Итальянская штукатурка

– Лучше бы в театр…

– Она хитрее, чем ты думаешь. Ты бы поверил, что она купила билеты в театр?

Вопрос был риторическим, и я промолчал.

Табло продолжало создавать иллюзию абсолютной полноты абсолютно пустой арены. Поле начали поливать: огромные струи воды в несколько рядов фонтанами поднялись над зеленью травы. И сразу потянуло холодом.

Я снял ветровку и накинул Досе на плечи.

– Спасибо…

Начали включать освещение: постепенно, ряд ламп за рядом, пока всё поле не залило не только водой, но ярким слепящим светом. Как этот свет не мешает футболистам?

И вот на трибунах начал вяло собираться народ, рассаживаться редкими островками в этой огромной чаше.

Евдокия внезапно положила голову мне на плечо. Чувство нежности охватило меня, но я не решился её обнять.

Потом она резко встала, скинула ветровку.

– Жаль… Как жаль… – сказала она и я увидел слёзы у неё на глазах. Она ссутулилась, и пошла, удаляясь от меня, к лестнице, медленно поднялась по ней, пока не пропала в арке выхода и там пропала.

Мы давно пропали друг для друга.

Она не обернулась: незачем…

Фонтаны иссякли, патрубки окунулись в мокрую траву и исчезли. Я опять почувствовал холод и надел ветровку. Она сохранила ещё тепло и запах Доси.

Над стадионом желтела еле видная среди ослепительного света софитов полная луна. Через десять минут она скрылась за краем трибуны. Ушла, как Дося.

Позвонил Насте. Она что-то щебетала и «дико извинялась», что не смогла прийти на матч, что в следующий раз.., что обязательно.., что всё равно будет интересно и без неё…

Настроения смотреть футбол уже не было. Делать мне тут теперь нечего.

7. Прорвало! Сегодня на штукатурке увидел трапецию. Долго разглядывал, пока не понял, что это – перевёрнутый стакан. Вспомнил разговор с Иваном Севастьяновичем.

Я тогда решился узнать то, чего мне наш добрейший врач никогда мне не сообщит. Сначала я просто намекнул. Он пропустил слова мимо ушей, продолжая меня вертеть и диагностировать. Я выразился точнее.

– В какой-то степени это зависит от тебя, твоего настроения. Если сдашься, то будет очень плохо.

– Иван Севастьянович, вы только не кривите душой. Есть объективные причины смерти. Например, каким бы старик ни был деятельным оптимистом, он всё равно умрёт, рано или поздно.

– Ключевое в твоей реплике: «рано или поздно»!

– Так ведь и пытаюсь узнать: «рано или поздно», вам ведь прекрасно известно, что сдаваться я не намерен.

– Я вспомнил вопрос о стакане, который для пессимистов наполовину пуст, а для оптимистов – наполовину полон…

– Значит, всё зависит от того, с какой точки зрения я посмотрю? И от этого станет ясно, долго ли я проживу? Вам не кажется эта сентенция притянутой за уши?

Иван Севастьянович даже не обиделся. Просто прекратил, наконец, меня дёргать, уложил и укрыл пледом. Это в принципе было сигналом, что он скоро уйдёт.

– Я боюсь, что если объявлю тебе о проценте жизненной силы, которой ты располагаешь, то потом буду очень сожалеть, что это сказал.

– Может быть. Но опираетесь вы в умозаключениях на идиому со стаканом, которая глупа сама по себе.

– Да? Любопытно.

– Невозможно решить, полон стакан или пуст вне событий, которые происходили с ним до этого.

– И какая разница? Стакан – индикатор мироощущения человека в целом.

– Да ничего подобного. Если у наблюдателя нет представления о том, что было ранее со стаканом, то его реакция – не больше чем проекция того, что происходило чуть ранее с ним самим. Это не мироощущение, а всего лишь отражение сиюминутного настроения наблюдателя.

– Ты хочешь сказать, что человек с плохим настроением увидит, что стакан наполовину пуст?

– Возможно и это. Но если до этого человек поперхнётся, то он найдёт стакан переполненным водой.

– А что изменится…

– Всё! – не дал я договорить Ивану Севастьяновичу. – Если до этого стакан наполняли водой, то он наполовину полон. Если воду, например, пили, то стакан наполовину пуст. Где здесь мироощущение?

– Нестандартно мыслишь?

– Я просто хочу знать, насколько я пуст!

Иван Севастьянович такого поворота ожидал, вернее, чувствовал и боялся. Он открыл рот, демонстрируя замечательные зубы, потом отвернулся, подумал немного, повернулся ко мне, посмотрел в глаза и занудливо произнёс:

– Я не знаю ответа. Болезнь прогрессирует, но мы пытаемся её хотя бы приостановить.

– Получается?

Врач подумал и спросил:

– Ты разве забросил свои занятия в интернете?

Я улыбнулся и покачал головой.

– Ты нашёл себе ещё одно занятие, и пытаешься его закончить в срок?

Я отвёл взгляд и не ответил. Я боюсь, что ему не понравится моё новое увлечение.

– Хорошо. Главное, что ты борешься. И эта цель оправдывает средства, – он встал и вышел.

Он это сделал так поспешно, что во внезапно открывшейся двери столкнулся с озадаченной мамой; она как всегда подслушивала. И когда Иван Севастьянович невольно на неё налетел, она вскрикнула от неожиданности. И ещё я заметил, что мама посмотрела на врача с осуждением.

Любопытно, что он ей расскажет? Что ответит?

Я подключился к камере и стал внимательно слушать. И услышанное меня тогда не порадовало…