О любви
Моя жизнь какая-то странная, без событий, но с многочисленными подробностями, это для письма не материал, а только можно рассказывать, перебирая чемоданы, что я и буду делать не позднее 8 – 10. Пиши и телеграфируй много и обязательно.
Целую тебя, родненькая, и миленькая, и любименькая.
Твой Счен.
Облапь Осика.
Окончание реношных перипетий – телеграфирую.
[Москва, 19 марта 1930 г.]
Дорогой, родной, милый и любимый Кис.
Спасибо за карточки и письмо. Булька Шнайда посмотрела с любопытством, а на остальные карточки обиделась. «Ах так, – говорит, – значит, теперь Киса носит на руках разных светских львенков, а про нас забыла». Я ее уговорил, что ты не забыл, приедешь и будешь ее носить тоже. Немного успокоилась и обещала подождать.
Кстати, как фамилия и где разыскать нашу дачную собачницу с булячьим мужем? Напиши.
Марьянову – не надо давать ни пьес, ни доверенностей. МОДПиК против этого и уже, насколько я знаю, его сменил.
Профсоюзные и квартирные новости пока что в порядке хождения, но довольно уверенного.
Очень обрадовался Оболенскому и всем твоим приветам.
Киса, если будешь на моей постановке, обязательно пришли снимки. Если к снимкам приложишь еще и серые фланелевые штаны, я обижаться не буду.
Третьего дня была премьера «Бани». Мне, за исключением деталей, понравилась, по-моему, первая поставленная моя вещь. Прекрасен Штраух. Зрители до смешного поделились – одни говорят: никогда так не скучали; другие: никогда так не веселились. Что будут говорить и писать дальше – неведомо.
У нас бывают всё те же. Новых ни человека. Обедаем 5го и 20-го, 7-го и 12-го и хвастаемся друг перед другом твоими открытиками.
Все тебе и вам пишут и любят вас по-прежнему, а некоторые (мы) и больше, потому что очень соскучились. В начале апреля, очевидно, будут в Берлине Мейерхольды. «Клопа» с собой не берут, но я и не очень протестую, т. к. моя установка – пусть лучше он нравится в Саратове.
Из новых людей (чуть не забыл) были у меня раза два Семка и Клавка, хотели (Лева) познакомить с Асеевым – я не отбрыкивался, но и не рвался.
Молодые рефовцы же тоскуют по Осе.
Пишите, родные, и приезжайте скорее. Целуем вас ваши всегда
Целуй Эльзу и Арагона.
[Москва, 12 апреля 1930 г.]
Всем
В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил.
Мама, сестры и товарищи, простите – это не способ (другим не советую), но у меня выходов нет.
Лиля – люби меня.
Товарищ правительство, моя семья – это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская.
Если ты устроишь им сносную жизнь – спасибо.
Начатые стихи отдайте Брикам, они разберутся.
Как говорят — «инцидент исперчен»,любовная лодка разбилась о быт.Я с жизнью в расчете и не к чему переченьвзаимных болей, бед и обид.Счастливо оставаться.
Владимир Маяковский.
12/VI-30 г.
Товарищи Вапповцы, не считайте меня малодушным. Сериозно – ничего не поделаешь.
Привет.
Ермилову скажите, что жаль – снял лозунг, надо бы доругаться.
В. М.
В столе у меня 2000 руб. – внесите в налог.
Остальное получите с Гиза.
В. М.
Примечания
1
«Ничто» (лат.).
2
Так назыв. солнышко. (Прим. В. В. Маяковского.)
3
Попроси Осю прокорректировать. (Прим. В. В. Маяковского.)
