Обязан побеждать

Уселись на ящики. Скорость машины была невелика, потому трясло не шибко. Пыли хватало, не продохнёшь. Лейтенант бегло осмотрел поклажу. В продолговатом ящике лежали два новеньких пулемёта ДП, попросту именуемые солдатами «дегтярями», и боекомплект к ним. Несколько винтовок с коробками патронов. Одна с оптикой, укутана. Снайперская самозарядная. К своему удовлетворению, Белухин также обнаружил катушки провода и все приспособления для проведения управляемого взрыва. Тут же лежал в коробках тол. «Для моего будущего взвода», – подумал он. Да ведь майор-особист как раз говорил о машине и грузе с оснащением для него.

«Разыщи, на ней и поедешь», – приказал майор.

Полуторка та самая. Но где же обещанные обстрелянные сержант-разведчик и ефрейтор? Не стали ждать окончания ремонта грузовика, его, лейтенанта, и отправились с оказией на передовую, пока он перевязывался?

– Всю ночь бились с движком, – прокричал словоохотливый Танин знакомец. – Отработал, завестись-завёлся, а тянуть не хочет. Коптит как смолокурня и глохнет. Пришлось новый двигатель ставить. Майор-особист трибуналом грозился.

– Сержант и ефрейтор тебя разыскали? – спросил Белухин.

– Да, крутились, но до бомбежки уехали на передовую.

«Ах, досада! И тут наперекосяк!» – подумал Костя.

Дорога кривила меж перелесками. То ныряла в узкие тенистые проходы меж сосен и берёз, то вырывалась на обширные поляны, то тянулась по косогорам, поросшим шиповником, бузиной, жимолостью. Редко стояли кряжистые дубы. На их фоне зелёная полуторка была почти не приметна. Однако именно на таком косогоре их обстрелял «фоккер». До слуха лейтенанта долетел глушимый перелесками гул канонады. Впереди шёл тяжелый бой.

– Ничо! Прорвёмся, – прокричал из распахнутой кабины шофёр. – Осталось километра три. Правда, через открытое ухабистое поле.

Высоко в небе лейтенант заметил уже ставшую знаменитой «раму» – самолёт-разведчик и наводчик. «Фокке-Вульф», по словам полковника-инструктора учебки, появлялся на решающих участках фронта для корректировки огня артиллерии, удара бомбардировщиков. Не оставлял «тройной глаз» (три члена экипажа) и мелкие объекты: движущиеся на передовую автомашины то ли с живой силой, то ли с боеприпасами, и по ним била дальнобойная артиллерия или утюжили штурмовики-истребители. Один из них и напал на полуторку. Лейтенант видел, как «фоккер» спикировал и сбросил бомбу, но промахнулся, полуторка осталась целой. Но вражеский самолёт далеко не ушёл, развернулся и снова ринулся на них в атаку. Длинная пулемётная очередь на этот раз резанула по кабине. Шофёр вскрикнул и, окровавленный, выбросился из кабины, а грузовик стал заваливаться на правый бок под крутой откос.

– Прыгаем! Смелее!

Лейтенант схватил девушку за пояс и, можно сказать, выбросил её из невысокого кузова, и сам выпрыгнул следом. Грузовик, раскидывая ящики, дважды перевалился через правый борт и уткнулся в густые заросли бузины всё тем же правым бортом.

– Таня, вы живы? Ушиблись? – спросил Белухин.

– Ушиблась, но до свадьбы заживёт, – ответила она и бросилась к шофёру.

Он дышал, но из двух ран на груди хлестала кровь. Таня вспорола ножом гимнастёрку, собираясь перевязать раны. Но от крупнокалиберного пулемёта они оказались смертельными, и через несколько секунд пульс на шее у шофёра не прощупывался.

– Отнесём тело к машине. Берём, сколько сможем, банок с патронами, вы – автоматы, я – «дегтярь» с дисками и – в полк. Там идёт бой. Вечером вернёмся, соберём все ящики, – распорядился лейтенант.

Санинструктор не возражала. Слегка прихрамывая, она помогла Косте перенести труп шофёра к машине.

Глава 2

На передовой стоял ад. Полк отбивал очередную танковую атаку озверевшего врага. Его бесило упорство русских, стойко оборонявших неделю стратегическое направление, где вдоль железной дороги проходило широкое гравийное шоссе. У красноармейцев катастрофически не хватало солдат и командиров, выбитых беспрерывными атаками немцев; боеприпасов, которые, казалось, постоянно подвозили на машинах и подводах ночами; орудий, разбитых бомбёжками и артиллерией противника; каши, сухарей и махорки. Но с избытком хватало ненависти и отваги, на которых держались последние силы полка.

В эту горячую минуту санинструктор и лейтенант с «дегтярём» и коробками с патронами нырнули в штабную землянку полка, скрытую в лесу. В неё упиралась извилистая, отрытая в полный профиль траншея.

Заместитель командира полка, а теперь вынужденно командир, что-то кричал в телефонную трубку и смотрел на распахнувшуюся дверь, в которую со всей силой ворвался грохот боя. Майор свирепо глянул на вошедших и властным взмахом руки показал, чтобы они немедленно захлопнули дверь. Затем прокричал в трубку, что без подкрепления не продержится, и уставился на вошедших, скорее на их груз.

– Товарищ майор, лейтенант Белухин прибыл для дальнейшего прохождение службы, вот предписание.

– Мне о тебе ночью докладывали из дивизии, но не время сейчас с тобой заниматься. Отобьём атаку, тогда. Что у вас в мешках?

– Патроны к «дегтярю», ППШа с разбитого грузовика, на котором мы сюда ехали.

– Ах, вот почему не дошла вторая машина. Патронов позарез не хватает. Где машина?

– Километрах в трёх у зарослей бузины, – отчеканила санинструктор.

– Вот что, лейтенант, бери Татьяну, две подводы в санроте и дуйте за боеприпасами. Одна нога здесь, другая там!

– Есть! – Лейтенант козырнул и тут же вместе с Татьяной вылетел в дверь, в траншею, в оглушительный грохот боя.

– Нам туда, в глубине леса санитарные палатки. Там же и тягло.

Разорвавшийся близко вражеский снаряд, обдав упругим, горячим воздухом и песчаной пылью, прибавил прыти.

Подводу удалось взять только одну, так как три телеги с тяжелоранеными бойцами ушли в тыл еще утром. Военврач, понимая, что без боеприпасов полк обречён, выделил старого мерина с широкой телегой, приспособленной для перевозки раненых. Время бежало быстро. Припекало сухое августовское солнце. Где-то там, под раскалённым диском, продолжала висеть «рама».

К полуторке, постоянно понукая мерина, подъехали к двенадцати часам. Принялись собирать разбросанные по траве ящики. Они оказались санинструктору не под силу. Лейтенант носил один, девушка только отыскивала следующий. Пыталась подхватить за ручку, делала несколько шагов и спотыкалась. Лейтенант отбирал ручку, брал ящик на себя и, едва ли не бегом, с мокрой от пота спиной – к телеге.

– Вы лучше сухари из кабины выньте и к телеге несите, – сказал лейтенант, обливаясь потом.

С тревогой в душе услышали усиливающийся гул боя. Особенно часто били вражеские пушки. Полчаса назад было тише. Встревожились: устоит ли сегодня полк? По словам санинструктора, в ротах осталось по два-три десятка бойцов. Бутылки с зажигательной смесью кончились, гранат противотанковых в обрез. Кстати, в кузове были два ящика «лимонок», столько же противотанковых гранат, но всё больше патроны в запаянных цинках и – три коробки мыла. Что несказанно удивило Таню.

– Это тол, товарищ санинструктор, и взрыватели к нему. Пока всё это богатство оставим здесь. Замаскируем. Повозка-то одна, всё не увезёшь.

Торопливо, слыша нарастающую танковую стрельбу, тронулись, выскочили из лесочка на поляну, скатились в ложбинку и тут появился проклятый «фоккер». Он шёл низко, бояться некого! И ударил прицельно. Шальная пуля вспорола бок лошади. Она тут же рухнула. Тане показалось, что слышит смех удачливого и ненавистного фашиста, и кубарем свалилась с подводы.

«Фоккер» развернулся, чтобы расстрелять лейтенанта и санинструктора. Но Белухин успел вооружиться вторым «дегтярем» и в упор всадил очередь зажигательными под брюхо самолёта – этакого радостного покорителя Европы. Машина взмыла вверх, с разворотам на запад, но тут же вспыхнула. Видимо, пуля угодила в бензобак.

– А-а, стервец! Налетался, наскалил зубы! – вскричал лейтенант.

И подумал: не зря выбор возглавить диверсионную группу упал на него, как на стрелка, бьющего в десятку.

На стрельбах в училище приезжий полковник-инспектор из органов разведки сразу же обратил на курсанта внимание. Попросил повторить стрельбу по новой мишени. Костя всадил пули в десятку.

– Чья это мишень? – спросил полковник.

– Курсанта Белухина, – ответил начальник училища. – Таков его почерк из любого оружия, товарищ инспектор. Белухин, ко мне!

Рослый и стройный курсант с короткими русыми волосами выскочил из строя и бегом направился к командирам.

– Товарищ генерал, курсант Белухин по вашему приказанию прибыл, – козырнул Костя.

– Где так научились стрелять? – спросил инспектор.

– В тирах, товарищ полковник, когда на пиротехника собирался учиться в столице. Для кино.

– В тирах многому не научишься, – усомнился полковник, – там мишень почти под носом.

– Глаз и рука у него от отца – красного командира, к сожалению, погибшего в Туркестане. Словом, стрелок, минёр, спортсмен и полиглот, – доложил горделиво начальник училища.

– Какие знаете языки?

– Немецкий, французский и немного английский, товарищ полковник.