– Александр Сергеевич, – обратилась девушка к нему, – это люди с «Нахимова».
Партийный работник, быстро встав из-за стола, пожал морякам руку и показал на диван:
– Присаживайтесь. С того, значит, света прибыли…
– Похоже на то, – смущённо ответил Фёдор.
– Пережили… Так, а члены партии присутствуют среди вас?
– Присутствуют, – ответил Василий.
– И как давно вы в партии?
– Три года.
– Прекрасно… Зоя Дмитриевна, – обратился секретарь к девушке, – надо поставить на учёт, как вас? – он посмотрел на Василия.
Василий назвал себя.
– Вот, вот, Василия Рязанцева. Сейчас выдам направление на курсы по подготовке агитаторов, и беритесь за работу: с агитацией у нас завал, – сказал секретарь, проведя ладонью поперёк шеи, что означало, видимо, что пора снимать кому-то голову. – Зоя Дмитриевна, проводите молодого человека на курсы. – В голосе приказные нотки.
Он присел за письменный стол и что-то написал.
– Удачи вам, товарищ Рязанцев! – сказав, протянул листок Василию.
– Как же в таком виде? Может, завтра? Где-то переоденусь.
– Так… Вопрос серьёзный…– задумчиво проговорил Александр Сергеевич.
– Я помогу, – предложила девушка.
– Молодец, Одинцова! – воскликнул секретарь, облегчённо вздохнув.
Она шла впереди.
– Василий, поговорить надо, – обратился к приятелю Фёдор.
Девушка кинула на ходу:
– Я подожду на улице.
– Послушай, Вася, – взволнованно сказал Фёдор. – Нас трое. А тебе не кажется, что стоило бы и дальше держаться вместе? Мы ведь как кровные братья – на краю пропасти стояли. А теперь, выходит, дороги расходятся?
– Пока не знаю… Вы куда?
– Куда же – на корабль любой проситься. Подождём начальника Управления.
– Знаешь, как только устроитесь, сообщи, думается, я тоже не останусь здесь.
– Боюсь, утонешь ты на берегу, – сказал Фёдор, подмигнув. – Девка хороша, и наверняка не замужем, и на тебя смотрела она так, что тебе отсюда трудней будет выплыть.
– Скажешь…– ответил, смутившись, как пойманный на нехорошем деле мальчик, Василий. – Ладно, братишка, увидимся.
24
Опасения старого врача не подтвердились, и уже через неделю Полина привезла Сашку домой. С утра потеплело, сугробы просели.
– Прямо весна! – воскликнула Полина.
– Что ты, – ответил Еремеев. – Мороз вот-вот вдарит.
На крыльцо вышла Зина. Сашка сполз с саней и подошёл к девочке. «Здравствуй!» – протянул ей руку. Та, взглянув на мать, засмеялась и тоже подала малому руку.
– Обрадовалась, – возчику шепнула Полина. – Понятно, одна всё…
– Этак-то плохо, – высказался Еремеев, почёсывая за ухом коня.
– Пойдём, Степаныч, – позвала возчика Полина, – попьём чаю, потом разгрузишься.
– Полина Семёновна, ты же знаешь, я порядок люблю. Прими груз, тогда и попить можно.
– Поставь чайник! – бросила Полина на ходу дочке.
Пекарня и магазин при пекарне – всё было на плечах Полины: и следила за выпечкой, и хлебом торговала и сторожила. Еремеев втащил муку в кладовку, которая располагалась в самом конце пекарни. В штате пекарни – две женщины и подросток. Переговариваясь, они гремели формами и шлёпали тестом. Полина, войдя в цех, кивнула молодой полногрудой женщине и весело сказала:
– Как будто вас здесь целая сотня, шумите.
– И пусть шумим, дело-то идёт, Полина Семёновна, – отвечала, улыбаясь сочными губами, женщина, не отрывая рук от теста.
В комнате Полины в это время происходил серьёзный разговор.
– У тебя игрушки есть? – спросил у Зины Сашка.
– Нет игрушек…– покачала головой, Зина.
– А чем ты играешь?
– Если время есть, я читаю, я очень люблю читать.
– И я люблю.
– Ты разве умеешь?
– Нет, читала нам тётя Аня, а мы, дураки, её не слушали.
– А я буду читать, станешь слушать?
– Буду, раз Вовки нет.