Мне не изгнать моих душевных мук».
И вдруг услышал я: «Страданья прекратятся.
Хотя не вдруг, но будет легче вам».
А я лежал, хотелось мне смеяться.
И слышал конки звон и дребезжанье рам.
Лежал так пять минут. Вдруг тяжесть в организме,
Отек в руках, ногах почувствовал я вдруг.
«Вы погрузились в сон. Теперь вы в гипнотизме».
И что ж, не мог поднять никак своих же рук.
Что ж это – сон? Иль, может, онеменье?
Но я уверен в том, что я тогда не спал.
Ах, как желал бы выяснить сомненье.
Решить – то был гипноз, иль только я устал.
Болезни нервные гипнозу поддаются.
Уверен в том. Я верю в месмеризм!
Но сила Месмера лишь избранным дается,
Итак, еще сеанс – и к черту пессимизм.
Об условиях, затрудняющих развитие гипноза, и о распространенности гипноза. Здесь необходимо сказать о некоторых индивидуальных и внешних условиях, которые препятствуют развитию гипноза.
В числе этих условий следует упомянуть о сильной эмоции больного, вызванной каким-либо посторонним влиянием и не устраненной во время процесса гипнотизирования.
В числе других эмоций следует иметь в виду и желание иметь сон во что бы то ни стало. Так, некоторые не засыпают потому, что усиленно хотят заснуть, и волнуются тем, что они не могут заснуть.
В пояснение сказанного необходимо здесь привести пример Ч. Дарвина с чиханием. Известно, что Дарвин держал пари с 12 лицами о том, что они не будут чихать от щепотки нюхательного табаку. Все уверяли, что они всегда чихают под влиянием нюхательного табаку, но когда пришлось чихать на пари, то под влиянием усиленного желания чихнуть на самом деле и боязни, что это им не удастся, оказалось, что у всех 12 лиц чихания от табаку действительно не наступило, и всеми ими пари было проиграно.
Эмоция сомнения и боязни, связанная с сильным желанием, здесь привела к угнетению рефлекса и как бы парализовала самый акт чихания.
То же может случиться и с гипнотизируемыми лицами. Горя сильным желанием сна и боясь, что они могут не заснуть, они и действительно не засыпают.
Вопрос, все ли лица подвергаются гипнозу, на практике решается, за некоторыми исключениями, в положительном смысле; правильнее будет сказать, что гипноз может быть вызван у огромного числа лиц. Надо, однако, сказать, что те редкие лица, которые не могут быть загипнотизированы обычными приемами, имеют, как я убедился, твердое убеждение, что они не могут заснуть, и в то же время боятся самого усыпления. Вообще при первых же попытках гипноза у них появляется ассоциация, связанная с соответствующей эмоцией страха, которая настолько противодействует внушению и другим употребляемым приемам гипнотизации, что они оказываются в таком случае бессильными. Это, конечно, не значит, что тех же лиц нельзя было бы усыпить другими приемами или при других условиях. Всё дело в том, чтобы побороть и ослабить идею страха, противодействующую гипнотизации. С другой стороны, развитию гипноза нередко оказывает пользу предварительное применение гипнотических средств, а также большее или меньшее расположение ко сну, утомление умственное и физическое и пр. Наконец, и личность гипнотизирующего, его большая или меньшая авторитетность в глазах больных, его приемы и некоторое искусство при существовании уверенности в своих действиях, без сомнения, не остаются без значения в отношении большего или меньшего успеха при гипнотизации.
Благодаря этим условиям цифры, которыми обозначают число лиц, подвергаемых гипнозу, у различных исследователей представляются неодинаковыми.
На основании личного опыта я прихожу к заключению, что огромное большинство лиц может быть усыпляемо теми или другими известными нам приемами. Однако степень, или глубина, сна у различных лиц далеко не одинакова. К сожалению, у многих лиц мы имеем неглубокие степени сна. И хотя у некоторых удается первоначально слабую степень сна перевести при последующих сеансах в более глубокую, однако это далеко не может считаться правилом, и многие лица, таким образом, навсегда остаются при слабых степенях сна, которыми, впрочем, также можно пользоваться с терапевтическими целями.
Об объективных признаках гипноза и внушения. Возникает далее вопрос, в чем заключаются объективные признаки гипноза. Вопрос этот в прежнее время имел большое значение, так как некоторые скептики ставили вообще под сомнение самую реальность гипноза как известного явления. Ныне, конечно, таких лиц не имеется или почти не имеется. Тем не менее вопрос об объективных признаках гипноза не лишен значения и ныне в судебно-психиатрическом отношении.
Дело в том, что гипноз может быть орудием для совершения преступления. Известно уже несколько дел, в которых гипнотическое внушение играло роль как средство, возбуждающее любовь женщин к мужчине и тем самым приводящее к их изнасилованию. С другой стороны, бывали примеры, что женщины ложно обвиняли тех или других лиц в гипнотизации их с целью лишения чести. Кроме того, и по другим основаниям гипноз может быть предметом судебно-психиатрического исследования. В таких случаях, конечно, должны иметь особую цену так называемые объективные признаки гипноза и осуществления производимых в нем внушений.
Для выяснения объективных признаков гипноза много сделано Сальпетриерской школой, отчасти и Нансийской (например, Beaunis), однако в этом вопросе многое еще остается сделать. Что касается тех фаз, о которых говорит Сальпетриерская школа, то обыкновенные признаки их состоят в следующем: при летаргии явления повышенной нервно-мышечной возбудимости служат, по Рише, несомненным признаком этого состояния, так как вызываемые контрактуры совершенно будто бы отвечают анатомическим и физиологическим данным. Что касается каталептической фазы, то, по наблюдениям Шарко и Рише, чертежи, получаемые с удерживаемого на весу члена каталептиков или притворщиков, дают существенную разницу в том, что в первом случае линия выходит прямою, а во втором случае – ломаною[69 - Значение этого наблюдения, впрочем, оспаривается другими авторами.]. Также и в дыхании имеется существенная разница между тем и другим состоянием.
Объективным признаком сомнамбулической фазы опять являются контрактуры, вызываемые при поверхностных раздражениях. Обращали внимание также на электрические явления в мышцах загипнотизированных. По указаниям Мендельсона, скрытый период сокращения мышцы в гипнозе будто бы короче, нежели в бодрственном состоянии.
Но все эти признаки, очевидно, относятся к тем формам истерического гипноза, которые вообще, как мы видели, представляют собою явление относительно редкое.
Гораздо важнее иметь в виду те признаки, которые изобличают наступление обыкновенных форм гипноза.
В этом отношении, на мой взгляд, заслуживают внимания следующие признаки:
1) изменение в глубоком гипнозе тембра голоса, который обыкновенно становится более глухим и более слабым, что указывает на изменение тонуса гортанных мышц в смысле их расслабления;
2) более или менее ясное понижение чувствительности, объективно проверяемое по реакции зрачка;
3) более или менее заметное повышение сухожильных рефлексов и понижение кожных рефлексов;
4) ослабление и некоторое ускорение пульсовой волны, которая, с другой стороны, при нормальном учащении становится более медленной;
5) более ровное и спокойное дыхание.
Большинство этих признаков, однако, нелегко уловимо без соответствующих записывающих приборов, что лишает их в значительной мере практического значения. Ввиду этого особенно важным доказательством наступления гипнотического состояния является внушаемость, которая должна быть доказана объективным путем.
Что касается осуществления внушений, то об этом мы можем судить по тем или иным внешним реакциям. В числе этих внешних реакций в практическом отношении особую цену имеют изменения со стороны дыхания и пульса, а также изменения в мимике лица, которые особенно ярки бывают у нервных лиц с подвижными чертами лица.
Для того чтобы извлечь пользу из тех изменений, которые наблюдаются под влиянием внушений, полезно вообще регистрировать пульс и дыхание с помощью записывающего метода. Затем можно делать те или другие внушения в виде мнимого впечатления, производимого на воспринимающие органы загипнотизированного, или же внушения, возбуждающие ту или другую эмоцию. Например, внушается, что человек испытывает сильную боль, видит перед собою страшную картину, видит злую собаку, змею, ползущую неподалеку от него, и т. п.
Нет надобности говорить, что все эти внушения резко отражаются как на пульсе, так и на дыхании, причем изменения этих функций могут оказаться очень демонстративными, особенно со стороны дыхания, на котором отражается почти всякое внешнее воздействие в той или иной степени, а эмоция выражается всегда крайне резким изменением дыхания.
Что касается мимики, то, как я убедился, она также представляет в известных случаях важный объективный признак осуществления внушения, особенно при внушениях вкусовых, обонятельных и эмоциональных. Само собою разумеется, что изменение мимики может быть зафиксировано с помощью фотографии. Но мимика служит прекрасным объектом исследования лишь у известного числа лиц, у которых она отличается живостью и в нормальном состоянии. У лиц же с малоподвижной мимикой она и в гипнозе не отличается большою живостью, и дело с фотографированием мимики при соответствующих внушениях хотя и может дать убедительные картины, но далеко не столь демонстративные, как в первом случае. Впрочем, различие здесь, по-видимому, зависит и от действия самого внушения на гипнотизируемого.
О природе гипнотического внушения. Хотя выше мы и определили гипнотизм как видоизменение естественного сна, связанного с эмоцией ожидания, но это определение еще не выясняет нам природы гипнотического внушения, которая до сих пор остается не выясненной работами авторов, писавших о гипнозе.
Чтобы определить ближе, что такое гипнотическое внушение с психологической стороны и в чем сущность его влияния, необходимо иметь в виду двойственную природу раздражений, достигающих мозга, и вместе с тем двойственный характер восприятия, о которых я подробно говорю в другом месте[70 - См.: Бехтерев В. Объективная психология. СПб.; Bechterew W. Suggestion et son r?le dans la vie sociale. Paris, 1910.]. Одни раздражения приходят к мозгу от внутренних областей тела и обусловлены разнообразными органическими процессами. Они возбуждают в мозгу различного рода органические впечатления, оставляющие в мозгу известные следы, способные к оживлению. Совокупность же этих следов образует органическую основу личности, или – в субъективном восприятии – основу «я».
Другой порядок раздражений притекает в мозг от воздействий, идущих извне организма и влияющих на мозг при посредстве так называемых внешних воспринимающих органов. Они являются материальной основой внешних впечатлений, субъективным показателем которых служат ощущения. Эти внешние впечатления в свою очередь оставляют по себе известные следы в центрах. Часть этих следов вступает в соотношение со следами, входящими в органическую основу личной сферы. Остальная часть внешних следов, не входящая в соотношение с органической основой личности, остается до поры до времени вне личной сферы; но при тех или других случаях путем сложной ассоциативной деятельности и эти следы от внешних раздражений могут входить в сферу личности, наполняя ее своим материалом; многие же из этих следов остаются надолго, а в известных случаях и навсегда вне сферы личности.
Так как органические раздражения подходят к мозгу непрерывно под влиянием постоянно совершающихся органических процессов, и притом начиная от первых начатков жизненных проявлений, то естественно, что органическая основа личности является постоянно оживляющейся группой следов, с которой связываются путем сочетания все реакции организма, направленные к обеспечению органических потребностей организма и к устранению от него вредных влияний. Точно так же и подготовительная реакция в виде сосредоточения стоит в тесной связи с беспрерывно возникающей группой органических следов личной сферы.
Собственно, из внешних впечатлений и образуемых ими следов лишь те, которые возбуждают ту или другую органическую реакцию, вступают в соотношение со сферой личности и становятся ее достоянием, другие же внешние впечатления и их следы, как мы уже говорили, до поры до времени не входят в сферу личности.
В этом случае собственно вышеуказанные органические реакции или, точнее говоря, получаемые от них впечатления и их следы и служат посредствующими ассоциациями, устанавливающими сочетание между внешними впечатлениями и их следами и сферой личности. Остальные впечатления и их следы, оставаясь вне сферы личности, тем не менее возбуждают те или другие внешние двигательные или иные реакции, которые в большинстве случаев не вступают в соотношение с личностью, иначе говоря, остаются не замеченными нами.
Сюда относится целый ряд психорефлекторных двигательных реакций, как наша ходьба, мимические движения и множество других движений, которые принято называть автоматическими.
Надо, впрочем, иметь в виду, что с момента, когда эти движения возбуждают реакцию сосредоточения, они вступают уже в соотношение со сферой личности и становятся в прямую от нее зависимость.
Равным образом и происходящая вне сферы личности ассоциативная деятельность, вступая путем внутреннего сосредоточения (внимания) в соотношение со сферой личности, становится как бы ее достоянием и становится от нее зависимой в том смысле, что может быть оживляема под влиянием личных потребностей.
Так как органические раздражения, следы которых входят в сферу личности, являются выразителями состояния органических функций организма и его потребностей, то очевидно, что сфера личности является главнейшим руководителем действий и поступков человека, направление которых находится в зависимости от органических потребностей организма, тогда как цель определяется теми внешними впечатлениями, которые стоят в ближайшей ассоциативной связи с этими потребностями.
Равным образом и управление ходом ассоциаций стоит в значительной мере в соотношении со сферой личности и регулируется также личными потребностями, возникающими на почве органических раздражений. Благодаря этой регуляции ассоциативной деятельности не только ход многих ассоциаций направляется соответственно личным потребностям, но и становится возможным то планомерное их течение, которое известно под названием суждения.
Такова в общих чертах схема нашей психики в бодрственном ее состоянии, как мы ее понимаем на основании данных объективной психологии[71 - См.: Бехтерев В. Объективная психология.]. Но как известно, бодрственное состояние сменяется сном. В чем же состоит перемена, наступающая вместе со сном, которому человек уделяет около
/
своей жизни?
Мы не войдем в рассмотрение того, какими физиологическими условиями, связанными с деятельным состоянием организма, обусловливается сон, являющийся защитой организма от крайнего переутомления, и даже чем он непосредственно обусловливается. Таким образом, мы оставим в стороне различные теории сна, но здесь постараемся выяснить те особенности, которыми характеризуется сон с психологической стороны.