Гугеноты

– Вы не смеете так разговаривать со мной! Я вам не служанка! Я – королева Наваррская! Ваш покойный муж приходился мне двоюродным братом, а вы обращаетесь ко мне, как к уличной девке, вы, в которой нет ни капли королевской крови и которая только волею случая правит французским государством!

Лучше бы она не произносила последних слов. Екатерина, несмотря на то, что всегда умела владеть собой, мгновенно побледнела. Вены на шее вздулись, левая бровь задергалась в нервном тике, а глаза будто остекленели, уставившись на собеседницу. Человек злопамятный, она не помнила, чтобы когда-нибудь с ней так смели говорить.

В этот миг Жанна поняла, что совершила большую ошибку. Осознала свою оплошность и королева-мать. Сама того не желая, она спровоцировала Жанну на обострение их отношений. Казалось бы, им обеим надлежит держаться одна другой и жить в мире, а вместо этого… Жанна вспылила, к тому же не сумела вовремя остановиться, а несдержанность порою бывает причиной многих бед. Так было и на этот раз: последних слов мадам Екатерина не простит ей уже никогда. Не зная еще этого и пытаясь исправить ситуацию, Жанна опустилась в кресло и совсем другим тоном, уже мягче, проговорила:

– Прошу простить меня за резкие слова, мадам.

Ей надо было перебороть себя для того, чтобы сказать это. Но так было нужно, ссора не входила в ее планы.

Екатерина огромным усилием воли взяла себя в руки.

– Хорошо, хорошо, – торопливо произнесла она, и даже улыбнулась. – Забудем этот инцидент. Мы обе виноваты. Я несколько забылась, вы немного вспылили. Мы, королевы, должны прощать друг другу некоторые слабости.

Единственное, что выиграла Жанна в результате своей несдержанности, это то, что мадам Екатерина никогда отныне не забывалась в ее присутствии; проиграла же в том, что нажила смертельного врага в лице злопамятной родственницы герцогов Медичи.

Теперь старая королева решила в отместку за оскорбление уколоть молодую, да побольнее, благо случай сам шел в руки. Излишняя горячность; она поймет это позднее и станет выпутывать саму себя из собственных сетей.

– Так вот, – продолжала Екатерина Медичи неожиданно прерванный разговор, – территория эта принадлежит, как вы знаете, королю Испании, и попытаться завладеть ею – значит объявить Филиппу II войну. Французский король в дружбе с испанским, и никто не даст согласия на глупую и никому не нужную войну из-за земли, которой хочет обладать наваррская королева.

– И по доброй воле тоже? – спросила Жанна.

– Ни один король не отдаст другому ни кусочка своей территории, какими бы крепкими и неразлучными друзьями они ни были…

И тут королева-мать замолчала, ибо вместо крови заговорил разум: к чему она это сказала? Ведь теперь стало ясно, что Антуана Бурбонского просто обманули! Зато она увидела, как Жанна закусила губу, из чего заключила, что удар попал в цель.

Но раз уж она сказала то, чего не следовало говорить, то надо по крайней мере извлечь из создавшейся ситуации выгоду для себя. Надо быть поприветливее, дать почувствовать этой гордячке, что они с нею по-прежнему не только добрые приятельницы, но и союзницы.

И Екатерина мгновенно отыскала выход. Во-первых, откровенность, с которой она обрисовала положение дел. Да и незачем было это скрывать, не так глупа Жанна д’Альбре, чтобы не знать о невозможности подобного дара даже в обмен на перемену веры и связанные с этим действия по искоренению кальвинизма. Во-вторых, королева Наваррская будет вынуждена обратиться к ней с просьбой и, таким образом, стать обязанной королеве-матери. Чем не повод прибрать к рукам протестантов! Вряд ли после такого щедрого подарка Жанна посмеет поднять голову против нее. Напротив, есть возможность заставить свою политическую соперницу действовать сообща, что, несомненно, будет способствовать миру в королевстве, а впоследствии, быть может, с помощью Антуана, ее мужа, удастся принудить Жанну полностью отречься от кальвинизма. Вот тогда Филипп и подарит им Наварру, а значит и ей, Екатерине, не придется ничего дарить.

– С какой стати Филиппу раздавать свои земли? – продолжала королева-мать развивать свою мысль. – Что он скажет своему народу? А куда он денет население, живущее там?

– Людей там почти нет, – возразила Жанна. – Одни горы.

– Это ничего не значит. Вот если бы французский король завоевал эту территорию, тогда другое дело, но, повторяю, война между нашими государствами невозможна. Притом учтите: едва дело дойдет до конфликта, первый удар обрушится на вас, пострадают только протестанты, ваши подопечные, впрочем, как и мои. Разве нам с вами этого хочется?

Мадам Екатерина говорила полуправду, и королева Наваррская догадывалась, о чем умалчивает собеседница. Дружба испанского короля понадобится ей для борьбы с гугенотами на юге страны, если вдруг между двумя королевами не возникнет взаимопонимания. Это был ее козырь, и она не собиралась его лишаться.

И королева-мать воззрилась на Жанну, ожидая ответа, пытаясь взглядом проникнуть в самую ее душу: поняла ли она?

Ответ Жанны поразил Екатерину.

– Благодарю вас, мадам, что сказали правду. Если бы вы пообещали мне Наварру, я сразу поняла бы, что вы лжете. Остается только удивляться, как легко мог попасться на эту удочку Антуан.

– Он действовал прежде всего в ваших интересах, интересах своей жены, а вы в пику ему стали протестанткой, хотя прежде слыли доброй католичкой.

– Я переменила веру из чисто религиозных соображений, – сухо обронила Жанна.

Королева-мать улыбнулась. Она знала, что королева Наваррская лукавит, но промолчала. А Жанна меж тем была недалека от истины.

– Что касается моего супруга, – продолжала она, – то он не мог пойти на такую сделку с испанским королем. Это интриги с целью и меня переманить в другую веру. Но вам это не удастся. Ни вам, ни кардиналу!

– Никто и не пытается это сделать! – воскликнула Екатерина. – Кардинал лишь посредник между Испанией и Наваррским королевством, он старался помочь вашему мужу и, вполне естественно, потребовал за это равного обмена. Если желаете, можете поговорить об этом с его преосвященством, уверена, он даст вам точный и обстоятельный ответ.

Говоря так, Екатерина знала, что подобный разговор никогда не состоится: королева Наваррская и кардинал были заклятыми врагами.

Жанна задумалась. Значит, от нее хотят перемены веры. Такова была цена испанской Наварры: сначала Антуан, потом – она…

Ее собеседница молча наблюдала за игрой чувств, отражавшейся на лице гостьи.

– Речь идет еще и о Сардинии, – вкрадчиво прибавила королева-мать.

Жанна вздрогнула. Вот так щедрость! Значит, Антуану отдадут еще и это королевство? Кажется, ее вера здорово им мешает.

– Цена немалая, – снова произнесла Екатерина.

Жанна тряхнула головой. Ее шантажируют, теперь она знала это точно, как и цену их обещаниям. Но она не вернется в римскую церковь, как бы ее ни заманивали! Но, желая заглянуть в карты противника, не показывая ему при этом свои, она уклончиво ответила:

– Вопрос нелегкий, я должна подумать.

Королева-мать удовлетворенно кивнула. Но знала, что Жанна хитрит и не сдастся. Впрочем, ее это устраивало: тем сильнее будет кулак против Гизов.

– Кстати, а где сейчас мой супруг? – спросила Жанна, давая понять, что тема исчерпана, во всяком случае, на сегодня.

Екатерина отлично поняла ее и выпрямилась в кресле:

– Не могу вам точно сказать, но, если пожелаете, можно узнать об этом у коннетабля.

– Хорошо. В зависимости от ответа я и решу, остаться ли еще при дворе Карла IX или вернуться в Беарн.

– Уверяю вас, дорогая, что буду несказанно рада, если надумаете задержаться. Право, во дворце так скучно! Я ведь окружена сплошь мужчинами, а у них, сами знаете, все разговоры только о войне… – Они улыбнулись друг другу, как старые добрые приятельницы. – Мне бы хотелось жить в дружбе с вами, – посерьезнела вдруг Екатерина. – Однако на вашем лице лежит печать озабоченности чем-то, и я давно и тщетно пытаюсь разгадать ее причину. Вы ведь, я полагаю, предприняли сию поездку не только ради выяснения обстоятельств, заставивших вашего мужа сменить веру?

– Вы правы, мадам, – ответила Жанна, смело взглянув собеседнице прямо в глаза. – Я здесь еще и затем, чтобы напомнить вам о вашем долге по отношению ко мне как к своей союзнице. А в том, что это так, вы, надеюсь, убедились во время нашего с вами обсуждения ситуации, связанной с чрезмерным возвышением Гизов. – Королева Наварры недвусмысленно давала понять, что готова остаться с мужем по разные стороны баррикад.

– Я согласна с вами, – заурчала, словно зажмурившаяся от удовольствия кошка, королева-мать. – И чрезвычайно рада, что нашла в вашем лице добрую союзницу. Но, право, я не совсем понимаю, чем смогу быть полезной в деле укрепления веры у вас на юге. Если не ошибаюсь, вы и без того достигли там немалых успехов в этом вопросе.

– Я королева без королевства, мадам, мне не хватает территории. Дабы ополчиться на ваших врагов, коими вы считаете Гизов, мне нужна армия. Вы же прекрасно понимаете, что я не смогу набрать оную только в Беарне и своей маленькой Наварре! Такое войско будет подобно стайке мышей, которые полягут от первого же удара орлиным крылом по их головам.

«Это хорошо», – подумала королева-мать. Вслух же спросила:

– Чего же вы хотите?

– Отдайте мне Гасконь и Фуа, и я перестану чувствовать себя обделенной. Мое государство расширится, и, став королевой Юга, я смогу собрать под свои знамена тысячи людей, недовольных тиранией Гизов, которых потом мы объединим с вашими и…

– …и ввергнем Францию в пучину гражданской войны, – закончила за нее Екатерина, криво усмехнувшись.

Жанна тотчас остыла: не следовало вести себя столь экспансивно.

– А потом, разбив Гизов, – продолжала королева-мать, не сводя глаз с собеседницы, – вы с вашими гугенотами возьмете штурмом Париж, меня с моими сыновьями в лучшем случае отправите в изгнание, а в худшем… даже думать не хочется… Сами же посадите на престол своего сына и станете при нем регентшей, не так ли?

Последний выпад отразить было нечем. Екатерина начала играть в открытую, и Жанна мгновенно сориентировалась.

– Не стоит сгущать краски, – поспешно ответила она, продолжая удивляться в душе откровенности королевы-матери, – я вовсе и не думала об этом.

– Что же вами руководит в таком случае?

– Исключительно соображения борьбы за истинную веру.

– А под истинной верой вы, конечно, подразумеваете кальвинизм?

– Разумеется. Истребив католицизм, мы, по примеру английского короля Генриха[36], заставим Францию принять новую веру.

Ответный, не менее ощутимый выпад. Настал черед задуматься Екатерине. Опустив голову, она машинально потерла виски.

– Но что же ждет в таком случае меня и моих сыновей? – последовал наконец ее вопрос.

– Обращение к кальвинизму, только и всего. Все будет, как при Елизавете: никто не посмеет посягать на трон Франции. С одной лишь разницей: вместо Испании нашей союзницей станет Англия. Вместе мы превратимся в столь мощный кулак, что против него не осмелится выступить ни одна католическая держава!

Если бы напротив сидела не Жанна д’Альбре, Екатерина решила бы, и не без оснований, что беседует с сумасшедшей. Однако она слишком хорошо знала королеву протестантов. Своим контрпредложением та изощренно намекала: «Если ты не желаешь соглашаться на мои условия, почему я должна поступать иначе?»

«Далеко же ты пойдешь, если тебя вовремя не остановить, – думала между тем Екатерина Медичи. – Но не для того я вырастила своих сыновей, чтобы отдать их трон какой-то нищенке с Пиренеев». Вслух же сказала:

– Вы предлагаете мне принять участие в заговоре против папы? Мне и всей Франции?

– Почему бы и нет, раз католицизм столь лжив и продажен? Я говорю это лишь потому, что знаю: вы – не рьяная католичка.

Екатерина усмехнулась:

– Интересный у нас с вами получается разговор: я пытаюсь завлечь вас в свой дом, вы меня – в свой. Можно было бы сказать, что каждая из нас по-своему права, если бы не одно обстоятельство: мне неплохо живется и сейчас, и я не желаю другой участи.

– То же относится и ко мне.

– Не совсем. Вам предлагают обмен, а я не получаю ничего, кроме размолвки с папой. Так чего же ради я буду наживать себе таких могущественных врагов, как Испания и Рим? Чтобы иметь дружбу с северной державой, называемой Англией? Полноте, мы и так не враги.

Теперь Жанна была спокойна: больше предложений об обмене не последует. Оставался предстоящий неприятный разговор с мужем, которого ей, по-видимому, не переубедить.

– Я знала, что вы ответите именно так, и все же хочу вернуться к своей просьбе.

Екатерина понимала, что, раз задавшись целью, Жанна не отступится.

– Ваш муж, если не ошибаюсь, является наместником короля не только в Париже, но и в Гиени? Должность пожалована ему королем за ратные заслуги перед отечеством.

– И это справедливо.

– Так чего же вам еще недостает, если Гиень в пять раз больше Фуа и почти равна по площади Гаскони?

– Все бы хорошо, мадам, если бы по смерти мужа это пожалование не возвращалось во владения французского короля и если бы между Гиенью и Беарном не лежала Гасконь.

– Вы полагаете, ваш муж должен скоро умереть?

– Я в этом уверена. Он солдат; смерть на поле боя – закономерный удел военных. Не зря кардинал бросает его с войском из одного конца страны в другой.

– Вы хотите, чтобы Гиень осталась за вами?

– Да. Но я хочу владеть ею не в качестве наместницы, а в качестве законной правительницы, передающей свои права по наследству.

– А как же Гасконь?

– Мы предоставим господину Монлюку, наместнику короля, возможность самому решить, к кому примкнуть: к католическому Северу или к протестантскому Югу.

– Вопрос весьма щепетильный, с ходу его не решить, – произнесла задумчиво Екатерина, твердо уже зная, впрочем, что единственное, на что она сможет решиться, так это лишь на обещание.

А пока ей надлежало реализовать последний пункт плана, который она наметила на сегодня еще задолго до этой беседы.

– Знаете ли вы, о чем мечтают Гизы? – начала Екатерина без обиняков. – Я вам скажу. Они хотят женить вашего мужа…

– Женить моего мужа? – у Жанны даже перехватило дыхание от негодования: уж не ослышалась ли она? – Женить Антуана?! Но с какой стати? Ведь я, его законная жена, еще жива!

– Вас они просто уберут, как убирают камень с дороги.

– Меня?! Наваррскую королеву?!

– Для них нет преград, разве вы этого еще не поняли?

– Господи Иисусе!.. Ну а дальше?

– Вы еще не узнали, на ком они хотят его женить.

– И на ком же?

– На Марии Стюарт, шотландской королеве, вдове Франциска II. Моей бывшей невестке, кстати.

– Но ведь ей всего около двадцати, а ему уже сорок четыре!

– Возраст не играет роли.

Жанна д’Альбре опустила глаза и слегка побледнела. Вот как! Вот до чего дошел Антуан в своей ненависти к ней. Он не только перестал обращать на нее внимание как на женщину, но, кажется, свыкся с мыслью, что ее нет вовсе. Это больно ранило ее в самое сердце. Но эта женщина была сильной духом. Подняв голову и сжав кулаки, она спросила, отрешенно глядя на пламя очага:

– К чему же сей замысел?

– К чему бы он ни привел, нам с вами необходимо помешать ему. Думаю, став с помощью своей племянницы родственниками Антуана Бурбонского, Гизы мечтают прибрать к рукам и его владения, и его жену вместе с сыном и их горами.

Екатерина не лицемерила и не лгала. Сейчас ей было важно не то, как воспримет Жанна эту весть, а что посоветует предпринять для срыва плана. Сама она вот уже второй день, с тех пор как узнала новость от своих шпионов, не могла найти этому противодействия.

Теперь они вместе, объединившись и прислушиваясь друг к другу, принялись решать проблему.

– Вернемся к началу нашего разговора, – предложила мадам Екатерина, наклонившись к собеседнице, чтобы иметь возможность говорить тише.

– Вернемся, – кивнула Жанна.

Теперь они говорили вполголоса. Временные распри немедленно забылись. Сейчас это были две заговорщицы, пытавшиеся разгадать чужую игру, заглянув вначале в карты противника.

– Гиз мечтает о престоле. Но его родство с королевским домом еще не доказано, – сказала Екатерина.

– Если оно и существует, то в отдаленном весьма колене, – возразила Жанна.

– Значит, Гизы хотят обойти свою побочную линию и зайти в спину к неприятелю, то есть к Валуа.

– Верно, но что же из этого следует?

– А вот что. Этот маневр они мечтают совершить, приблизившись вплотную к дому Бурбонов и став, таким образом, вашими зятьями.

– То есть к тому дому, который стоит первым на пути к трону.

– Истинно! А как к нему приблизиться, если не путем…

– …родства!

Екатерина приложила палец к губам и склонилась еще ниже к собеседнице:

– Тс-с… Вот мы и разгадали их план. Теперь вам понятно, чего они добиваются?

– О, я, кажется, поняла! От этого брака непременно родится ребенок, и, какого бы полу он ни был, он будет родственником Гизов, их ставленником, через которого они получат французский престол.

– Вот именно, Жанна! Этот ребенок будет нести в себе кровь Бурбонов, а Мария Стюарт – родственница Гизов.

Жанна продолжила свою мысль:

– Если родится мальчик, они тут же посадят его на трон и будут править государством от его имени в качестве регентов…

– А если родится девочка, – закончила за нее Екатерина, – то они подождут рождения следующего ребенка либо подменят дитя на малыша мужского пола, таких случаев в истории немало.

– А как же мой сын, мой Анрио? – испуганно воскликнула Жанна.

– С ним произойдет несчастный случай, будьте уверены; людям, стремящимся к власти, ребенок не помеха. Примеров тому множество. Да, но что будет с моими детьми, у меня ведь их трое, три последних Валуа?

– О мадам, человек, который решится расчистить себе дорогу, срубив одно дерево, срубит еще с десяток, если они будут мешать ему проехать.

– Нам необходимо помешать их планам.

– Что, по-вашему, для этого надо делать?

Вопрос был непростой. Екатерина встала, прошлась по комнате, подошла к окну, устремив взгляд во двор, где играли на заснеженной лужайке дети. Несколько минут она молча наблюдала за тем, как Генрих Наваррский, девятилетняя дочь Маргарита, восьмилетний Геркулес – будущий Франциск Алансонский, и одиннадцатилетний Эдуард-Александр – будущий король Генрих III, играли в кольца.

Вдруг она резко обернулась, подошла вплотную к Жанне, взяла ее руки в свои и возбужденно заговорила:

– Вы не желаете терять мужа, я – своих сыновей. И я придумала, как нам поступить.

– Я теряю не только мужа, но и сына.

– Вашему Анри они ничего не сделают, он им не помеха. У них появится свой Бурбон, и он будет законнее вашего. Уж они постараются это доказать, будьте уверены. Путь в Ватикан им не заказан, а с их связями и богатством, которым располагает их семейство, они задобрят не только самого папу, но и весь Рим вместе с его жителями. Единственным препятствием на их пути к трону будет родословная французских королей, вот тут-то они и рассчитывают на этот брачный союз. Но мы вставим им другую шпильку. Не так-то просто будет им уничтожить последних Валуа и первого Бурбона.

– Каков же ваш план?

– Нам необходимо сочетать браком наших детей: вашего Генриха и мою Маргариту.

Жанна не понимала, это было видно по ее лицу. Королева-мать терпеливо объяснила:

– Даже устранив одного за другим моих сыновей, они обойдут вниманием Марго как не представляющую для них никакой угрозы. И это будет их самый главный просчет! Мы выдадим Марго замуж, и ее мужем станет законный французский король. Это будет свадьба Валуа с Бурбонами.

Жанна была потрясена широтой и глубиной замыслов королевы-матери. Она готова была лишиться всех своих сыновей ради одной цели – сохранения французского престола для себя, пусть даже такой дорогой ценой! Да в своем ли уме эта женщина? Вот до чего она не доверяла Гизам, видя в них угрозу государству, предчувствуя с их приходом к власти раздробленность и междоусобные войны. Она, как опытный шахматист, отдавала противнику на съедение несколько сильных фигур, чтобы отвлечь его внимание и нанести меткий и решительный удар, сулящий выигрыш.

Впрочем, немного погодя Екатерина, мило улыбаясь, прибавила:

– Но это самый крайний случай, разумеется. А до тех пор мы подумаем вместе, как расстроить свадьбу, в результате которой ваш муж станет родственником Гизов.

– И я уверена, мы придумаем что-нибудь стоящее, – заверила ее Жанна. – И потом, я еще жива и не собираюсь давать развода Антуану.

– Вот и отлично. Вы не торопитесь вернуться в Беарн? Тогда поживите у меня. Нам с вами есть о чем поговорить. А сейчас… хотите отдохнуть? Я тоже. Пойдемте вниз, посмотрим, как развлекаются наши дети.