–А ну поддайте жару, – сказал дед и открыл топку паровоза. Мы с Эдвардом двумя лопатами стали подбрасывать туда уголь. Огонь сразу загудел, требуя все новые порции, а стрелки манометра рванули вперед.
–Хватит, хватит, – крикнул Матвеич и закрыл крышку.
Так мы и ехали, перебрасываясь ничего не значащими фразами, до какого-то разъезда, который был условной границей. Здесь стрельцы сошли и пересели в поезд, идущий в Харьков, а мы, набрав в паровоз воды, двинулись дальше.
До самой Москвы никаких серьезных недоразумений не было. Ну, обстреляли два раза какие-то банды, да перед самой Москвой работники ЧК искали среди пассажиров переодетых офицеров.
Бедные российские офицеры! Везде их ловят и расстреливают, словно они виноваты в том, что происходит сегодня в стране. Да им памятники надо ставить за то, что боролись и борются, несмотря ни на что, за свою страну, за свою честь, за свое Отечество. И никакие они не предатели и изменники, а настоящие патриоты. А может, это целенаправленная кампания, чтобы извести цвет российской нации, пустить под корень голубую кровь? Ведь этих людей уже не переделаешь, значит остается один путь. И большевики, наверное, пошли этим путем. К чему он приведет, никто не знает. А кто заставляет их поступать таким образом? В мозгах нормального человека не могут родиться подобные идеи. Или это опять негативные воздействия той непонятной сущности, которая таится в янтарной комнате, и она действует избирательно? Может быть, представители новой власти попали под ее влияние? Ведь не секрет, что они напрямую связаны с немцами. Я читал выводы российской контрразведки по этому вопросу, составленные для генерального штаба. Там указаны конкретные факты такого сотрудничества. А учитывая то, что многие руководители подолгу жили в Германии и имели тесную связь не только с политиками, но и представителями различных обществ, ставивших перед собой достаточно специфические цели, то вполне очевидно, что они попали под влияние последних, и теперь, сами не сознавая того, стали просто марионетками. Вполне возможно, их действиями руководит то, что так упорно прячется в янтарной комнате. И оно руководит ими со злом и целенаправленно, разрушая и уничтожая их руками все, что было создано упорным трудом многих поколений. Все это выглядит так, будто расчищается путь для чего – то нового, непонятного и необъяснимого. А новые жертвы только добавляют силы и коварства этому невидимому существу. Пока мы с ротмистром были рядом с царской семьей, все было относительно нормально. Стоило нам только уйти чуть в сторону по различным причинам, как начались проблемы, угрожающие не только безопасности, но и самой жизни всей царской фамилии. Все действия, исходящие из этой комнаты, были направлены именно на это. Она хочет расправиться с ними так же хитро, как расправилась с их венценосными предками. И моя задача заключается в том, чтобы попробовать помешать этому.
Так размышлял я, не зная, что на самом деле происходит в столице. А действительность оказалась ужаснее, чем я предполагал.
Москва златоглавая
В Москве, как и везде, нас встретила привычная картина: грязь, толпы куда-то спешащих людей и цепь солдат, стоящих на пути выхода с перрона. Проверяли всех пассажиров. Согласно декретам новой власти, они попадали под категорию «мешочники» и подвергались обязательной проверке. Изымали все и в первую очередь – продовольствие и драгоценности. Оставляли только немного на пропитание. В Москве начинался голод, и поэтому собранное продовольствие шло на склады и раздавалось на пайки; отнятые драгоценности частично оседали в карманах самих обыскивающих, а остатки шли новой власти. От нашего паровоза отцепили вагоны, и мы потихоньку двинулись в депо. Там, поблагодарив деда и приведя себя в порядок, откопали наши мешки в тамбуре паровоза и через дыру в заборе вышли в город. Здесь, в Москве, у меня тоже были тайные квартиры, которыми я решил воспользоваться. Одна из них находилась в Боголюбском переулке. Наняв извозчика, мы за двадцать минут добрались туда. Оставив Эдварда в скверике недалеко от дома, я решил сам проверить квартиру. Она располагалась в доходном доме купца Феоктистова на третьем этаже. Наверх вела кованная из металла ажурная лестница, а внизу всегда находился дежурный. Однако в этот раз дежурного на месте не оказалось, и парадная дверь была не заперта на замок. Открыв ее и пройдя в вестибюль, я прислушался. Вроде бы все было тихо, никаких шорохов и подозрительных звуков. Потихоньку поднимаясь наверх, я на каждом пролете останавливался, замирая на секунду и прислушиваясь к тишине. На каждой площадке насчитывалось по три квартиры, запирающиеся двойными тяжелыми дубовыми дверями, на которых висели медные таблички с фамилиями жильцов. Так постепенно я добрался до своей квартиры. На ней висела табличка, на которой славянской вязью было написано «Коллежский асессор Стригунов П.Б.». Естественно, все это было вымышленное, но документы на квартиру были оформлены, как полагается. Остановившись перед дверью, я перевел дыхание и, замерев на минутку, включил свое внутреннее зрение. Обследовав квартиру и не найдя ничего необычного, я вернулся обратно. Затем я внимательно осмотрел дверь. Все метки были на месте, что свидетельствовало о том, что сюда никто не пытался пробраться. После этого, отсчитав на кафельном полу перед дверью пятую плитку слева, я нажал ее соответствующим образом. Она провернулась, открыв тайник, в котором лежали ключи. Я быстро достал их и положил в карман. Теперь надо было забрать Эдварда. Выскочив на улицу, я подал ему условный сигнал, и мы вместе поднялись в квартиру. Я быстро задернул шторы и включил свет. Эдвард с интересом стал осматривать квартиру. Она состояла из четырех комнат с огромными потолками, помещения для прислуги и кухни с большой плитой. Кроме этого была еще и немецкая электрическая печка фирмы «Сименс».
Первым делом мы набрали воды, нагрели ее и приняли ванну, приведя в гармонию тело и душу. Пока Эдвард наслаждался в ванной, я в кладовке стал искать съестные припасы. Кроме водки и коньяка были галетное печенье и шоколад в больших золоченых плитках. В отдельном вощеном пакете лежали ржаные сухари, приготовленные специальным образом. Я всегда держу такой набор в каждой из квартир. Он хорошо подкрепляет и дает возможность не только восстановить силы, но и в случае необходимости продержаться довольно долго без основных продуктов питания. Все это я выставил на стол. Посвежевший и помолодевший Эдвард был удивлен моими гастрономическими изысками и пришел в восторг. После того как я последовал его примеру и привел себя в порядок, мы уселись за импровизированный стол. Посоветовавшись, решили, что, учитывая деликатность закуски, лучше пить коньяк, так как водка в данном случае будет для нас тяжеловата. В итоге мы подняли настроение двумя бутылками французского коньяка, закусив все это пачкой галетного печенья и двумя плитками шоколада. В конце, пресытившись сладким, Эдвард решил попробовать сухари. Надломив один из них, он сунул небольшой кусок себе в рот. По мере того, как он жевал, выражение лица его менялось от удивления к восторгу. Соленый, терпкий хлебный вкус сухаря покорил его, хотя по мне это был обыкновенный солдатский сухарь, приготовленный так, чтобы его можно было хранить в течение года. После этого в приподнятом настроении мы завалились спать.
Утро началось со свежезаваренного кофе, который Эдвард нашел на кухне. После этого мы перебрали гардероб и нашли себе приемлемую одежду, исходя из обстановки. Военное обмундирование отбросили сразу, так как на улице останавливали всех, кто носил офицерскую форму, пусть и без погон. Поэтому мы подобрали неброскую штатскую одежду, в которой нас можно было принять за мелкую интеллигенцию. Наказав Эдварду сидеть дома, я тихонько выскользнул на улицу. Мне нужно было подать сигнал о встрече своему человеку и посетить Хитров рынок, который сегодня стал одним из основных источников не только продовольствия и мануфактуры, но и информации. Моросил мелкий противный дождик, и народ быстро пробегал по улицам, порой прячась в подворотнях. Это было мне на руку, и я старался как можно быстрее достичь нужного мне места. Вскоре я достиг его: это была триумфальная арка в честь победы в войне 1812 года. Памятник окружала небольшая чугунная ограда с изображениями различного военного снаряжения того времени. Подойдя к третьему слева чугунному пролету ограды, я повязал особым образом на стволе изображенной здесь пушки красную нитку, обозначавшую необходимость срочной встречи, сделав вид, что завязываю развязавшиеся шнурки на ботинках. Затем, оглянувшись на редких прохожих, двинулся в сторону Хитрова рынка. Пройдя по Покровскому бульвару мимо казавшихся заброшенными домов Саввы Морозова, Хлебниковых, Расторгуевых и других миллионеров, я вышел на относительно небольшую площадь, окруженную со всех сторон обшарпанными домами. Это были знаменитые ночлежки.
Рынок работал практически круглосуточно, пропуская через себя массу товара и людей. Казалось, здесь собралась вся Москва, которая торговала всем, чем только можно. Гимназистки торговали своим телом, графиня меняла драгоценности на еду, какие-то темные личности предлагали марафет, бывшие офицеры – свое наградное оружие. Все двигались, торговались, перемещаясь по территории взад и вперед, расхваливая свой товар, или приценялись, к понравившейся вещи. В основном господствовал натуральный обмен, но в ходу были и деньги. Особенно ценились денежные знаки Российской империи. На них можно было купить практически все.
Встреча с Ламакой
Мне нужно было найти Ламаку. Но как в этой тысячной толпе найти эту особу, которая скрывается неизвестно где и, наверное, еще имеет приличную охрану. Размышляя над этим, я краем глаза увидел, как сопливый беспризорник пытается незаметно залезть в мой карман. Поймав его руку и сразу заткнув ему рот, чтобы он не поднял истошный вой, как обычно это делает такая детвора, я тихонько прямо в его грязное ухо сказал:
–Сейчас я тебя отпущу и даю целый целковый, но ты должен будешь найти мне Ламаку. Ты все понял?
Он кивнул головой, и я медленно освободил его рот, а потом и руку. Он продолжал стоять, возле меня, хитро щурясь.
–Ну чего стоишь? – спросил я.
–А рубль? – и он протянул руку.
Вытащив из кармана руку, я протянул ему бумажный рубль. Схватив его, мальчуган сразу отскочил в сторону, чуть не сбив стоящую рядом женщину, и громко заорал:
–Ламаку не знаю, никакого Ламаку. Чего пристал к человеку? – и бросился в толпу, скрывшись из виду.
Народ, стоявший рядом, моментально отпрянул в сторону, и вокруг меня образовалось пустое пространство. Все подозрительно стали смотреть на меня. Чтобы как-то снять напряжение, я, повернувшись спиной к толпе, стал рассматривать выложенный на ближайшем прилавке товар. Постепенно рынок снова вошел в рабочий ритм, и я двинулся дальше. Главное, я достиг того, чего хотел. Все беспризорники работают под руководством тех людей, которые следят за рынком с криминальной точки зрения. И то, что я ищу одного из них, не пройдет незамеченным, и каким-то образом они дадут знать о себе. Пройдя мимо группы людей, торговавших с деревянных разносов, я почувствовал, как кто-то меня дергает за рукав. Опустив глаза, я увидел того самого мальчишку, который только что сбежал от меня. Убедившись, что на него обратили внимание, он сказал:
–Пошли за мной, – и, повернувшись, двинулся сквозь толпу, показывая мне дорогу. Лавируя между потоками людей, минут через десять мы подошли к небольшому деревянному домику с вывеской над дверью. Это была харчевня, вокруг которой распространялся изумительный аромат свежеиспеченного хлеба. Здесь меня уже ждали. Их было трое. Главный среди них, очевидно, был высокий парень, который крутил папиросу в зубах, перебрасывая ее слева направо и наоборот. В результате дым окутывал его голову со всех сторон, и казалось, что у него дымятся мозги. Осмотрев меня снизу доверху, он выплюнул папиросу, растер ее ногой и, сплюнув на землю, спросил:
–Это тебе что ль нужен Ламака?
–Мне, – ответил я.
–А чего ты хочешь, говори мне, я передам.
–По – моему, я ясно сказал, что мне нужен Ламака. А ты на него вроде бы не похож, – заявил ему я.
–Поговори мне! – взвился длинный и угрожающе сделал шаг вперед.
Я, не испугавшись его выходки, лишь сконцентрировал свое внимание на предмете возможного нападения и продолжил:
–Если нет Ламаки, значит, нет и разговора. Все, что я должен сказать, я скажу только ему. Поэтому давай решай быстрее: или мы идем, или я возвращаюсь обратно. Только потом ты сам будешь ему рассказывать, почему ты помешал нашей встрече, а он с тебя спросит по полной.
Очевидно, мое красноречие подействовало на длинного, особенно последняя фраза, и он, поколебавшись, кивнул головой своим напарникам и двинулся вперед. Я пошел за ним, а сзади, замыкая нашу группу, шли его помощники, настороженно поглядывая по сторонам, держа правую руку в кармане. Пройдя хлебные ряды, мы свернули направо, пролезли через замаскированную дырку в заборе, немного прошлись по улице, идущей вдоль рынка и, свернув в узкий переулок, остановились возле зеленых ворот. Длинный тихонько свистнул, и ворота приоткрылись. Оттуда выглянула рыжая физиономия, которая осмотрела нашу компанию и, узнав знакомые лица, открыла шире ворота, пропуская нас во двор. Подойдя к крыльцу, главный стянул картуз с головы, плюнул на свою пятерню и, пригладив волосы, буркнул мне:
–Погодь.
Затем, вытерев ноги о крыльцо, решительно открыл дверь и скрылся в доме. Отсутствовал он минут пятнадцать. За это время я успел осмотреть двор, моих сопровождающих и прикинуть возможные пути отхода, если что пойдет не так. Вскоре дверь снова открылась. Оттуда высунулась голова длинного, и он крикнул мне:
–Заходь.
Воспользовавшись приглашением, я быстренько проскользнул вовнутрь и очутился в небольшой прокуренной комнате. В центре нее стоял круглый стол, за которым сидел пожилой кряжистый мужчина, по бокам еще двое, дымившие папиросами, как паровозы. Взгляд у мужчины был тяжелый. Очевидно, он привык таким взглядом ломать людей. Кроме того, он обладал большой физической силой, что было видно по его покатым плечам и длинным жилистым рукам. Взглядом он попытался взять инициативу в свои руки, направив на меня свои пронзительные глаза и пытаясь поймать мои глаза своими. Зная это, я, взглянув на него, начал рассматривать его руки, затем одежду, давая ему возможность следить за мной и направляя его туда, куда я хотел. Измотав незнакомца, таким образом, я внезапно глянул в его глаза и, поймав их, уже не отпускал, внушая ему, что я пришел как гость. Теперь с ним можно было делать все что угодно, но это не входило в мои планы, и я медленно отпустил его. Он вздрогнул, опустил глаза вниз и, придя в себя, спросил:
–Что привело тебя сюда, господин хороший? Дело какое есть али так просто? Ты случаем не из ЧК? А то последнее время только и сталкиваемся с ЧК: то облавы здесь устроят, то подошлют кого– нибудь, чтобы нас извести. А тебе чего надо?
–Да в принципе не так уж много, – ответил я. – Ну, во-первых, передать тебе привет из Одессы от Мишки Япончика.
–Ну и что из этого? – ответил он. – Таких Мишек в Одессе много. И где правда о том, что ты действительно знаешь его? Может, тебя специально подослали выпытать чего-нибудь о нас. Мы с таким, как ты, знаешь, как расправляемся?
И он, взяв лежащий на столе пятак, согнул его пополам двумя пальцами. Затем бросил на стол и многозначительно посмотрел на меня.
–Впечатляет, – сказал я. – Теперь мне понятно, почему вас прозвали Ламакой, но это к делу не относится. Он просил передать, что у вас были общие дела по отношению к Валету, и в честь этого он просит вас помочь мне кое в чем.
–Валет, – он наморщил лоб, словно припоминая. – Ах, Валет! – И он громко расхохотался. – Да, катанули мы одного фраера, и если бы не Мишка Япончик, неизвестно, как бы все закончилось.
–Ну, садись, – сказал он расслабленно, подавая знак своим сотоварищам, которые сидели с напряженными лицами, что все в порядке.
–Что за нужда такая тебя привела?
–Если можно, я бы хотел переговорить об этом наедине, – и многозначительно посмотрел на собеседников.
Он правильно понял меня и, глянув на своих помощников, сказал:
–Вот что, ребята, пойдите покурите на улице, а то тут дышать нечем.
Те молча поднялись и быстро выскользнули из комнаты. Мы остались вдвоем.
–Ну, у меня необычная просьба, которая состоит из двух частей. Первая: если у вас есть знакомый в Петрограде, то я хотел бы с ним там встретиться и, в случае необходимости, обсудить одно дело. Ну а вторая касается того самого ЧК, о котором только что шла речь. Может быть, у вас случайно есть там свой человек, с которым можно обговорить ряд моментов.
И я вопросительно посмотрел на него.
–Интересный ты человек, – сказал Ломака. – Вот так сразу и положь ему то, что добывалось с таким трудом. А вдруг ты не тот, за кого себя выдаешь? И что тогда?
–А это уж вам решать, что и как. Кроме того, что я сказал, мне больше добавить нечего. Если это ваше последнее слово, тогда разрешите откланяться, – и я встал, намереваясь выйти.
–Погодь, погодь, чего ерепенишься? – спокойно отреагировал Ламака .-Это дело сурьезное и такими знакомствами так просто не разбрасываются. Он на секунду задумался, затем, очевидно, приняв решение, сказал: