Земля Санникова. Плутония. Коралловый остров. Рассказы

В этот вечер в палатке было холодно и неуютно – дров не было, и ужин сварили кое-как на хворосте, набранном по соседству в полосе кустарника. Поэтому рано легли спать. Но доносившиеся из котловины гораздо более близкие различные звуки – мычанье, блеянье, рев животных – часто тревожили собак, поднимавших лай и вой и будивших спящих.

– Не завидую я Капитону, который все время будет спать возле этих горланов! – проворчал Костяков во время одного из концертов.

– Когда он запрет их в снеговую пещеру, они будут спокойнее, – ответил Горюнов, поворачиваясь на другой бок.

Утром принялись за работу и при помощи топоров вырубили в сугробе, вблизи того места, где он примыкал к базальтовому обрыву, глубокую галерею. Под поверхностным слоем снега оказался сплошной лед, который, очевидно, лежал уже целые столетия, так что нельзя было опасаться, что он за лето растает. В грот сложили лишние вещи, байдару и две нарты, а вход заложили глыбами льда, чтобы вглубь не мог проникать теплый воздух и чтобы какой-нибудь хищник не мог в отсутствие Никифорова забраться внутрь. По соседству вырубили еще три грота, поменьше, каждый для одной упряжки собак.

Третью нарту оставили Никифорову, чтобы он мог подвозить к своему жилью дрова из леса и туши добытых животных. Никифоров, которому ледяные пещеры очень понравились, намеревался вырыть еще одну – для хранения мяса, а другую – для себя и палатку поставить внутрь последней, чтобы спать спокойно, не опасаясь нападения. В пещеру ночной незваный гость мог проникнуть только с одной стороны, а не со всех, как в палатку, и достаточно было положить пару собак у входа, чтобы чувствовать себя в полной безопасности.

Эти работы заняли почти целый день; успели только сходить на опушку ближайшего леса и нарубить дров для ночлега.

Странные животные

Утро, хотя и хмурое, но без дождя и тумана, позволило начать исследование котловины. Четверо путешественников с котомками за спиной, с ружьями на плече двинулись на север. Они взяли с собой наиболее смышленых собак, вожатых упряжек; одна была совершенно черная, другая почти белая; первую звали Крот, вторую – Белуха. Никифоров с третьим вожаком – Пеструшкой – провожал товарищей, чтобы добыть себе и собакам пропитание на ближайшие дни.

По мере отдаления от сугробов растительность становилась более обильной; мох сменила трава, затем пошли кусты полярной березы, ивы и ольхи, стлавшиеся по земле. Сюда ненадолго уже заглядывало полуденное солнце, и растительность пробуждалась к жизни. Чем дальше, тем выше становились кусты, и затем полярные виды уступили место представителям более умеренной полосы – появилась лиственница, белая береза, ольха, а среди травы пестрели первые цветы. Деревья достигали трех-четырех метров вышины, образуя небольшие рощи, перемежающиеся с полянами.

При проходе через одну такую рощу собаки, бывшие на привязи, обнаружили беспокойство, стали рваться вперед и ворчать. Приготовив ружья, путешественники осторожно подошли к опушке и увидели на поляне большое стадо пасшихся животных. Видны были черные спины с довольно большими горбами и пушистые короткие хвосты, напоминавшие большую кисть. Когда одно из животных подняло голову, то оказалось, что она похожа на бычью, но короче и круче и увенчана большими, загнутыми вперед и вверх рогами. Животное уже почуяло опасность и издало глухое мычанье, встревожившее все стадо.

Медлить было нельзя. Горюнов выстрелил из винчестера в ближайшего быка, который подскочил и упал на колени. Остальные в недоумении шарахнулись в разные стороны, но не убежали. У некоторых рога были короче и тоньше; видны были и телята разного возраста.

Спустив собак, охотники побежали к раненому быку. Стадо при виде людей пустилось наутек, но собакам удалось остановить теленка, который и был застрелен Никифоровым. Раненый бык при приближении людей поднялся и бросился им навстречу со свирепым ревом; наклонив голову и выставив огромные рога, он несся вперед, оставляя кровавый след. Но собаки, подбежавшие сбоку, обратили на себя его внимание; он круто повернулся к ним и в это время получил еще две пули, которые его свалили.

Обступив жертву, охотники с удивлением рассматривали ее.

– Как хотите, это не мускусный бык, как можно было думать, – заявил Костяков. – У него и шерсть короче, и голова и рога другие.

– Да, он похож на тибетского дикого яка, которого я видел в зоологическом саду, – сказал Горюнов.

– Но здесь, на Севере, единственным представителем этого семейства является мускусный бык. Ovibosmoschatus, – заметил Ордин, – да и тот водится в Северной Америке, а не в Азии.

– Вы правы, но только это не овцебык, это бесспорно.

– Но как же мог тибетский як очутиться здесь, так далеко от своей родины, за десять тысяч километров?

– Это, очевидно, еще одна из загадок Земли Санникова, которую она задает нам, – заметил Костяков. – Может быть, онкилоны привели этих быков с собой и мы нарушим их право собственности?

– Нет, быки эти дикие, – заявил Горохов. – В нашей земле никогда таких не было.

– Для решения загадки нам придется сохранить и увезти с собой хотя бы его череп с рогами, – сказал Горюнов. – Мне помнится, что у яка рога загнуты на концах больше вверх и вообще тоньше, а хвост короче и гуще.

В это время Никифоров приволок добытого им теленка, имевшего только две-три недели от роду.

– Вот-то вкусное жаркое будет! – заявил он. – Много лет я не едал телятины.

– Возвращайтесь сейчас на стан, Капитон, – распорядился Горюнов, – и приведите нарту, а мы пока освежуем зверей.

Никифоров с Пеструшкой пошли назад, ориентируясь на снеговые сугробы, которые отлично выделялись на черном обрыве позади низкой полосы леса.

Остальные стали снимать шкуры с быка и теленка, причем Горюнов обмерил животных и записал их приметы. Над поляной уже кружили несколько крупных птиц, по-видимому грифов, которые рассчитывали, что люди оставят им часть своей добычи. Но их надежды были обмануты, потому что Никифоров догадался привести всех собак, чтобы накормить их досыта на месте и облегчить груз мяса, который приходилось везти к стану. На прощанье ему было наказано сохранить черепа и шкуры всех животных, которых он добудет, сберегая их в ледяной пещере.

Четыре путешественника отправились дальше. По мере удаления от окраины котловины деревья становились выше, трава гуще; появились тополя, осина, черемуха, жимолость, шиповник и другие кусты; иные уже покрылись свежей листвой или зацветали. Горохов с изумлением разглядывал растительность, потому что в окрестностях Казачьего и по всему берегу ничего подобного не было, а южнее он бывал только в зимнее время. Остальных также немало удивило то, что здесь, под 80° широты, растут формы, которые в Сибири не переходят за Полярный круг.

По-прежнему чередовались луговые поляны и полосы леса, становившиеся более густыми; на двух полянах увидели пасущихся быков и с интересом наблюдали их. Но животные при приближении людей обратились в бегство. Это доказывало, что в котловине живут люди, охотящиеся за быками, но не имеющие огнестрельного оружия, так как выстрелы животных не пугали. На одной из полян, километрах в восьми от окраины котловины, кроме черных быков, заметили каких-то бурых животных того же роста. Когда одно из них подняло голову, Горохов воскликнул:

– Смотрите, Матвей Иванович, ведь это же конь, надо быть!

– Похоже на то. Неужели домашний?

– Едва ли; все они одной масти, бурые, с черной полосой вдоль хребта, жидким хвостом и жидкой гривой, да и уши у них длинные, – заявил Ордин, рассматривавший животных в бинокль.

– Тогда они похожи на дикую лошадь, которую Пржевальский открыл в глубине Центральной Азии, – сказал Горюнов.

– Но здесь, среди полярных льдов? Еще одна загадка этой странной земли! – воскликнул Костяков.

– Попытаемся подойти к ним поближе.

Огибая поляну по опушке леса, охотники немного приблизились к лошадям. Они паслись отдельно от быков. Один из коней, видимо старый жеребец, вожак табуна, постоянно поднимал голову, осматривая поляну, и, раздувая ноздри, нюхал воздух. Вдруг, заметив людей, он издал тревожное ржание, отчасти напоминавшее ослиный рев, и весь табун, штук двадцать взрослых и десяток жеребят, помчался прочь, подняв головы и изогнув хвосты.

– Эй, упустили дичь! – вздохнул Горохов. – Жеребеночка бы сварить, вкусные они.

– Ну зачем? Мясо у нас есть на сегодня, а нагружаться нам ни к чему. Да и жаль убивать зря.

– А для коллекций? – заметил Ордин. – Разве это не редкость – дикая лошадь и, вероятно, особой породы?

– Просто одичавшие лошади, – предположил Костяков.

– Не может быть! Все кони у нас белые, редко когда серые или в яблоках, – заявил Горохов.

– И стать совсем другая, – прибавил Горюнов. – Очевидно, благодаря каким-то не выясненным еще условиям на Земле Санникова сохранились животные предшествовавшего геологического периода, вымершие в других странах.

– Вот как в Австралии сохранились дикая собака, кенгуру и другие странные сумчатые животные, примитивные млекопитающие, бескрылые птицы и тому подобные живые окаменелости, как их называют, – пояснил Ордин.

– Вы, пожалуй, скажете, что здесь проживают мамонт, длинношерстный носорог, пещерный медведь и другие современники первобытного человека! – засмеялся Костяков.

– Вполне возможно, если только человек не истребил их, – ответил Горюнов.

– И интерес, который представляет Земля Санникова по своему положению и форме, еще увеличится ее живыми окаменелостями, – прибавил Ордин.

– Подойдем к озерку, которое я вижу вот там среди поляны, – предложил Костяков. – Не увидим ли в воде бегемота?

– Бегемот не живая окаменелость, – поправил Горюнов, – а водится в большом числе в реках Африки, и здесь мы его не найдем.

Но добраться до озера не удалось: по мере приближения к нему почва становилась все более вязкой и наконец превратилась в трясину, колебавшуюся под ногами и поросшую болотными растениями. Очевидно, озеро прежде было значительно больше, но постепенно зарастало от берегов вглубь. Поэтому ни попробовать его воду, ни посмотреть, есть ли в нем рыба и какова она, не пришлось. О бегемоте, конечно, и речи быть не могло: его грузная туша провалилась бы в трясину при первых же шагах.

За этой поляной начался более густой и высокий лес с таким густым подлеском из молодых деревьев и кустов, что, не будь троп, протоптанных животными, движение было бы очень трудно.

Подвигаясь по такой тропе, путешественники слышали громкое весеннее пение разных птиц, воркование горлиц; в отдалении даже послышался зов кукушки. Замечены были сойки, сороки и галки, а в вышине плавали два орла, высматривая добычу на полянах.