Рассказы

Неожиданно лысый начал выкрикивать ругательства. Это был отборный, замысловатые мат.

Все с изумлением уставились на него. Квадратная челюсть Вадика отвисла. Димон цокнул языком. Этот звук как будто отрезвил лысого. Он осекся, открыл рот и застыл в таком положении.

– Во выдал! – искренне восхитился рыжий. – Мой респект. Я так не умею. Но! – Он выставил вперед ладонь, как это делал лысый. – Воспитанные люди при даме не матюгаются. Это верх бестактности.

Лысый встрепенулся и выскочил на улицу, под ливень. Тут же вернулся, посмотрел в сторону девушки, не прямо на нее, а на рукав платья, и пробормотал скороговоркой:

– Простите ради бога.

Потом повернулся и, быстро шагая по лужам, стал переходить дорогу.

– Дождь-то как по лысине барабанит! – хохотнул Димон.

– Э-эх. – Седой покачал головой. – Вот он свое нутро и показал.

Мимо лысого на большой скорости пронесся джип, обдав его грязными брызгами с головы до ног. Словно в наказание за переход дороги в неположенном месте. Парни захохотали. Седой усмехнулся.

Лысый с немым укором посмотрел на удаляющуюся машину, потом достал платок, вытер лицо и лысину. И зашлепал по воде дальше.

Девушка грустно глядела ему вслед.

Дедушка Сидоров

Три солдата последнего призыва сидели на табуретках возле коек и полировали пряжки. Новое пополнение прибыло в роту неделю назад.

– Матюхин, за что тебя каптерщик ударил? – спросил одного из них ротный писарь, ища что-то в тумбочке.

– В строй опоздал, – уныло ответил тот и часто заморгал белесыми ресницами.

– Так шевелиться надо! Ходите как сонные мухи. Тебя, Мирославлев, тоже касается.

– Он к Матюхину с первого дня придирается, – вступил в разговор другой солдат, с мужественным и решительным лицом. Он говорил с кавказским акцентом.– А командир молчит.

– Зачем же Улыбин будет соваться? – удивился писарь.– Да он и служит только полгода, мы с ним вместе призывались. Хоть и младший сержант, а для стариков – нуль.– Он захлопнул дверцу и выпрямился.– А ты что, Амиров, учителем был?

– Да. Я в военкомат сам пришел, – угрюмо усмехнулся кавказец.– Считал, что мужчина должен армию пройти…

– Сюда идет, гад, – встревожился вдруг Матюхин, встал и зашел за ряд двухъярусных коек.

Размахивая гимнастеркой, к ним приблизился маленький полный каптерщик, поискал кого-то глазами, очевидно, Матюхина, потом кинул ее на колени Амирову.

– Постираешь, педагог! – И уходя, бросил через плечо: – Чтоб через десять минут как новенькая была!

Кавказец швырнул гимнастерку на подоконник.

– Вы еще Сидорова не видели, – сказал писарь.– Сейчас на гауптвахте сидит. Зверь! Когда заведется – покалечить может.

И словно в подтверждение его слов кто-то крикнул в другом конце казармы:

– Все, молодежь, кончилась ваша райская жизнь! Сидоров с губы возвращается!

Он появился четверть часа спустя, высокий, могучий, красивый. «Старики» оживились.

– С освобождением, Витек! Ну, рассказывай про свои подвиги.

– Да какие там подвиги, – отмахнулся Сидоров.– С лейтенантиком из обоза немного подискутировали.

– Оживленная, видать, дискуссия была, раз ты десять суток схлопотал, – засмеялся каптерщик. Внезапно лицо его стало серьезным: он заметил свою гимнастерку на подоконнике.– Не хочет стирать, салаженок, – мотнул он головой в сторону Амирова.

– Этот лезгин оборзел вконец, – заворчали старики.– Всю дорогу возникает.

Глаза у Сидорова загорелись.

– Который? Вон тот? – Пружинистой походкой он подошел к Амирову и вроде бы лениво поинтересовался:– Говорят, выступаешь много?

Лезгин горделиво откинул голову назад.

– Я чужие гимнастерки стирать не…

От мощного молниеносного удара он вместе с табуреткой полетел на пол. Но тотчас же вскочил и бросился на Сидорова. Второй удар снова свалил его с ног. Из носа потекла кровь. Амиров поднялся, зажал нос рукой и вышел в коридор.

После отбоя раздалось:

– Мирославлев, ну-ка, сообщи, сколько дней дедушке Савчуку до приказа осталось!

Наступило молчание.

– Пусть кто-нибудь другой, – негромко сказал младший сержант Улыбин и возвысил голос:– Матюхин! Сколько дней дедушке Савчуку до приказа?

– Только смотри, чтобы с чувством, – добавил Савчук.

– Дедушке Савчуку до приказа осталось девяносто восемь дней! – истово прокричал Матюхин.

– Вот молодец, сынок.

– Как этого лезгина фамилия? Амиров? – спросил Сидоров.– Амиров, сколько дедушке Сидорову осталось до приказа? – В казарме стало тихо.– Амиров! – В его голосе зазвучала та властность, которая не терпит неподчинения.

– Дедушке Сидорову до приказа девяносто восемь дней! – зло выкрикнул лезгин.

На следующее утро Сидоров был не в духе. Все, кроме стариков, старались не попадаться ему на глаза. Лишь Мирославлев, бледный, хилый солдат в своей всегдашней задумчивости наткнулся на него.

– Куда прешь? – гаркнул тот.– Глаза еще не продрал что ли? Постель мне заправишь! – И пошел умываться.

Несколько секунд Мирославлев стоял как вкопанный, затем отправился следом. В «умывалке» он подошел к чистившему зубы Сидорову и, борясь с волнением, выпалил:

– Во-первых, не обращайся больше ко мне с подобными просьбами, во-вторых, не разговаривай со мной таким тоном.– И тут же вышел.

– Первое отделение второго взвода, строиться! – послышался голос Улыбина.