всего, первого человека Грузинского Двора – Иване Амирспасалара".
Иными словами, получается, что hАсан-Джалал смог получить обратно часть своих владений, которые были растеряны им или его предками в период могущества сельджуков, а потом и князей Закарянов. В данном случае весьма важно упоминание среди этих владений Чараберда или Джраберда. Эта крепость, давшая, как уже отмечалось, название Джрабердскому гавару, расположена в одном из труднодоступных мест долины Тартара и находится не в столь уж большом отдалении (тем более, если учитывать масштабы завоеваний Закарянов и подконтрольных им территорий) от Гюлистанского гавара. Не правомерно ли положить, что наряду с Джрабердом Закарянами была отторжена и часть сопредельного с ним Гюлистанского гавара, которая после этого перешла в управление их сородичей и вассалов князей Вахрамянов.
На территории гавара обнаружены еще несколько надписей этого периода, где встречаются имена Вахрам-шах и Иване. Говорить, какое они имели отношение к братьям из вышеприведенной надписи, крайне затруднительно. М. Бархударян в своей книге "Арцах" приводит следующую надпись, найденную им на правом берегу Тартара напротив монастыря Ерекманкунк, кстати, находящегося всего в семи километрах от Джраберда. (Эту надпись, ссылаясь на Бархударяна, приводит также К. Каграманян после вышеупомянутой Хрхапорской надписи.) Вот эта надпись в переводе на русский язык: "В год 709 (1260). По воле Господа я – Хурум (Рипсиме) вместе с моим братом Вахрам Шахом построила данную церковь в память о нас и родителях наших в бытность князем Укана и амиром Пахрайдина и в наставничество Тер Сукиаса".
Вахрам-Шах в данной надписи не именуется правителем, более того, правителями края названы другие люди, однако человек он по-видимому, состоятельный и знатный, раз способен строить церковь. Не исключено, что он один из представителей княжеского рода Арцаха, однако, достаточных оснований утверждать это нет, как нет, впрочем, оснований отождествлять этого Вахрам-Шаха с упомянутым в Хрхапорской надписи Вахрамшахом. Что касается упомянутых Пахрайдина и Укана, то первый, по всей видимости, является монгольским наместником, а второго М. Бархударян, указывая на найденную им же самим надпись близ села Арачадзор, называет внуком hАсана- Джалала. Однако это утверждение никакими другими историческими фактами не подтверждается. Действительно, в переписанной Бархударяном Арачадзорской надписи, рядом с именами hАсана-Джалала и его сына Атабака упоминается некий ''Укан – отрок hАсана" (Укан манукн hАсана), однако, утверждать на этом основании, что упомянутый Укан есть внук hАсана-Джалала, было бы неубедительно. Неубедительно также отождествление этих двух Уканов.
Тот же Бархударян в своей книге "Арцах" приводит две строительные надписи из селения Дастакерт, в которых правителем края, наряду с монгольскими, властителями, назван армянский князь Иване. Вот эти надписи в переводе на русский язык: "В год 725 (1276) в Патршахство Апага, в год правления Иване, в патриаршество Степанноса я – Тер Нерсес из рода Тер Сукиасянц основал эту церковь в память о нас и наших [близких]. <…>
"По воле Господа, в судейство Арзу, в патриаршество Степанноса, в правление Иване и сына Садрадина Пахрадина я – Саркис построил эту часовню.
Хотя вторая надпись не датирована, однако можно предположить, что обе эти надписи не намного разнятся во времени. Упомянутый Степаннос скорее всего является католикосом Алуанка. Патршах (Падишах) Апага никто иной, как монгольский хан Апага, сын хана Хулагу, основателя династии и государства Хулагидов. Апага стал ханом после смерти своего отца в 1265 году.
Но кто же упомянутый в обоих надписях армянский правитель Иване? Вряд ли он одно и то же лицо с упомянутым в Хрхапорской надписи князем. Скорее всего это сын hАсана Джалала – Иване, прозванный также Атабаком. Приведенные дастакертские надписи при внимательном их прочтении дают нам примечательные сведения. Если в первой из них Иване выступает в качестве единоличного правителя, естественно находившегося в зависимости от монгольского хана, то во второй надписи он делит свою власть с монгольским наместником. К сожалению, как уже говорилось, вторая надпись не датирована, и поэтому мы не можем сказать, что чему предшествовало. Была ли единоличная власть Иване в своем крае ограничена монгольскими ханами или наоборот, этому правителю удалось заслужить доверие ханов и освободиться от тяжкого бремени деления своей власти с изначально назначенным ханами наместником. Как бы то ни было, ясно одно. Даже в эти смутные времена в Арцахе продолжала существовать, пусть во многом неполноценная, ограниченная, но национальная, исконная, коренная власть.
Примерно в это же время в долине Тартара был известен еще один род армянских властителей. Это род Шираншахян, или Шираншахянц. Сведения об этой княжеской фамилии остались в памятной записи Евангелия, увиденного М. Бархударяном в селе Талиш. Это Евангелие упоминает также Гарегин Овсепян. Вот как он описывает книгу: "Знаменитое своими миниатюрными хоранами евангелие "Бегюнц" села Талиш, гавара Джраберд, восстановленное в 1060 году".
В одной из памятных записей этого Евангелия встречается надпись о том, что в 1266 году оно было привезено из Кесарии hАсаном, сыном Уза, и подарено родовую усыпальницу – в монастырь св. Егише. В записи упоминаются также сыновья hАсана – hАсымбер и Сасна. hАсан и его сыновья названы в записи правителями из рода Шираншахянов.
Трудно сказать, кто эти князья, откуда происходит их род. Однако наличие родовой усыпальницы в монастыре св. Егише ясно указывает на то, что этот род правил в долине Тартара не одно поколение, следовательно, князья Шираншахянц не могли быть нехаченского происхождения, не могли, скажем, получить свои владения в период могущества Закарянов как плату за свою храбрость или заслуги. (Многие хаченские князья получали владения таким образом от Закарянов, но это происходило за пределами Хачена.) Имя hАсан часто встречается во всех трех ветвях хаченских князей, поэтому трудно сделать предположение, какой именно ветви хаченцев принадлежат Шираншахянцы. Но это не столь уж важно, главное заключается в том, что в лихие годы монгольского владычества в Арцахе оставались самовольные князья. Мы не зря раз за разом подчеркиваем это обстоятельство, ибо, как увидим потом, незнание или непонимание этого факта послужило причиной неверного истолкования происхождения княжеских домов Арцаха в более поздние времена.
Вот все доступные нам сведения о наличии национальной власти на территории Гюлистанского гавара и прилегающих районов в период до возникновения меликств. Об армянских правителях края более позднего периода, которые несомненно были, история продолжает хранить упорное молчание, вплоть до появления на политическом небосклоне Арцаха меликов.
Происхождение Мелик-Бегларянов
В данной главе будет сделана попытка обобщить все высказанные в историографии суждения относительно места и времени происхождения рода гюлистанских властителей Мелик-Бегларянов. Надо сказать, что вопрос об истоках Мелик-Бегларянов был, пожалуй, одной из самых неоднозначно трактованных проблем истории Арцаха меликского периода. Попытки осветить вопрос происхождения властителей Гюлистана были сделаны Раффи, Е. Лалаяном, М. Бархударяном. В новейшее время этой проблемой занимайся К. Каграманян. Косвенно об интересующей нас теме высказывался в своих произведениях Б. Улубабян. Если отбросить все детали, то высказывания историков можно разделить на две группы. Первая – Мелик-Бегларяны являются пришлыми властителями, и их приход к власти в Гюлистане был во многом делом случая. Приверженцами данной точки зрения из перечисленных нами авторов являлись Раффи и Е. Лалаян. Разумеется, были и другие исследователи с аналогичным взглядом на данную проблему, однако первоисточником для них служили именно Раффи и Лалаян. Последователи (если можно так выразиться) Лалаяна и Раффи лишь пересказывали собранные последними сведения, частично соглашаясь или не соглашаясь с ними, но не выдвигая при этом иных версий.
Суть высказываний, условно объединенных нами во вторую группу, вкратце можно сформулировать таким образом: Мелик-Бегларяны являются потомками древних правителей Арцаха, и их воцарение в Гюлистанском гаваре было продиктовано логикой развития исторических процессов. Первым данную точку зрения высказал М. Бархударян, который, по словам Б. Улубабяна, "попытался в меру своих возможностей более обоснованно и аргументировано показать коренной характер княжества Хачена, а в дальнейшем и меликских домов Карабаха".
М. Бархударян считал прародителем Мелик-Бегларянов представителя верхнехаченской ветви арцахских князей Айтина Допяна. О суждениях других историков касательно происхождения Мелик-Бегларянов речь пойдет чуть позже. Пока же поговорим о версии Бархударяна, заслуживающей, по нашему мнению, право быть рассмотренной обстоятельно и подробно. Но начнем мы с краткой справки об Айтине Допяне и его времени. Как уже говорилось, род Допянов получил свое название от имени княгини Доп – сестры Закаре и Иване Закарянов. Зарождение этого рода совпало с началом тяжких испытаний, которым периодически подвергайся горный край в течение последующих дзух-трех столетий. С 30-х годов XIII века вплоть до конца XIV века владения Допянов, как вся северо-восточная Армения, находились под властью монгольских ханов, на смену которым пришел Тамерлан. Опустошительный поход этого хромого властителя мира на Хачен был предпринят в 1387 году. В ходе сражений был почти уничтожен род Допянов. В битве с Тамерланом погиб и потомок hАсана и Доп – hАсан III Допян вместе с тремя (или шестью) сыновьями. После этого власть перешла к потомкам hАсана, а род Допянов постепенно распался на три ветви: Улубеканц (потомки сына hАсана III Шаханше), Джханшецвоц (потомки сына hАсана III Джханше) и Айтиноц (потомки hАсана III Ахбуха).
Первые две ветви и в дальнейшем оставались в своих владениях. Но вот о дальнейшей судьбе рода Айтинцоц история умалчивает. Достоверно известно лишь следующее: единственный известный представитель этого рода – Айтин – был правителем Верхнего Хачена, и в годы его правления владения Допянов были отняты завоевателями. Далее известно, что Айтин целых три года добивался в суде возвращения по праву принадлежавшей ему собственности и, дав огромную взятку, смог достичь своей цели. Сведения эти оставлены католикосом Алуанка Есаи- hАсан-Джалаляном. Их приводят (целиком или частично) в своих трудах М. Бархударян, Карапет-Тер-Мкртчян, Б. Улубабян. Две копии рукописи католикоса Есаи хранятся в Матенадаране. Г.Е. Киракосян, рассказывая о трудах Айтина по возвращению себе владений предков, ссылается не на Есаи, а на одну из рукописных армянских памятных записей (ишатакаран) XVI века, где этот эпизод описан точно так же и чуть ли не теми же словами. Первый вопрос, который возникает при чтении данных сведений, это "Когда происходили эти события?" Известно, что Айтин стал править в Верхнем Хачене не раньше 1430 года, так как в известной надписи, именно этого года, приведенной М. Бархударяном, правителем Верхнего Хачена назван сын Шахншаха Сейти. Айтин, судя по всему, стал правителем после Сейти. Г.Е. Киракосян считает годом начала правления Айтина 1440, однако без ссылки на какой-либо источник. По мнению Карапета Тер-Мкртчяна, Двор восседавшего на персидском троне Кара-Коюнлу-Джаханшаха (1437-1467) и есть тот "суд", где Айтин защищал свои права. С ним солидарны и другие исследователи. В таком случае, если даже допустить, что Айтин начал свои старания по возвращению себе отеческих владений в первый же год правления Джаханшаха (1437 г.), и прибавить к этой дате три года (а именно столько времени понадобилось Антину для достижения своей цели), то выяснится, что возвращение владений Айтину произошло не раньше 1440 года. Это максимально ранний срок. Однако возможно, что события эти могли иметь место значительно позже, скажем, в 50-х годах XV столетия.
Второй вопрос, который возникает в данной ситуации, можно сформулировать так: "Куда делись потомки Айтина Допяна?" Вот на этот вопрос исследователями даны противоречащие друг другу ответы, ибо в наши дни не известно ни одно свидетельство касательно них. Мысль о том, что Айтин не оставил потомков, можно отвергнуть сразу же, ибо он является первым представителем рода Айтинцоц. Наличие его имени в названии данного рода само собой предполагает существование потомков, так как Айтин не мог быть последним представителем рода, названного его же именем. Но тогда исследователям ничего другого не остается, как искать потомков Айтина либо среди меликских фамилий позднейшего времени, либо объяснить отсутствие свидетельств о роде Айтинцоц какими-то другими обстоятельствами.
М. Бархударян, например, предлагает такое объяснение: Айтин помимо возвращения себе родовых владений получает от Джаханшаха "титул юзбаши, право содержать отдельное войско и в 1455 г. возвращается на родину. Айтин юзбаши получает в потомственную собственность от шаха селения Ниж и Султан-Нухи и переселяется в Ниж по грамоте шаха". Далее Бархударян перечисляет потомков Айтина, праправнуком которого он называет Абова Юзбаши, который, будучи стесненным волнениями в Персидском государстве, по совету князей Джалалянов в 1600 году возвращается в Арцах и становится основателем Гюлистанского меликства". Забегая вперед, отметим, что народные предания, записанные Раффи в конце прошлого века, также "приводят" Абова в Гюлистан из сел в левобережье Куры. Бархударян, к сожалению, не называет источника приводимых им сведений, чем заметно приуменьшает их значение. Неизвестно, предположение ли это, выдаваемое Бархударяном за действительность (что нередко в его произведениях), или исторический факт, основанный на достоверных источниках, известных М. Бархударяну, но не упомянутых им (такое тоже не редкость у него).
Оставим на время версию Бархударяна и обратимся к высказываниям других исследователей относительно данной проблемы. К. Тер-Мкртчян изложил во многом сходную с мнением М. Бархударяна точку зрения. Судя по его высказываниям, Айтин, освободив родные владения, оставил их потомкам Джаханше и Шаханше, а себе взял долину озера Гегама (Севан) и обосновался там.
Эту точку зрения опровергает Г. Киракосян С. Бархударян также относится скептически к стремлению К. Тер-Мкртчяна найти верхнехаченский след среди правителей Гехаркунинка. Надо сказать, что сам К. ТерМкртчян, вероятно, также был не совсем уверен, выдвигая данную версию. На это обращает внимание Б. Улубабян, указывая на еще одно высказывание епископа Карапета, по которому Айтин становится владельцем Атерка. О потомках Допянов высказывался также Г.Е. Киракосян: "Княжеским дом Допянов после смерти Турсуна (отца Аитина – авт.) настолько ослаб, что больше не был замечен в политической жизни страны. Часть его представителей в XV и последующих веках мы видим в рисе священника, занимающих должности настоятелей в духовных центрах Допянов". С данной точкой зрения, на наш взгляд, тоже нельзя соглашаться. Часть представителей Допянов, безусловно, избрала для себя путь духовных настоятелей, однако, это вовсе не означает, что весь род Допянов был вытеснен с политической арены. Достаточно хотя бы вспомнить, что именно потомки Джаханше и Шаханше властвовали в меликствах Цара и Содка. Потомки Ахбуха (деда Айтина Допяна), судя по фамилии Айтинцоц, продолжали играть заметную роль в политической жизни по крайней мере через поколение после Турсуна. Да и трудно представить духовное настоятельство представителей Допянов в Верхнем Хачене без поддержки их сородичей – светских правителей края.
У Б. Улубабяна свое мнение относительно потомков Айтина, и основано оно на не раз упомянутой нами статье С. Бархударяна в "Вестнике Матендарана" за 1967 год.