Посланник воли

В этот раз он успел убежать. Желание жить одержало победу в грязной игре. Парень вырвался из переулка, оказавшись на большой светлой улице, где его восторг был растоптан.

Пузатый мужик в кожаных доспехах преградил путь к свободе. Рядом ещё один, меньше ростом. Оба с мечами, только оружие спрятано в ножны. Они не ожидали встретить «злого преступника», потому слишком сильно расслабились.

Орвин понял, что шанс не упущен. Тяга к жизни заполнила горло, образуя жаркий комок. Размышлять было некогда, надо вырваться из лап самой смерти. Одна задача без права на ошибку или отсрочку!

Терн громко крикнул, всплеснув руками. Потом врезал толстяка между ног. Тот как раз их расставил, будто сидел на лошади. Второго стражника Орвин пнул в пузо, сделав это молниеносно.

Воины взвыли, согнувшись от боли, и Терн проскочил между них. Но кто-то поставил подножку. Отчего парень растянулся на пыльных камнях, а в бок впился тяжелый сапог.

Несколько мощных ударов причинили адскую боль. Терн стиснул зубы, понимая, что это конец. Озверевшие стражи могли его просто убить, если б сзади не послышался голос:

– Оставьте! Его ещё надо оформить!

– Да он брыкается как кобыла!

– И что? Все равно надо в городскую тюрьму. Пойди прочь!

– Это вместо благодарности за работу? Ловили бы своего агреба до третьей луны.

– Отпустите… Я не виновен… – простонал Орвин, прерывая спор стражников.

– Закройся! Ещё тявкает вшивый пёс.

Терна ударили снова, затем подняли и потащили обратно, в то место, откуда он только что убежал. Стражники тюремного округа расплатились с городскими воинами серебром. Ведь те остановили беглеца, получив повреждения: не опасные, но весьма неприятные, даже стыдные.

Стражники не любили коллег, старались с ними не разговаривать, хотя в последние дни сильно сблизились. Зачистка города от грязных людей, которых все звали агребы, требовала общих усилий. Все ради блага столицы и развитого королевства техноидов.

От побоев сознание помутилось. Терн плохо понимал, что творится. Вроде шел сам, а стражники лишь поддерживали или его просто несли. Паренёк не мог разобраться, находясь в болезненном состоянии. Лишь возле тюрьмы он очнулся, в очередной раз попробовал вырваться, но не смог.

– Настырный! Никак не уймется!

– Не бойся, скоро ты просто сдохнешь, – прогремели стражники, хватая его посильнее.

Потом они резко остановились. Из-за угла вышел рослый мужчина в стальных доспехах, что покрывали грудь и живот. У него было грозное лицо, на котором росли бакенбарды. Бороды с усами он не носил. А на рукаве красовалась нашивка, говорящая о важном звании.

– Господин Борро, – хором сказали стражники и поклонились.

– Наглец ворует у честных торговцев. А ещё он сбежал, когда везли в Удел агребов.

– Да, это страшные преступления. По новому своду законов его надо убить.

– И ещё отрубить голову.

– Успокойтесь! – начальник прервал подчиненных, которые несли чушь, перебивая друг друга. – Мне известны Законы нашего королевства. Давайте сюда наглеца.

Стражи переглянулись. Им не хотелось бросать добычу, только перечить командиру нельзя. Они сорвали сумку с Орвина Терна, сказав, что в ней важные доказательства. Потом толкнули парня к здоровяку, а тот взял его за шкирку, как шкодливую кошку.

– Запишите его на наш счёт, если можно? Мы же сами поймали, – пропел один воин.

– Молодцы, все будет строго записано. Так и служите, солдаты! Награда окажется щедрой, не сомневайтесь, – улыбнулся в ответ командир. Его стальное лицо стало несколько мягче.

Дальше он снова нахмурился и потащил Орвина к трехэтажному зданию с решетками на окнах. Они прошли большой двор, свернули за угол и по узкому проходу направились к грязной площадке, окружённой высокими стенами, куда не выходили камеры или кабинеты начальства.

Здесь стоял большой пень наподобие диковинного трона. Вокруг валялись щепки и камни. В дереве торчал мощный топор.

Здоровяк привел паренька в это место, приказал сесть. Затем взял топор, замахнулся, как следует, и… вогнал в деревяшку.

– Ох, – громко выдохнул Орвин. – Думал, ты меня и правда, зарубишь.

– Для того есть особая камера. Здесь разве что колят дрова, – сердито рявкнул военный. Потом строго добавил. – Поздравляю, ты доигрался! В следующий раз тебя точно убьют! Мог бы не возвращаться в столицу после побега. Или не воровать мясо на рынке средь бела дня.

– Прости, Борро, – виновато сказал Орвин Терн. – Думал, жить в своем городе – это не преступление. Многие раньше сбегали. Насчёт воровства глупо вышло. Еды не было даже на свалке. Я думал, возьму немного, никто не заметит.

Орвин поднял крупную щепку и стал ее с любопытством разглядывать.

– Ты глуп и наивен! А если б я не знал твоего отца? Или вместо меня оказался бы другой воин? – продолжал злиться Борро.

– Тогда меня бы наверно убили… Или сожгли, или заставили бы играть в театре при дворце короля. Законы быстро меняются, словно ветер с дальнего моря.

– Это и все? Больше ничего мне не скажешь? Не могу понять, парень, ты храбрый как твой отец или глупый, как старая курица… – Борро был недоволен, но улыбнулся краешком рта, не в силах сдержать восхищение.

Терн болтался на волоске от смерти, при этом сохранив силу духа. В его глазах читалась явная лёгкость или даже насмешка, что слегка забавляло, вызывая явно уважение.

– Почему сразу курица? Скорее, я просто камень, что лежит у ручья. Хочется, чтоб меня не трогали, вот и все.

Орвин поднялся и стал отряхивать одежду от пыли.

– Ты знаешь, что так не получится. Мы много лет топтались на месте. Королевский Совет решил любой ценой провести ряд реформ. Из города изгоняют разбойников, бродяг, ушлых пьяниц… Появляются новые изобретения, технические и магические открытия. Мы становимся лучше, – поучительно сказал Борро. Но Терна это не тронуло.

– Отлично! Только зачем лишать сиротских пособий? Почему господина Корна заставили меня выгнать? А старшая академия? Взносы выросли, чтоб, такие как я, не учились, – выпалил в ответ Орвин.

– Прости, дружок. Не я принимаю законы. Иногда, кажется, что Совет допускает ошибки… Но об этом лучше не стоит. Мы зря тратим время на разговоры. Тебе надо срочно уйти!

Орвин хотел сказать что-то о справедливости и желании остаться в Всеграде несмотря ни на что. Но серые стены тюрьмы были неплохим аргументом, а огромный топор служил дополнением к ним.

Храбрость не должна переходить в безрассудство. Смерть нищего сироты ничего не изменит. Лучше жить назло королю, Совету и всем кто штампует законы. Раз так, Борро прав – нельзя терять ни минуты.

– Хорошо, я уйду. Но мне бы немного хлеба, – подумав, заявил Терн. – Твои добрые братья украли последнее. Без еды далеко не уйдешь.

– Они не мои, Орвин Терн, – фыркнул Борро. – Вот, держи. Это все, что могу.

Здоровяк полез в карман своей формы и достал несколько серебряных монет. Орвин тут же смутился. Но благородство проявлять сейчас глупо. Потому парень взял эти деньги, затем направился прочь.

– Я провожу, – сказал Борро. – Прости, что не могу помочь больше. После реформ семья обеднела. Я один имею нормальное жалование.

– Жалование, довольствие… А может, к черту эти реформы? – Орвин прошел в узкую дверь и пнул кусок камня, что лежал на дороге.

– Не знаю, дружище. Столица стала чистой и безопасной. Но многим приходится туго. Это цена развития.