Восточный конвой

Путь до фонтана, до городского центра занял, как он и предполагал, сорок с небольшим минут. За это время, шагая в ритме, никого не обгоняя и не отставая, Милов успел совсем прийти в себя и настроиться на предстоящие, возможно, дела.

Он старался заметить признаки какого-то беспокойства, неблагополучия в городе, что было бы естественно после вчерашней информационной передачи; все, однако, представлялось спокойным, обычным, народу на улицах было не меньше и не больше, чем вчера, трамваи, автобусы, машины двигались с прежней плотностью. Все прекрасно, словом. И все же что-то происходило в стране – пусть и не в столице, а на востоке, но что-то происходило. Если сейчас встреча не состоится, то на предстоящие три дня выжидания надо будет, пожалуй, направиться именно туда – понять, что и почему происходит и обогатить свои запасы информации: ее, как правило, больше всего бывает именно там, где что-то происходит, потому что события и происходят вследствие возникновения какой-то новой информации. Как пробраться, если дороги перекрыты? Ну, это уже, как говорится, дело техники…

Обдумывание способов проникнуть на закрытую территорию и заняло почти все время; он занимался этой работой, заранее зная, что на местности все получится не так и придется принимать другие решения. Однако сам процесс размышления действовал успокаивающе.

Перед тем как приблизиться к фонтану, он сделал широкий круг, исподволь приглядываясь. Ничего, что могло бы его встревожить, он не заметил, да и интуиция подсказывала, что никакой угрозы сейчас не было. И даже места на скамейках есть. В том числе и на той, на которой он должен был усесться и ждать.

Милов подошел к скамейке, повернулся спиной, чтобы непринужденно опуститься на нее. И замер на миг.

К скамейке приближалась с противоположной стороны – от бульвара – Леста. Она смотрела прямо на него, и этот ее взгляд даже оптимист не назвал бы добрым.

Но и его нимало не обрадовало появление технали; уже утихомирившиеся было подозрения вспыхнули газовым факелом. Сам того не сознавая, он стиснул кулаки. Но вовремя спохватился: технеты не проявляют эмоций! – и лишь отвернулся, понимая, что не в его силах помешать ей подойти и сесть на ту же скамейку. К счастью, она опустилась на жесткое сиденье не рядом с ним, а поодаль, насколько это было возможно – уселась на противоположном конце достаточно длинного сиденья. Она тоже не смотрела в его сторону, даже головы не повернула, и тем не менее он продолжал ощущать ту ненависть, что ясно прочиталась в ее глазах, когда их взгляды на мгновение встретились только что.

Сколько-то времени протекло в безмолвной взаимной ненависти, прежде чем Милов глянул на часы – небрежно, вскользь. Уже совсем мало минут осталось до истечения условленного срока; все ясней становилось, что и сегодня встреча не состоится. Но теперь Милов начал уже догадываться, почему: вероятно, Леста была известна тем, с кем ему предстояло встретиться, и они не хотели – или не должны были – устанавливать контакт в ее присутствии. Она пасла его, вероятнее всего; все было театром, начиная со вчерашнего уличного происшествия, после которого представители власти так быстро его потеряли. На самом же деле (соображал он) они издалека вели его до того самого момента, пока он не заговорил с нею здесь, на этом самом месте; после этого им не о чем больше было беспокоиться. Постой, а как они могли знать, что именно здесь надо ждать его? Выходит, место рандеву им известно, они не знают только, кто придет на свидание; это-то и хотят установить. Все очень просто, никаких загадок, ничего сверхъестественного…

Да, чудесно. Вывод отсюда следовал лишь один: немедленно уходить. Куда угодно. В пустоту. Раствориться. Пусть, если хотят, гонятся за ним – но зато не пострадает никто другой из немногих, видимо, еще уцелевших здесь…

Тут же он заспорил с самим собой. Если именно ее присутствие – причина того, что к нему никто не подходит, значит, те, кто ему так нужен, еще раньше прочитали ситуацию и никто сюда не подойдет. Однако встреча должна произойти – иначе все зря. Они понимают это не хуже, чем он сам, и непременно будут искать возможность войти в контакт. Не здесь, разумеется; но если он просто пойдет по улице, то наверняка ему каким-то способом дадут понять, что и как нужно делать. Кто-нибудь, обгоняя или идя навстречу, обронит два слова, или сунет записку в руку, или мало ли еще как. Только это обязательно должен будет быть некто с большим родимым пятном под левым глазом; если обстановка позволит, Милов скажет этому меченому: «Никак не могу оторваться от этого фонтана», на что в ответ последует: «Свободно текущая вода – основа нашей энергетики», после чего Милов, помолчав, начнет негромко напевать популярную некогда в этих местах песенку: «Лето было в разгаре, и пели луга и леса. Ты шла мне навстречу в зеленой косынке своей…» Тут он закончит, и после маленькой паузы его собеседник в свою очередь запоет – другую песню, тоже всем давно знакомую: «На пустынном морском берегу как-то встретились двое; он приплыл из далекой страны, она много лет ожидала…». Только после всего этого и будет установлен настоящий контакт. Но это всё – в спокойной обстановке, а для начала неплохо будет и услышать хоть два слова – от существа с родинкой… Поэтому сейчас необходимо не торопясь встать и, не оглядываясь, уйти не в ту сторону, откуда пришел, но в противоположную…

Он встал медленно, как и собирался, но следующего условия не выполнил: не утерпел и хотя не оглянулся, но все же покосился на нее – чтобы убедиться, наверное, что Леста не собирается вскочить, чтобы последовать за ним по пятам. Но нет, она не собиралась. Она даже не смотрела в его сторону – он находился слева от нее, а ее взгляд был направлен наискось вправо, техналь была видна слева в профиль: прядь волос, ровная линия носа, глазная впадина, а под левым глазом, почти на скуле…

Милов не сделал второго шага. Моргнул. Нахмурился. Ничего такого не было раньше на ее лице. Была гладкая кожа. Еще сегодня, какой-нибудь час с небольшим назад. А сейчас – большое, коричневое родимое пятно. Мушка. Но это…

«Ловушка, – пронеслось в голове, – тебя ловят на блесну. На муху ловят. Там наверняка крючок. Острый, с бородкой. Родинка. Но… Но…»

Он заставил себя подойти к ней вплотную. Просто-таки подтащил. Не мог поверить. Но обязан был.

Он кашлянул. Леста медленно повернула голову, хотя боковым зрением наверняка заметила, как он приближался. Она окинула его взглядом с ног до головы, словно видела впервые – выражение глаз было презрительным – и столь же медленно отвернулась. После такого приема обычно остается только уйти. Но этого Милов сейчас не мог себе позволить.

– Никак не могу оторваться от этого фонтана… – проговорил он условную фразу, стараясь, чтобы голос звучал совершенно естественно.

На этот раз ее голова повернулась резко. Лоб нахмурился. В глазах было недоверие вперемешку с удивлением. Мгновение она колебалась.

– Свободно текущая вода – основа нашей энергетики. – Она произнесла слова чуть ли не с вопросительной интонацией.

Тогда, уже почти не сомневаясь более, он запел без малого ликующе – так, словно эта женщина действительно дожидалась его многие годы, и только ради нее он прибыл из дальних стран – только чтобы увидеть ее в зеленом платочке… который, кстати, и был тут как тут – пусть не платочек, а шарфик, не на голове, а на шее – но был, был…

Леста медленно поднялась со скамейки.

– Великий Альмир! – сказала она, и голос ее вовсе не звучал ласково. – Какой идиот! И я тоже хороша… Идемте быстрее.

– Куда? – невольно спросил он.

– Все равно. Подальше отсюда!

10

(146 часов до)

– Ну почему, почему сюда послали такого бездарного агента! – негромко, сдавленно говорила Леста, пока они шли по плавно изгибавшейся аллее центрального городского парка.

– Сначала скажите: куда это мы так летим?

– Не знаю. Какая разница?

– От чего спасаемся?

– От сипо, естественно.

– Почему бы не вернуться к вам?

– Потому что там они уже поджидают вас.

– Откуда вы знаете?

– Да я сама их вызвала. По телефону… Когда вы ушли.

– Чего ради?

– Потому что вы слишком уж были похожи на провокатора, на этакую подсадную утку – довольно неумелую, или, быть может, наоборот…

– Откровенно говоря, не понимаю.

– Ну, все ведь совершенно ясно! Вы начали с того, что демонстративно открыто показались перед бывшей явкой, хотя все знают, что она провалена бесповоротно. И вообще – вели себя именно так, чтобы даже несмышленышу стало бы понятно: вы человек, и притом пришлый – или же очень стараетесь, чтобы вас за такого приняли. А тут у нас, как вы несомненно знаете, – во всяком случае, должны знать, – укрывательство таких людей считается одним из самых серьезных преступлений против государства, против технетской идеи. Наказания очень суровы. И я подумала, что самым лучшим было бы – сдать властям их собственного провокатора. Вот почему я позвонила. Сказала, что вы, возможно, еще вернетесь. Так что ко мне больше нельзя. Не знаю даже, следует ли мне самой… Ну, и кроме того… – она запнулась на мгновение, – мне казалось, что человек оттуда – разведчик – должен быть, ну, как бы это сказать…

– Суперменом во цвете лет, – договорил за нее Милов. – А не существом преклонного возраста, так? Только я вообще-то не разведчик. А кроме того – не вы одна так представляете, мне это на руку. Ничего, я не обижаюсь.

– Нет, я вовсе не это хотела сказать… – Она совсем смешалась.

– Ага, – сказал он невесело. – Вот почему вы постарались ночью сделать так, чтобы я уснул покрепче.

Она слегка покраснела:

– Вовсе нет! Это получилось как-то… само собой.

– Спасибо и на этом, – сказал Милов. – По крайней мере, сейчас я знаю, чего мне ожидать. Но в чем же я так засветился? Полезно будет усвоить на дальнейшее. Если оно будет, конечно.

– Да господи, на каждом шагу… Когда мы пришли ко мне, я, как полагается, произнесла формулу благодарности стране за кров. Вы промолчали – а должны были повторить то же самое. Потом, когда наступило время углубления, вы решили, что я просто задремала – и дали понять это; не знать таких простых вещей может только человек, впервые попавший в Технецию. Ну, и еще, и еще… Неужели вас не могли как следует подготовить?

– Если бы вы знали, Леста, как мало у нас информации обо всем этом… Вот и вы не удосужились своевременно сообщить насчет нравов и обычаев.

– Насколько я знаю, мы всегда только отвечали на вопросы. А таких вопросов нам не задавали. Конечно, Мирон знал об этом больше. Но его нет.

– Мирон – резидент?

– Вы должны знать это.

– Я и знаю. Откровенно говоря, я не сразу опознал вас потому, что меня должен был встретить мужчина. Что с ним? Сгорел? Вряд ли: тогда вы не сидели бы дома так спокойно, не разгуливали бы по городу. Что же произошло?