Сравнительная религия
Религиозно-этическое и религиозно-художественное воспитание учтет, надо полагать, прискорбный опыт таких архаических дисциплин, как, например, печальной памяти «закон Божий». Не замкнутым в неподвижные кристаллы догматики, не затиснутым в одну узенькую дисциплину, непримиримо противоречащую всем остальным, должно оно быть, а действительно воспитанием, пронизывающим и освежающим все. Спорт, купанье, прогулка, садоводство, цветоводство, возня с животными, игра – все переплетется с веселыми, поэтичными, радостными действами, вводящими в культ духовности. Учение, занятия искусствами, чтение, пение, посещение музеев и храмов, беседы на темы культуры, истории соприкоснутся с глубокими и торжественными обрядами, вводящими в культ духовности предков. Насыщенный, деятельный день, обогативший ум и сердце, хорошо бы завершать чтением вслух священных книг – не более одной главы ежевечерне, и чтобы читали при этом вслух поочередно все – мальчики и девочки. Великое будет несчастие, если такой уклад выродится где-нибудь, благодаря неподготовленности учителей, в цепь нудно-обязательных повинностей. Задача в том, чтобы раскрыть перед каждым ребенком внутреннюю поэзию, красоту, глубину и возвышенность этих религиозных действий. Если же все это будет понято и почувствовано – возникнет потребность в них, не нуждающаяся ни в каких подталкиваниях.
Но избежать введения в программу некоего учебного предмета, посвященного специально миру религиозных идей, конечно, не удастся: наряду с развитием собственного религиозного мира чувств в душе ученика требуется и наличие у него систематически приобретенных религиозных знаний. Мне думается, что такие знания ученик мог бы черпать из специальной дисциплины – всеобщей истории религий, излагающей со всею объективностью, какая только возможна, духовную эволюцию человечества. Ее надо будет тесно увязать с курсом политической истории, который в свою очередь должен быть сильно расширен и образно оживлен путем включения в него материалов по истории искусств, наук, философии и материальной культуры. И, само собой разумеется, эти дисциплины обогатятся, насколько будут позволять время и средства, демонстрацией фильмов, устройством выставок и телепередач, кружковой работой, посещением храмов различных конфессий и очагов народной религиозной жизни.
Вообще, заботливо пестуется и всячески поощряется творческое начало: взращиваются малейшие ростки музыкального, словесного, сценического, архитектурного, живописного, философского, религиозного творчества. Культивируется, как уже сказано, творческое отношение ко всякому труду, отвращение к насилию, к разрушению, к подавлению чужой воли.
О допущении таких забав, как рыбная ловля, охота или составление энтомологических коллекций, не может быть и речи. Какая там охота! Хороши были бы педагоги, пекущиеся на словах о развитии доброты и любви и в то же время спокойно созерцающие, как их воспитанники развлекаются мучениями животных. Начинать придется, вероятно, с категорического запрещения подобных забав, а потом отвращение к мучительству живых существ станет органически вытекать из любви к ним, любовь же разовьется через уход за прирученными животными. Постепенно чувство духовной близости начнет пронизывать повседневную жизнь; будет тщательно поддерживаться состояние готовности к этому восприятию. Организм закаляется физическими упражнениями, одежда облегчается, тело открывается прикосновениям стихий, насколько позволяет климат, обувь упраздняется, исключая часы пребывания в морозную погоду под открытым небом.
В связи с этим мне приходится коснуться одной группы приемов, более частной, подсобной, но, на мой взгляд, практически важной.
По-видимому, уже недалеки те времена, когда открытие естественными науками особого рода излучений земной поверхности заставит изменить взгляд на многое. Экспериментальное исследование установит, что различным ландшафтам свойственны различные виды и степени этого излучения и что оно, проникая в нас через прикосновение, то есть через подошвы ног, а при купании – через всю поверхность тела (в слабейшей степени – через воздух) беспрерывно и мощно воздействует на человека – не столько на его организм в целом, сколько на нервную систему и психику. Однако с излучениями, вибрациями, исходящими из раскаленных недр земного шара, эти эманации верхнего слоя коры не имеют никакой связи. Выяснится также, что материальная среда населенных мест, в особенности их почва и, в меньшей степени, стены зданий, отдают эманацию другого типа, оказывающую на нас несколько иное, но не менее благотворное воздействие. Позднее будет установлено, что почва есть как бы резервуар, накапливающий, хранящий и отдающий энергию излучений за огромные промежутки времени, а сами источники излучений пребывают в мирах другой материальности, хотя их передвижение в пространстве там отражается на состоянии стихий и всего ландшафта здесь. Я не физик, и делать прогнозы о будущем ходе развития естественных наук – не мое дело; я буду спокойно ждать, пока физика подойдет к дверям, за которыми распахиваются космическая глубь и даль; пока она укажет с обстоятельностью, свойственной точным наукам, что один из этих двух классов эманаций принадлежит неким слоям природы, а другой – именно этим населенным местам и, главное, арунгвильте-пране-энергии Ци человечества.
Что купание, воздух и солнце полезны, всем давно известно; теперь уяснится, что польза эта во много раз глубже и многостороннее, чем думали, и что еще полезнее сама земля. Окажется, что самое полезное заключается в том, на что раньше не обращалось внимания, и что обувь является не только защитой изнеженных ног от поранений, но и основной преградой между нашим организмом и излучениями земли. При этом подтвердится, что ходить босыми полезно не только среди природы, где почва отдает и забирает, очищая, но и в населенных местах, где убывание этих излучений восполняется эманацией жизненной силы человечества. Открытие это перевернет систему физического воспитания, во многом изменит спорт и быстро отразится на одежде. Опрокидывая архаические приличия Европы и Америки, и заглушая восклицания недоумевающих снобов беззаботным топотом босых ног, новая мода превратится в обыкновение молодежи, потом во всеобщий обычай, и ему географические и сезонные границы положат только морозы северных зим. Впрочем, это – частности, и об этой смене обычаев можно было бы не упоминать, если бы суть вопроса исчерпывалась оздоровительным значением. В действительности, этот вопрос глубже, чем может показаться на первый взгляд.
В числе пяти внешних чувств человека имеется одно, до сих пор почти не осмысленное, даже заклейменное каким-то странным пренебрежением. Наши языки выработали пару глаголов: слушать – слышать. Выработали другую: смотреть – видеть. Но в осмыслении нашего чувства осязания и того, что мы можем воспринимать через него, произошла какая-то заминка, несоразмерное запоздание. Мы обычно «осязаем» в смысле механического получения осязательных впечатлений, но отнюдь не осязаем в смысле осознанности этих впечатлений. Как бы «смотрим», но не «видим», «слушаем», но не «слышим». Кто и когда испытывает хоть каплю удовольствия и хоть секунду задумывается над тем, что он чувствует, прикасаясь к предметам обихода, к стенам и полу жилищ, к растениям, к воде, к земле? По крайней мере, половина человечества, то есть свыше миллиарда людей, ходит босиком. Разумеется, это здорово, полезно и удобно. Но одни при этом не испытывают вообще ничего, сколько-нибудь заметного, другие – чисто телесное удовольствие, поскольку поступь разутого человека, к этому привычного, вообще легче и свободнее. Если же я знаю, что всякий мой шаг есть прикосновение к телу родимой Земли, что малейшие изгибы почвы, изменения ее влажности и сухости, прохладности и теплоты, шершавости и гладкости, мягкости и твердости, плотности и рассыпчатости есть не что иное, как ее речь ко мне, не что иное, как прикосновение к подошвам моих ног этой всеобщей Матери, любящей меня, как свое дитя, и еще какою-то непостижимо горячей, сверхчеловеческой любовью,– я испытываю, кроме телесного удовольствия, непередаваемое чувство, похожее на ласку любви, и теплую, упоительную радость.
Множество людей на юге ходит босиком и в городах. При этом в силу привычки они – по крайней мере большинство их – не испытывают, кажется, ничего. Но если бы эти люди вслушались в глубину собственного осязания! Если бы они осознали, что здесь жили, дышали, ходили, трудились, любили тысячи и миллионы, – то самое человечество, к которому принадлежат и они! Если бы они вникли, как по их существу поднимаются от этого невзрачного асфальта токи, горячие не физическим, а каким-то другим теплом! Если бы они осознали все это, они осознали бы также и то, что, ступая по этим камням босыми подошвами, они испытывают, кроме физического удовольствия, особый прилив сил, веселых и горячих, бодрящее чувство полноты жизни, чувство единения с целым.
Чтобы развить в себе способность постоянной фиксации обязательных восприятий и углубленного их осмысливания, не требуется ни обременительных медитаций, ни сухой умственной гимнастики. Я никому не собираюсь навязывать эту методику, но не считаю нужным скрывать те способы, которые давали мне проникать в природу глубже обычного, а силу радости от общения с нею и с жизненной силой человечества увеличивали во много раз. Для этого следует развить в себе способность «бокового осязания». Сосредоточивая сознание на чем угодно, и в то же время, воспринимая осязанием различные предметы, к которым прикасаешься, надо фиксировать их определенным уголком сознания, время от времени как бы обращая на них взор мысли и осмысляя их. Это – первое. Второе – связать «боковое осязание» с тем общим отношением к физическому слою, которое я бы назвал готовностью к восприятию его сквожения. Мир заговорит с нами тысячами голосов, каждый будет полон своеобразия, выразительности и неожиданно глубокого смысла. Ветер перестанет быть механическим напором множества мертвых молекул воздуха на наше лицо и тело: он явится нам либо лаской чудесных невидимых существ, либо неистовыми забавами другого, более сурового слоя. Земля, по которой мы до сих пор равнодушно ступали, тупо отзываясь лишь на крайний жар или холод, теперь заговорит с нами живым языком. Она заговорит через наши смеющиеся от радости подошвы ног то шаловливыми восклицаниями ручьев и лужиц, то покалывающим смехом валежника и хвоей в бору, то взволнованным речитативом сухой дороги. Она заласкает нас влажной глиною лесных тропинок, трогательной нежностью травы, суровой мудростью камня и мягчайшими коврами дорожной пыли. – «И равнодушная природа красою вечною сиять»… Бедный Александр Сергеевич! Довелось же ему родиться во времена, когда недоступно было господам дворянам это босое счастье! Теперь природа перестала бы казаться ему равнодушной: он ощутил бы с неопровержимой достоверностью, что не только он любит ее, но и любим ею.
Углубление и осмысление чувства осязания и постоянное, повседневное пользование им – вот, на мой взгляд, одна из существенных линий в той воспитательной системе, которая имеет в виду развитие способности трансфизического познания. Как будто раньше мы рассматривали в лупу участок органической ткани, различая ее строение и сокращения ее волокон, ничего не выражающие… теперь же взглянули простым ясным взором и поняли вдруг, что перед нами – телесная ткань прекрасного лица, живущего глубоко осмысленной жизнью и полного выразительности. Бессмысленная громада мертвой материи – раньше; ослепительно прекрасное, мощно живущее, мудро и любовно взирающее на нас и на мириады существ Лицо Мира – теперь.
Естественно, что и профиль будущего колледжа изменится сравнительно с современной средней школой: углубится и расширится гуманитарный цикл. Увеличение курса истории и введение курса истории религий в широком аспекте этого понятия потребует большого числа дополнительных часов: эти часы будут найдены путем удлинения сроков обучения. Возможно, что в старших классах придется прибегнуть к системе трех уклонов: гуманитарного, естественнонаучного и технического. И независимо от того, собирается ли оканчивающий поступать в высшее учебное заведение или готовится к практической работе, ему обязана предоставляться годичная стипендия для путешествия, коллективного или индивидуального, в любую интересующую его страну или ряд стран – для расширения кругозора, для ознакомления с природой и культурой, для установления связей. Сеть специальных молодежно-туристских очагов во всех странах и работа в этих очагах высококвалифицированных педагогов предохранят большинство стипендиатов от растраты этого золотого времени на пустяки и помогут им избежать случайных и бесплодных увлечений.
Легко возникает вопрос: чем можно оправдать такое расширение гуманитарного цикла? Ведь в первую эпоху обновления потребуются колоссальные кадры других работников – работников точных наук, инженеров всех специальностей. Разве обеспечение всеобщего материального достатка не предполагает, прежде всего, использования энергетических ресурсов природы, уже изысканных или ждущих обнаружения?
Да. Но наряду с этими кадрами потребуются столь же многочисленные кадры работников, обеспечивающих проведение всесторонних общественных реформ. Кроме того, естественнонаучные и инженерно-технические работники новой формации тем и будут отличаться от своих предшественников, что вместо образа узкого специалиста явят собой человека облагороженного образа. А в-третьих, с течением лет, с подведением материальной базы, потребность в инженерно-технической интеллигенции начнет уменьшаться, а потребность в гуманитарных кадрах – возрастать.
Вообще у нас нередко забывают, что потребности общества в целом и каждого его члена в частности только сейчас представляют знакомую и убедительную для нас картину. Оглядываясь, например, на средние века или на общественность родового строя, мы склонны воображать, будто колдуны, знахари, монахи, астрологи – в сущности, не более, как паразиты. Ничего, кроме ограниченности, в таком взгляде, конечно, не заключено. Все эти общественные группы и, так сказать, профессии могли существовать и существовали именно потому и только потому, что отвечали определенным потребностям общества, потребностям, которых теперь почти нет. С другой стороны, люди этих отдаленных эпох не имели понятия о множестве потребностей, которые возникли у их потомков и определили всю картину нашей жизни. Физик XXI века в своем кабинете и его лаборанты, кинорежиссер в своем ателье и окружающие его операторы, и артисты, посетители музеев и экскурсоводы, туристы и гиды, инструкторы физкультуры и спортсмены, телефонистки и трактористы, шахматисты и фотографы, миллионы людей всевозможных специальностей – все они показались бы типичному человеку средних веков либо чародеями, либо чудаками и, только в лучшем случае, просто бездельниками и паразитами.
Столь же странными, нелепыми, вредными или непонятными показались бы многим из нас иные виды деятельности, которые будут призваны к жизни потребностями грядущих эпох. Некоторые из потребностей, ныне остающиеся уделом единиц, сделаются через несколько десятилетий массовыми. По-видимому, стремительно возрастут потребности эстетического ряда, а потребности религиозные изменят свой характер, станут гораздо многообразнее и теснее свяжутся с мирами природы и с кругами культуры. Естественно поэтому, что примат гуманитарного цикла наук скажется не только в профиле средних школ, но в типах высших учебных заведений, в их программах и в их, так сказать, удельном весе. Ибо как только мир сможет приступить к универсальным реформам, с того же момента потребность в педагогах и юристах нового типа, в общественниках, историках, перевоспитателях преступников, литературоведах, психологах, философах, вооруженных новой методикой и воодушевленных новыми целями, сделает стремительный скачок.
Неизбежно возникновение и новых научных дисциплин; зоогогики, метапсихологии, метафизиологии. Обе последние, каждая со своей стороны, направят усилия на исследование органов духовного восприятия, до сих пор ждущих своего открытия европейской наукой. На основе опыта этих дисциплин впоследствии сформируется окончательно новая педагогическая система, ставящая целью – действенно помочь раскрытию этих органов, заложенных в каждом человеке. Однако расцвета этой педагогики вряд ли можно ждать, даже при самых благоприятных обстоятельствах, раньше, чем через несколько десятков лет, когда метапсихология и метафизиология накопят достаточный материал и смогут обобщить его разработанною теорией.
Размах и глубина реформ вызовут необходимость в перестройке и других высших учебных заведений, включая естественнонаучные.
Уже несколько раз заговаривают о предстоящем со временем, под руководством Обновлённой церкви и усилиями нескольких поколений, превращении поверхности нашей планеты в сад. Да не смутит этот образ приверженцев нетронутой природы! В течение тысяч и миллионов лет нетронутой оставалась вся поверхность земного шара. В XIX веке нетронутая природа владела уже только половиной этой поверхности. А теперь… Это, быть может, печально, но другого пути развития нет и не может быть. Рост народонаселения, технический прогресс и раскрытие гигантских ресурсов энергии предопределили будущее «дикой природы» с полной очевидностью. Дилемма заключается не в выборе между дикой природой и природой-садом, а в выборе между природой-садом и антиприродой.
Под антиприродой я понимаю превращение больших районов, а потом и всей поверхности суши в урбанизированный комплекс с включением в него изувеченных остатков природы ради извлечения из них гигиенической пользы и физиологического удовольствия.
Под природой-садом я разумею, превращение больших районов, а потом и всей поверхности суши в чередование парков горных, парков луго-лесных, обрабатываемых при помощи высшей техники полей, заповедников девственной природы, резерваций для животных, городов-садов и сел-садов – с тем, чтобы не только жизнь человечества, но и жизнь животного царства, растительного царства и стихии поднять до возможной гармонии, а мировой ландшафт возвести на высокую художественную ступень.
В этом труде усилия многих наук и многих искусств скрестятся с религиозно-этическим воздействием учения о стихиалях. Новые масштабы, новые требования, новые технические и декорационные приемы превратят старое искусство сада в нечто принципиально новое – не только по объему, но и по качеству. Оно сомкнется с монументальным зодчеством и скульптурой. Оно подчинит себе и лесоводство, и цветоводство, и агротехнику, и селекцию, и декоративную живопись, и зоогогику, и мелиорацию, и озеленение пустынь и многое другое. Искусство это объединит усилия самых различных профессий и квалификаций, и возможно даже, что в известные исторические периоды оно станет ведущим, массовым, излюбленнейшим из искусств.
Понятно, что применительно к этим задачам перестроится и работа соответствующих научных учреждений – учебных и научно-исследовательских.
Но и этим отнюдь не исчерпывается преобразование высшей школы и всего научно-исследовательского комплекса. Создастся мощная лестница религиозно-культурных учебных заведений нового типа – от коттеджей до академий. Современные семинарии, возможно, являются фундаментом этого.
Гуманитарный колледж-интернат для подростков от двенадцати до двадцати лет мне представляется наиболее вероятной первой ее ступенью. В такие колледжи предстоит отбирать детей, сочетающих склонность к искусствам или гуманитарным наукам с нравственной одаренностью. Вторую ступень составит религиозно-философский университет: ряд его факультетов будет готовить, кроме духовных лиц всех пяти культов, также новых общественников, руководителей религиозных и филантропических в широком смысле слова организаций, философов, психологов, публицистов, редакторов, комментаторов, режиссеров и многих других. Можно ли забывать, что впереди – титанический труд сотен миллионов человек, ставящий себе цель – пробить ту броню псевдонаучного невежества и антирелигиозных предрассудков, в которую заковал многочисленные народы двадцатый век и первая половина нашего века! Достаточно вспомнить, что в течение двух или трех поколений обширные страны были лишены полностью даже самой насущной, элементарно необходимой религиозной литературы, хотя бы Библии и Корана, не говоря уж о каких бы то ни было серьезных трудах или о популяризации религиозных сокровищ прошлого. Предстоит выпуск миллионными тиражами канонических текстов христианства и других религий, снабженных научным аппаратом, который отвечал бы запросам современного читателя; многочисленные серии художественных изданий и учебных пособий, воспроизводящих памятники мировой религиозной культуры; издания научно-исследовательские, способные удовлетворить углубляющийся интерес к духовной истории человечества; специальные и популярные серии, знакомящие общество, одичавшее в атеизме или в равнодушии, с великими учениями о духе – от Веданты до Шопенгауэра, от гностицизма до антропософии и экзистенциализма. Таких работников и будут готовить религиозно-философские университеты. Наконец, лестница учебных и ученых учреждений завершится Всемирной религиозно-философской академией, координирующей и направляющей идеологическую работу внутри обновлённой церкви. Подобные Академии национальных масштабов возникнут, разумеется, в каждой стране.
Но будут еще и другие области деятельности, которые потребуют такого количества работников гуманитарного цикла, какое невозможно охарактеризовать иным эпитетом, как «грандиозное».
Преобразование всемирного государства в братство невозможно одними внешними средствами. О некоторых внешних средствах, как первых предпосылках к этому преобразованию, речь ещё будет. Здесь же своевременно указать на то, каким образом воспитание поколений облагороженного образа позволит перейти к самому процессу этого преобразования.
Подобно тому поколению израильтян, которое, выйдя с Моисеем из Египта, должно было уступить место другим поколениям, прежде чем племя войдет в страну Обетованную, так и поколениям середины XX-XXI столетий, отравленных воздухом эпохи мировых и крупных локальных войн, суждено сойти с арены для того, чтобы воцарился долгожданный строй, брезжущий нам сквозь анфиладу трех последовательно просветляющихся периодов. Потому что строй этот не есть установление внешнее. Он будет органичен и естественно необходим только тогда, когда моральный облик новых поколений сделает невозможными злоупотребления свободой и превращение ее в анархию. Никакие меры перевоспитания не достаточны для того, чтобы в корне преобразовать психику двух миллиардов людей, уже сформировавшуюся в иной, кровью и изуверствами насыщенной атмосфере. Конечно, миллионы лучших из тех, кто живет теперь, отвечали бы самым высоким требованиям той отдаленной эпохи. Но надо, чтобы им отвечали не лучшие, а подавляющее большинство, – чтобы целые поколения были воспитаны, как люди облагороженного образа.
Преобразование сущности государства – ведь что это такое? Разоружение всех, подлинная демократия, смягчение законов, облегчение наказаний? Разумеется; но всего этого мало. Сущность государства есть бездушный автоматизм. Оно руководствуется материальными интересами больших или меньших человеческих массивов, понимаемых как целое. К интересам личности как таковой оно безучастно. Духовность же ему неизвестна совсем, как неизвестна она и падшим ангелам – злым духам, и о духовном благе – как личности, так и народа – оно не может иметь ни малейшего понятия.
Смысл первого этапа правления обновлённой, объединённой церкви заключается в достижении всеобщего материального достатка и в создании предпосылок для превращения Федерации государств – членов в общечеловеческий монолит. Что за этот период наиболее демократические общественно-политические институты станут достоянием всех стран – это, разумеется, само собою. Огромными содружествами законоведов, педагогов, психологов, юристов и религиозных деятелей пересмотрятся все кодексы, реформируется система правовых норм, процессуальных норм, смягчится шкала наказаний, и сам принцип наказания начнет уступать место принципу врачевания преступника. За этот же период подготовятся те кадры работников нового типа, которые необходимы для проведения универсальных реформ, знаменующих следующий, второй, этап: этап превращения общечеловеческого, уже смягченного государства в Братство.
Что касается политических партий, то они будут функционировать, как и раньше. Единственным препятствием для них может быть только одно: их агрессивно-национальный, агрессивно-классовый или агрессивно-религиозный характер. Квалифицировать ту или иную партию как агрессивную имеют право только общественные инстанции. Впрочем, полного запрета на такие партии не будет накладываться даже на первом, сравнительно строгом этапе; но права на устную и письменную пропаганду своих взглядов они будут лишены. Слишком страшно то, что сулит человечеству их власть, хотя бы их адепты и не понимали до конца всей глубины этого ужаса. Впоследствии, в осуществление максимальной свободы, из-под запрета и контроля будут освобождены даже они. Но это допустимо, мне думается, не раньше второго этапа, когда стадия общего культурного развития будет сама служить гарантией против возобладания агрессивных или сепаратистских идей.
