Фаворитка не договорила. Резкой злобной скороговоркой застучал башенный пулемет, и трассирующая очередь ударила сначала в прекрасную грудь утопленницы, а затем в ее кавалеров.
– Дави!!! – хрипло взвыл в переговорном устройстве голос двойника, а безжалостный свинец ударил по свите. Когда, сухо щелкнув, пулемет замолк, вся прислуга Сильфии была вторично мертва.
– Делов-то, оказывается, всего ничего! – весело подытожил лейтенант. Он не видел, как поднялась раздавленная танком Сильфия и, недобро улыбнувшись, начертила в воздухе магический знак. Вспыхнувший и угасший. Почти сразу же из всех озер, луж и ручьев, в обилии рассыпанных по танкодрому, поднялись мертвецы. Все когда-то утонувшие или утопленные: изъеденные раками скелеты и неразлагающиеся солдаты чернокнижницы, призванные ее властью обитатели окрестных кладбищ и исчезнувшие вчера горожане. И не было числа восставшим из ада, и снова ужас обуял сердца танкистов.
– Задраить люки! К бою! – неутомимый двойник не желал сдаваться. – Осколочно-фугасным, по ожившим трупам – огонь!!!
И первым выстрелил по бредущим утопленникам. Огромный огненный язык вырвался из длинного хобота 120-мм пушки «Леклерка», и последовавший за ним взрыв подбросил в воздух несколько мертвецов. Грохот пушечного выстрела и задорные слова команды придали недостающей уверенности товарищам Мишеля. Вскоре сорок танков уже с истинно французской отвагой бились огнем и гусеницами с полчищем ожившей нечисти. Утопленники бросались на башни, палили по ним из старинных ружей и немецких автоматов, изъеденных ржавчиной и покрытых водорослями, пытались рвать танки руками и зубами, били их чем попало – но броня терпела все. Лишь кавалеры смогли уничтожить несколько машин своими пистолетами и шпагами, пробивавшими и разрубающими даже многосантиметровую броню.
Но маркизу лейтенант отстрелил половину туловища удачным выстрелом, а д`Эвтанази разорвало еще чьим-то снарядом. Хотя, в целом, танкисты экономили боеприпасы. Мишель по радиостанции объяснил всем, как драться пушкой, и многотонные дубины завращались над корпусами «Леклерков», перешибая нападавших почти пополам. Довершали дело стальные гусеницы.
Уже смеркалось, когда утопленники начали исчезать в водах озера, раскинувшегося за командной вышкой, унося с собой вторично убитых. Кто-то «протрубил» по радио победу… Но уже в следующее мгновение батальону снова предстояло почувствовать, как встают дыбом волосы. Воды озера расступились, выпуская из своих сумрачных глубин сначала ржавые антенны, затем мачты, трубы, палубные надстройки и, наконец, чудовищные башни главного калибра огромного корабля. Такого ужаса танкисты не испытывали никогда в жизни – из маленького, захолустного, никому не известного озерка могущество мертвой Сильфии поднимало боевой линкор.
Кто-то в азарте развернул пушку и врезал по нему осколочно-фугасным. Но яркий взрыв лишь сорвал перила с борта всплывающей махины и слегка повредил палубу. Через секунду целый артиллерийский шквал обрушился на корабль. Помятый и покореженный разрывами он, словно и не замечая этого, прекратил всплытие и застыл, как если бы колеблющаяся поверхность озера неожиданно превратилась в бетонный постамент.
На какое-то время танкодром замер. На безжизненных палубах и переходах линкора ничто не двигалось. Даже живые мертвецы не нарушали
зловещей неподвижности корабля. Было в нем что-то действительно мертвое.
– Это французский броненосец, – раздался в молчаливом эфире чей-то слегка изумленный голос. Кажется, лейтенанта Дюпона, большого знатока военной истории. – В 1914 году он подорвался на мине недалеко от Кале. И водолазы до сих пор не нашли его корпус.
– Зато нам посчастливилось…
– Он что, посуху, что ли, приполз сюда из-под Кале? Через пол-Франции?
– Я откуда знаю, – ответил Дюпон.
Повисло молчание. Потом кто-то из сержантов робко спросил:
– Если это броненосец, то какая у него броня?
– Миллиметров триста.
– Значит, наши пушки его не пробьют.
– Почему? Если бронебойным шарахнуть… К тому же броня у него старая.
Все это время мозг Мишеля сверлила одна лихорадочная мысль – как? Почему? Откуда у Сильфии броненосец? Каким-то углом сознания, допускающим сверхъестественное, он понимал оживление утопленников, подчинение их сатанинской власти. Поэтому, не колеблясь, вступил с ним в бой. Но как Сильфии удалось поднять железный корабль?! Да еще и затонувший в огромном количестве километров от этого места? Это было против даже сверхъестественных правил.
Но если все, что он сейчас видел, всего лишь мираж – то почему о него рвались вполне реальные снаряды? Или это тоже мираж?.. А если все-таки предположить, что броненосец настоящий, и перенесен сюда неведомым способом? (Тем более – кто его мерил, могущество Сильфии Аштаротской?) Пожалуй, реальной угрозы он представлять все равно не может. По земле корабли не плавают, а его пушки аж с 1914 года находились под водой. И пусть даже стволы у них в порядке, и на линкоре остались боеприпасы – порох и капсюли в них не только отсырели, а поди уже и растворились в морской воде!
Но только Мишель собрался сообщить товарищам о своих соображениях, как главная башня броненосца с тремя двенадцатидюймовыми орудиями начала бесшумно разворачиваться в сторону танков. Абсолютно бесшумно, хотя корабль был покрыт донной грязью, ржавчиной и водорослями! Включилась радиостанция, и кто-то сумрачно заметил:
– Ну, сейчас они свои мешки развяжут!
Словно по команде все пушки батальона ударили бронебойными. Листы ржавой брони тотчас, словно оспинами, покрылись темными пятнами пробоин. Никакого эффекта! Второй лихорадочный залп. На этот раз – кумулятивными снарядами. Огненные струи направленных взрывов прожгли чрево броненосца в тридцати с лишним местах… Опять безрезультатно! Только из щелей повалил пар, да в незамеченную до этого подводную пробоину с шумом хлынула вода, заполняя место выкипевшей от взрывов.
– Ребята, да он же просто висит в воздухе!
Это уже и так всем было ясно – с такой пробоиной не плавают. И тут огромные корабельные орудия, с которых до этого только капала грязь, дали залп… Казалось, земля опрокинется от грохота, и все ослепнут от вспышки. Жаркие и длинные пороховые языки лизнули три темных «Леклерка», и они тут же исчезли в султанах взрывов, подбросивших весь батальон.
Эта сволочь, затонувшая в 1914 году, стреляла! И как!!! Развернулась вторая корабельная башня, третья… Задвигали свои хоботы более мелкие пушки. И танковый батальон, яростно лупя из своих 120-миллиметровок, закружил по полю, не давая взять себя под прицел.
Но – увы. Гигантские, словно вырывающиеся из самой преисподней, взрывы засверкали тут и там, сшибая башни и разбивая в куски мечущиеся танки. Их же попадания не причиняли вреда боеспособности броненосца, хотя рвали и корежили его.
– Не так! Не так! Не так! – лихорадочно соображал Жормон. – Нельзя простым снарядом уничтожить «жизнь», данную адом.
И словно в доказательство его слов, из озер снова встали зловещие мертвецы. Все до единого, включая и танковые экипажи, только что зарезанные ухмыляющимися в отдалении кавалерами. Поднятая на их руках окровавленная, но все еще прекрасная Сильфия словно дирижировала пляшущей огненной смертью.
– Не так! – кричал вместе с Мишелем и его двойник. Рванув «уши» стабилизатора сверху вниз и слева направо, он перекрестил пушкой главную башню линкора, а затем врезал по ней осколочно-фугасным. Весь огонь броненосца тут же стих, словно перейдя в яростный смерч, расколовший нос корабля. Когда дым рассеялся, вместо башни виднелся лишь искореженный обод крепления.
Глава 5. «Исполнение клятвы»
Глаз танкового прицела отчетливо различал каждый зубчик того, что осталось от носовой башни. И ликующая радость рыцаря, смертельно ранившего злого дракона, захлестнула естество лейтенанта. Одной рукой он уже нажал кнопку радиостанции, чтобы поделиться с друзьями секретом победы, а второй вел пушку вдоль корабельного борта, разыскивая новые цели, как волна немыслимого дикого ужаса, идущего из самых глубин обоих существ, сидящих в Жормоне, мгновенно остановила эти движения.
На лейтенанта смотрела смерть. Его смерть. Та, что мрачной тенью ходила на задворках солдатских снов, вырастая из смутных мыслей о вероятной войне, что засела в подсознании еще с первых мальчишеских страхов. Прямо в глаза Мишелю заглядывал черный бездонный круг ствола… Чудовищная пасть чудовищного орудия – страшный кошмар танковых войск.
И все мужество, весь благородный порыв рыцарства мгновенно исчезли, захлебнувшись в жутком истошном крике:
– Не-е-е-е-е-ет!!!
Лейтенант мог бы смело погибнуть от кинжалов, пуль, воды, адского пламени, зубов или когтей мертвецов – чего угодно, но только не от этого черного глаза. Слишком долго и мучительно он ждал именно эту смерть. Ведь сейчас его надежный, почти неуязвимый «Леклерк» разлетится вдребезги, как стеклянная лампочка от удара кувалдой!
Мишель собрал в кулак все мужество, чтобы разделить судьбу своего танка, но двойник не желал погибать. До сих пор он считал все происходящее едва ли не увеселительной прогулкой, большим приключением. Но сейчас он должен был умереть! Умереть от чужого снаряда, с чужого броненосца, в чужой (?!) стране…
Впрочем, одно прощало его трусость – он понял, что не успеет выстрелить первым. И погибнет как беззащитная жертва, а не как сражающийся солдат. Поэтому существо, до этого поддерживавшее мужество Мишеля, само панически заорало:
– Спасайтесь!!!
И мгновенно бросилось к люку в днище.
В этот момент что-то случилось. Где-то ощутимо звякнуло, словно разорвав невидимые зубчики стройного механизма Вселенной, и какая-то едва уловимая ненормальность, возникшая еще при появлении двойника, стала ощутимее, заметнее.
Что-то испортилось, стало не так. Механика уже не было на его месте, а «Леклерк» стоял с выключенным двигателем. Через распахнутый люк в днище танка виднелась развороченная земля. «Здесь должен быть автомат!» – вспомнил лейтенант и выхватил его из специального крепления. По-змеиному выскользнул из танка.
Зубчики же все звенели и звенели, ненормальность усиливалась. Мишель не понял, как оказался в сотне метров от своей машины. И в этот момент чудовищный взрыв разорвал ее, подбросив высоко в воздух тело сержанта Эндрю. Жормон стоял оглушенный, засыпанный землей, облитый чьей-то кровью, в чужом обмундировании, с чужим оружием в руках. Теперь он был лишь вторым существом.
Вокруг полыхал бой, точнее – безжалостное истребление. Ведь лейтенант не успел передать друзьям секрет победы. А когда Мишель увидел, что целая и невредимая носовая башня разворачивается для очередного выстрела, он понял, что спасения нет. Что-то серьезное случилось с миром, разрушилась тонкая грань между тем и этим светом, и через провал хлынуло сверхъестественное зло.
Призрачный странный туман окутал танкодром. Он становился то абсолютно прозрачен, так, что были видны мельчайшие подробности разыгрывавшейся трагедии, то, наоборот, сгущался до плотности молочной завесы. И в такие моменты казалось, что танкодром накрыт призрачным куполом. Сквозь который светили чужие злобные звезды.
Жормон, забившись в уголок сознания нового тела, спокойно раздумывал о природе жуткого феномена – армии госпожи Сильфии. Теперь уже он ощущал себя «гостем» и равнодушно предоставлял возможность другому человеку выпутываться из сложной ситуации, в которую (Мишель был в этом уверен) тот сам его и втянул.
– Очевидно Сильфия, – размышлял он, – обладает действительно огромным могуществом, пользуясь покровительством сверхъестественных сил. Но и ее власть должна иметь свои пределы. По-видимому, она возрастает в связи с верой в нее. С верой… – он споткнулся на этой мысли.
– Ну конечно же! С верой! Стоило патриотам сбросить немецкий гарнизон в Озеро Сильфии, тем самым принеся ей кровавую жертву и освежая память детской веры в призрака с ее сверхъестественной армией – как тут же ожившие мертвецы в немецкой форме уничтожают своих последователей. Стоило в городке появиться нам, современным французским солдатам – и горожане снова вспоминают старое проклятие. Да еще со страхом, то есть с верой, пересказывают его нам. А когда комбат, приказом «узаконил» страх озера – начали исчезать люди. Это еще больше укрепляет веру людей в могущество призрака. Как результат – нападение на оцепление и батальон. Мы сами провоцируем сверхъестественное зло! Ведь когда мы уверовали в победу (все-таки молодец двойник!) – то победили. Лишь укоренившийся в сознании страх перед огромными пушками, очевидно уловленный чувствительным призраком Сильфии, помог ей вызвать к жизни мертвый линкор – это артиллерийское чудовище, закованное в броню. А моя вера в Святой Крест снесла ему главную башню!
В тот же миг Мишель снова стал самим собой. Только в руках вместо неуклюжего французского пистолета-пулемета остался лежать русский автомат Калашникова, а на поясе висели сумки с боекомплектом к нему и штык-нож. Взрывы звучали реже, и были уже не столь чудовищны. Лейтенант обернулся к линкору, объятому дымом и вспышками выстрелов. Его самовосстанавливающиеся орудия главного калибра методично выбивались попаданиями танковых пушек.