– Дайте срок, я не могу сейчас видеть ни одного мужчину! Переведите меня в другую комнату, я не могу выносить этот горшок и мне надо принять душ.
– Деловой разговор. Сегодня же ты займешь лучшую комнату гарема Али. Там адаптируешься к новым условиям, хотя сломать себя легче именно в часы отчаяния.
– Нет-нет, ради бога, дайте отсрочку! – вскричала бедная девушка, глаза которой горели диким огнем отчаяния.
– Пусть будет по-твоему. Воля твоя для меня будет законом, – мягко сказала Алевтина и, не попрощавшись, вышла из камеры узницы.
Катя в отчаянии бросилась на диван. Обуревали разноречивые чувства. Страх за себя и за маму доминировал. К радости своей она чувствовала, как из сердца вытекала кровавым потоком страстная любовь к Корзинину. Так, во всяком случае, ей казалось в минуты отрешения, потом этот поток превратился в холодную струю кислорода, от которой во все стороны расплывались колеблющиеся волны, наконец, и они исчезли, и в сердце вошел холод. Но там, в глубине его, теплилась маленькая точка сладкого слова – месть. Катя еще некоторое время прислушивалась к своему сердцу, ожидая продолжения диалога, но ничего больше не услышала, кроме шороха страха перед будущим, в котором не было самых крохотных иллюзорных надежд на избавление от сексуальных пыток.
8
Новая камера невольницы утопала в роскоши, благоухала в зелени пальм, лотосов, причудливых кактусов, наполнена благовониями. Вдоль стен стояли диваны и столы, в центре, окруженная причудливой вязью гипюра, разлеглась широкая кровать с высокой головкой, в которой сверкало золотом рамы встроенное зеркало. Белоснежное покрывало, высокие подушки дополняли убранство этого ложа любви, на котором Кате суждено провести не один час в телесных страданиях и душевных муках.
Первым желанием, когда она осталась одна, было броситься на кровать и разорвать все ее убранство в клочья – совсем противоположные тем, какие вспыхнули две недели назад при виде подобного ложа в гостинице.
Но прочь воспоминания о гадком человеке. Преодолевая искушение на расправу с бесчувственными предметами, Катя бросилась к окну. Оно выходило на балкон, который также утопал во вьющейся зелени поверх остекленных крепких пластиковых рам.
– Все у него предусмотрено, побег и отсюда невозможен, – тихо пробормотала Катя, боясь своего голоса, дабы он не был услышан всякими подслушивающими устройствами. В том, что они тут есть, Катя не сомневалась.
Катя зорко осмотрела еще раз убранство своей камеры, и на кушетке увидела пухлый самоучитель нескольких языков. Больше никаких книг и журналов. Что ж, неделя отсрочки, которую она получила перед встречей с Али, пройдет в изучении языка. Это пригодится. Затем она вошла в ванную комнату, отделанную в голубой фаянс, и с наслаждением приняла душ.
Перемена места и душ всего на несколько часов успокоили нервы. Вопреки своему намерению убить время в занятии с самоучителем, это ни к чему не привело. Катя читала слова и не запоминала их, поскольку потрясение от предательства с дурманящим запахом ядовитого цветка болиголова свежо, а сердце продолжает кровоточить. Она пыталась заставить себя изучать язык, вчитывалась в слова, но по-прежнему они проходили мимо пораженного предательством сознания, и, раздражаясь, отшвыривала разговорник, часами тупо стояла у окна. Потом, не ощущая вкуса пищи, обедала, пыталась уснуть, но сон не шел. Она снова брала разговорник, вчитывалась в чужие слова, но они наплывали на нее жирными телами мужиков, стремясь раздавить ее, превратить в нечто безобразное и ей самой отвратительное. Захлебываясь в слезах, Катя бежала под душ, стремясь смыть с себя только что явившееся видение, и холодные струи успокаивали, укрепляли дух. Но лишь к концу недели ей удалось заставить себя заниматься, и несколько десятков слов запомнились.
Алитет появился в комнате без предупреждения, вечером. Он был человеком грузным, не склонным к безобразной полноте, но с солидным животом, характеризующим его малоподвижную жизнь на шестом десятке лет, высокий, с мощным торсом, с типичной смуглой физиономией южного человека. Большой орлиный нос показался Кате двумя тоннелями, по которым ходят игрушечные поезда, глаза внимательны, черные, не злые и не добрые. И, конечно же, элегантные тонкие усики над широким ртом придавали Али не только некоторую симпатию, но и похотливость.
Он прошелся по комнате, пристально всматриваясь во вскочившую с дивана Катю, и на хорошем английском языке сказал:
– Я – Алитет, Катя, но ты зови меня просто Али. – Он сделал паузу, остановился против девушки, стараясь подобрать живот, который несколько скрывала широкая белая в полоску рубашка, надетая навыпуск белых дорогих брюк, и подал ей влажную руку с длинными тонкими пальцами. – Ты боишься меня, верно?
Катя робко опустила на его руку свою, он наклонился и поцеловал сухими губами.
– Ты пуглива, как серна. Это хорошо. Я люблю скромность и согласен с вашим Плехановым, который говорил: «Почти всегда скромность прямо пропорциональна талантливости». Надеюсь, ты докажешь это работой в моем казино?
Катя молчала, ее лицо залила краска, что не ускользнуло от Алитета, он вскинул аккуратные черные брови и с восторгом сказал:
– Ага, замечательно! Стыдливость украшает женщину, я вижу, она у тебя есть – ты краснеешь! У тебя есть просьбы?
– Единственная – отпустите меня домой! – проникновенно сказала Катя, собирая в кулак всю свою волю.
– Я заплатил за тебя хорошие деньги, ты должна вернуть их мне и преумножить красотой своего тела, талантом актрисы. Разве ты не согласна?
– Я не согласна с рабством в конце двадцатого века, господин Алитет. Но у меня нет выбора.
– Ко всему ты еще и смела! – воскликнул Алитет. – У меня никогда не было таких наложниц. Браво! Ты будешь очень дорого стоить. Но пока ты будешь только моей. Сейчас принесут нам яства, выпьем за знакомство по вашему обычаю, а потом я посмотрю твое тело.
Алитет хлопнул в ладоши, в комнату бесшумно вошли две женщины, неся подносы с вином, фруктами и сладостями. Поставив их на стол, стоящий против кровати, служанки бесшумно удалились, а комнату заполнила тихая восточная мелодия.
– Прошу, – сказал Алитет, – будем угощаться. Я хочу убедиться, что ты владеешь искусством обслуживания так же хорошо, как прекрасна.
– К сожалению, этому я нигде не обучалась, – с дрожью в голосе сказала Катя, проходя к столу, – но я постараюсь.
– Постарайся, и ты не пожалеешь, – с веселым настроем сказал Алитет, и первый раз улыбнулся, обнажая ровные, как у певцов, зубы.
Не будем сообщать читателю, с каким трудом Катя справилась с обязанностями наложницы, ибо этот глубоко интимный процесс всегда происходит за закрытыми дверями, и вряд ли вы поверите в наш домысел в его описании. Лучше в меру своих способностей пусть каждый вообразит себе, как это могло происходить. Но скажем об очевидном. Спустя несколько часов к невольнице пришла Алевтина и увидела на ее шее и открытой части груди багровые синяки. Она ничего не сказала Кате по этому поводу, но объявила, что с завтрашнего дня девушку обязали репетировать танец и под фанеру песню одной турецкой кинозвезды. Кате надо очень постараться, чтобы не вызвать гнев господина Алитета.
9
Артему Белянину последнее время часто вспоминалась картина из детства. Он не помнил ни автора, ни точного названия, но она всплывала перед глазами, видимо потому, что отражала его состояние. Спартак, пораженный в бедро дротиком, стоял на одном колене и отражал натиск легионеров. Артем тоже поражен в бедро, во всю левую ногу, стоит на колене, хромоногий, уволенный из армии по инвалидности, и отражает натиск невеселых дум.
Думы разные, разумеется, о бытье-житье. Куда податься, где дорого продать себя, если только найдется покупатель на хромоногого офицера в отставке, за плечами которого девяносто девять боевых прыжков десантника, отлично владеющего оружием различного вида, а также рукопашным боем. Жилье – родительское. Этот пункт личной анкеты заставил холостяка вернуться под крышу дома своего в третий подъезд. Роль вышибалы в ночном клубе ему не нравится. Только на крайний случай. Личным охранником местного олигарха – ниже своего достоинства. Капитал, который собрался у него за службу под огнем, позволяет открыть торговую точку или шиномонтажку. Тут стоит подумать. Правда, есть у него корочки водителя, механизатора и вертолетчика. Но опять же, с хромой ногой в вертолетчики можно пробиться только в услужение частного лица, которому закон не писан. И жить на побегушках. Не пойдет. Если бы у него не оставалось в душе понятие о чести как о зеркале души, в котором видны все прегрешения совести, пожалуй, не церемонился, каким образом можно хорошо зарабатывать. Но честь – всегда святой родник, пить из которого можно только чистыми устами. Труд его на гражданке должен быть равен его чести. Поскольку государева служба отпадает, остается шиномонтажка.
Его родители одобрили намерение. Артем, не откладывая, стал изучать вопрос. Он оказался не прост: почти на каждой улице натыкался на вагончики с надписью «ремонт шин». Сунулся в администрацию района для открытия своего дела, столкнулся с такой махровой непробиваемостью, что его молодые нервы, правда, покоробленные гражданской войной на Кавказе, не выдержали, он едва не залепил в рожу одному клерку. Дело дошло до скандала, вызова милиции. Оперативником оказался, кто бы мог подумать, его одноклассник и друг Костик Шушанников, к которому он дважды заходил домой, но ни разу не застал. Он выдернул Артема из кабинета, сменился и увез в свой гараж, где они киряли с ним до полночи. Костик вник в суть вопроса и обещал посодействовать с выколачиванием места под шиномонтажку. Все вроде стало налаживаться, участок выбили на следующий же день. Застолбили. Но тогда же, во время дружеской попойки, Артем рассказал Косте о том, что влюблен в девчонку из их двора, а вот как зовут – забыл, а может, никогда не знал, потому что девчонка, когда они оканчивали школу, была шестиклассницей, а сейчас писаная красавица. Артем, конечно, не питает никаких надежд на взаимность, но хотел бы еще раз увидеть. Не знает ли Костик ту, о ком он ему талдычит битый час? Костик поднял его на смех, потому что не знать о Кате Луговой, которая нынче весной выиграла конкурс красоты, просто невежество. Единственное, что спасает Артема, так это служба на Северном Кавказе.
– Вот где сейчас Катерина, я не знаю, – сказал Костя. – Раньше жила с матерью в той же квартире в Солнечном районе. Но выяснить не трудно, она перешла на второй курс юрфака. Сгоняем завтра на факультет, и все дела. Я тебе обещаю как другу.
– Смотри, корешок, ловлю тебя на слове.
Иметь в сыщиках друга-одноклассника, да еще профессионала, – милое дело. В распоряжении не только он сам, но и его машина и время. В течение часа друзьям стало известно, что Екатерина Луговая, несмотря на месяц занятий в новом учебном году, на факультете не появлялась. От матери есть заявление с просьбой дать ей академический отпуск, и больше ничего.
– Что за чертовщина? – изумился Костя. – Такая серьезная девица, на «отлично» отпахала первый курс, вдруг исчезает, а за нее просит об отпуске мама. Ерунда на постном масле.
Парни вышли из приемной декана. Артем, подавленный известием, стоял рядом с другом в тиши коридора и молчал.
– Если беременность, могла бы и сама появиться. Но я же видел Катерину весной на конкурсе в купальнике. Рюмочка! Никаких следов. Вот что, гадать не стоит, дождемся перемены, отыщем ее группу и расспросим у студентов. Эти люди выдадут самую точную информацию.
– Верно, дружище, есть же у нее подружка, – воспрянул духом Артем. – Я тебе постеснялся сказать, что видел Катю в июне. Мы вместе летели в Москву. Ее сопровождал красивый высокий брюнет. Мне показалось, муж.
– Муж, не может быть! Я следил за Катериной из интереса, как за соседкой по дому и просто как за красавицей, и точно знаю, она замуж не выходила. Это был деловой партнер по бизнесу.
– Ты думаешь? – облегченно спросил Артем.
– Почему бы и нет, Катерина снималась в рекламных роликах, их же крутит местное телевидение почти по всем каналам. Неужели не видел?
– Видел, но в клипах ни имя, ни фамилии актеров не называют.
– Правильно, тот высокий и красивый брюнет вполне мог быть ее партнером, и летели они на новые съемки в столицу. Версия годится? – Костя старался выглядеть убедительным.
– Не совсем, почему же девушки нет на занятиях. Ради съемок рекламного клипа серьезные люди университет не бросают.
– Аргументы! Но вот мы и нашли аудиторию, дождемся звонка и все выясним.
Лавина студентов едва не опрокинула наших детективов, оглушила. Костя увязался за одной симпатичной девушкой, остановил ее, спросил о Кате Луговой.
– Вы, часом, не Катина подружка?
– Нет, минутой, не подружка, – съязвила та, – вон Леночка Селезнева – подружка. Лена, Лена! Селезнева! – крикнула девушка. – Задержись на минуточку, старший лейтенант, мальчик молодой, тебя хочет допросить.
– Не пугайте Леночку, – бросились за девушкой детективы, – всего парочку вопросов о Кате Луговой. Вы ее подружка?