Тайна Вселенской Реликвии. Приключенческий научно-фантастический роман в двух книгах. Книга вторая
Встречал Линка сам Бальдомеро Наваррэс. Приветливо улыбающийся, он стоял на сходах ступенек парадной лестницы.
– С благополучным прибытием, господин Линк! – он протянул руку. – А мы вас здесь уже заждались.
– Я бы попросил вас об одном одолжении, господин Наваррэс – после взаимных приветствий и рукопожатия, обратился к тому Бен.
– Слушаю вас внимательно.
– Дело в том, что я с минуты на минуту ожидаю телефонного звонка моего шефа. Не потрудились бы вы дать распоряжение кому-либо из ваших людей подежурить возле моей машины?
Просьба была незамедлительно удовлетворена и хозяин с гостем направились в апартаменты резиденции. Миновав гостиный зал и боковой коридор, в которых лениво слонялись вооружённые люди из числа охраны, они прошли в просторное, светлое помещение рабочего кабинета. За огромным, круглым столом, покрытым толстой скатертью из тёмно-зелёного бархата, сидели около двадцати человек – руководителей наркокартелей. Появление вошедших было встречено общим вставанием.
– Прошу садиться, – повелительным жестом руки Наваррэс водворил всех присутствовавших на свои прежние места.
Обогнув стол, хозяин уселся спиной к окну, пригласив гостя сесть рядом с собой по правую руку.
– Итак, господа, разрешите представить вам моего гостя, – Наваррэс коснулся плеча вновь прибывшего. Тот привстал из-за стола, а хозяин продолжал: – Бенджамин Линк! Уполномоченный нашего общего друга, господина Вильгельма фон Рунгштольфа. Он прибыл на день раньше своего шефа, чтобы предварительно обговорить и уточнить некоторые аспекты нашей совместной деятельности. А теперь, господин Линк, – обратился он к гостю, – прежде, чем приступить к рассмотрению повестки дня, мне очень хотелось бы представить вам каждого из присутствующих в этом зале, в отдельности. Обход начнём по часовой стрелке…
Пока шло представление, Бен внимательно вглядывался в лица поочерёдно встававших людей: весёлые и угрюмые, доверчивые и подозрительные, дружелюбные и злые, просто – любопытные… Все они скоро будут походить друг на друга, как родные братья. У Бена даже на какое-то мгновение, где-то там – внутри, шевельнулось непрошеное чувство жалости и сострадания к этим людям и, тут же исчезло.
Из-за стола поднимался очередной, кажется – тринадцатый по счёту, представляющийся, когда дверь кабинета неслышно отворилась и в неё проскользнула фигура одного из охранников.
– В чём дело? – недовольно справился Бальдомеро.
Охранник молчаливо кивнул в сторону Бена и вновь уставился на своего хозяина.
– Ваш долгожданный звонок, – напомнил Наваррэс гостю, и тут же последовало указание: – Джовани, проводите господина Линка к его машине!
Встав из-за стола, в последний раз окинув взглядом собравшихся, и, извинившись перед ними, тот направился к выходу. Если бы кто из присутствующих был хоть немного ближе знаком с Бенджамином Линком, то он непременно заметил бы, что походка его почему-то вдруг несколько видоизменилась, став более плавной и раскованной, движения приобрели характерные черты крадущегося леопарда, изготовившегося к прыжку: он даже и ростом стал как-то ниже. Но никто всего этого не заметил и не придал тому особого значения.
Расстояние в сто пятьдесят метров, отделявшее машину от здания виллы, Бен постарался преодолеть как можно скорее. Могучего телосложения фигура Джовани неотступно следовала за ним по пятам. Распахнув дверцу машины, Бен схватил трубку радиотелефонного аппарата и, приложив её к уху, подошёл поближе к охраннику, раскуривавшему в это время сигарету.
– Алло! – бросил он в трубку. – Господин Рунгштольф? Ну наконец-то! Добрый день, и… да будет святиться имя ваше присно и во веки веков!… – Последние слова Линк произнёс, обратив свой взор в сторону виллы, будто они были предназначены не шефу, а тем, кто находился за белокаменными стенами великолепного здания, и, незаметно нажав на одну из кнопок телефонной трубки, тихо, чуть ли не про себя, добавил: – Аминь!
Две огненно-яркие вспышки, а затем – два мощных взрыва, последовавшие один за другим, на мгновение озарили всё заполняющее собой вокруг пространство и потрясли воздух. Снопы огня, вздыбившиеся, а затем – взметнувшиеся вверх гигантскими щупальцами, несли на себе следы ужасных последствий: камни, штукатурку, искорёженную арматуру, части человеческих тел…
Джовани, сбитый с ног ударной волной, в тщетных попытках приподняться с земли, никак не мог нащупать под собой почву. Линк тут же поспешил ему на помощь.
– Вашу руку, дружище! – крикнул он, протягивая левую руку. И когда тот, бледный, как мел, ещё ничего не соображающий, уже готов был выпрямиться в полный рост, Бен, своей свободной, правой рукой, нанёс ему мощный, колющий удар в область сердца. Охранник упал замертво. Чуть ли не на лету подхватив из рук поверженного автоматический пистолет, он быстро упрятал и укрепил его под полой своего пиджака.
– Охра-ана! – диким, срывающимся, полным ужаса и отчаяния голосом, завопил Линк и бросился к пылающему зданию. Горели перевёрнутые, скученные в груду или громоздящиеся друг на дружке машины.
Клубы дыма и оседавшей пыли постепенно заволакивали обширную территорию пространства. Воздух был пропитан гарью и копотью. Отовсюду доносился треск горевших дерева, пластика, стекла и металла, шипение испаряющейся воды и горящего топлива, изливающихся из баков пылающих машин.
– Охра-ана! – в полные лёгкие вновь прокричал Линк. – Чёрт бы вас подрал! Ко мне, сюда, торопитесь же! – он призывно, энергично размахивал руками уже бежавшим к нему – в основном со стороны охранных строений и ограждений, – вооружённым людям. Бледные, насмерть перепуганные и сбитые с толку, они постепенно стали собираться вокруг него.
– Кто это сделал? – угрожающим, но ещё дрожащим голосом, спросил расталкивающий всех и пробирающийся к Линку здоровенный детина.
– Кто, да как – потом разбираться будем! – властно отрезал Бен. – Нечего языком чесать, надо спасать оставшихся в живых… – Он, конечно, преувеличивал. О том и разговора никакого не должно было быть: строение было разрушено до основания. Лишь дымящиеся и местами пылающие груды камня, обломков кирпича, штукатурки, щебня были свидетельством тому, что когда-то на этом месте возвышалось здание.
– Кто тут самый главный? – рявкнул Линк.
– Ну я! – отозвался тот самый, который задал «нелепый» вопрос.
– Приказываю собрать всех до единого, кто ещё в силах передвигать ногами, – прохрипел Бен, – да поживей…
– Да кажется все здесь, – доложил кто-то из толпы.
– Кажется, или – все?..
Самый главный обвёл взглядом столпившихся, приглядываясь и что-то прикидывая в уме.
– Все! – наконец вымолвил он. – Точно: все!
И в этот самый момент одна из груд битого кирпича вдруг заколыхалась, из неё протиснулась чья-то чёрная от гари и копоти рука, цепляющаяся за воздух. Вслед за этим груда приподнялась и раздалась в разные стороны. Из неё сначала показалось лицо, а затем и туловище выкарабкивающегося наружу человека: обе ноги его полностью отсутствовали. Ужасное зрелище словно сковало мышцы присутствующих: никто не в силах был сдвинуться с места, чтобы прийти на помощь несчастному. Опершись на руки, по локоть скрываемые свисающими лохмотьями рукавов дымящегося пиджака, он с огромным усилием поднял окровавленное, искажённое болью и ненавистью, лицо, и обвёл взглядом молчаливо уставившихся на него людей…
– Это он! – прохрипел вдруг человек булькающим, захлёбывающимся голосом, одной рукой опираясь о землю, а другой указывая на Линка. – Убейте его!..
Прежде, чем кто-либо из собравшихся успел сообразить в чём дело, Бен быстрым, привычным движением руки выхватил из-под полы пиджака автоматический пистолет и короткими очередями, чуть ли не в упор, стал расстреливать охрану. Кто-то пытался спастись бегством, кто-то, раненый, с мольбой в глазах просил пощады, прикрываясь ладонями рук. А у Бена в это время, как назло, окончились патроны. Кошачий прыжок в сторону поверженных, неподвижных тел, и… у него в каждой руке по автомату. Одна, другая очереди по беглецам: те навсегда погрузились в небытие.
Добивать пришлось только троих, одиночными выстрелами, в голову.
– Будь… ты… проклят!.. – заплетающимся языком, отдельными словами, тяжело прохрипело где-то за спиной Линка.
Он повернулся на голос. В его сторону был устремлён уничтожающий взгляд ненавидящих глаз человека без ног, в котором, приглядевшись внимательней, Бен с большим трудом распознал Бальдомеро Наваррэса.
– У-у-у-.., – промычал тот и, плюнув в его сторону кровавой пеной, беспомощно погрозил кулаком.
– Ну зачем же так, господин Наваррэс? Ай-яй-яй, нехорошо-то как! – осуждающе покачал головой Линк. – Разрешите положить конец вашим страданиям! Прощайте! До встречи на том свете! – и он всадил ему пулю точно между глаз…
Никто на целом свете – правда, за исключением двух-трёх родственных душ, – не знал, да и предположить-то не мог, что когда-то, давным-давно, Бальдомеро Наваррэс, согласно анкетных данных значившийся, как Чезаре Фраскони, был добропорядочным гражданином солнечной, сказочной страны – Италии, родившимся и выросшим под голубым, ласковым небом Неаполя. Прекрасный семьянин, любящий муж и отец, он благоволил своих женщин – спутницу жизни, несравненную Лючию, смуглолицую, черноглазую красавицу, и славную малышку Ромуэллу, в которой души не чаял.
Так безоблачно, счастливо и протекала бы их совместная жизнь, если бы вдруг в один ненастный день на семью не обрушилось несчастье: в дом нагрянула полиция, Чезаре обвинили в причастности к распространению наркотиков и упрятали за решётку, надолго.
Чезаре понимал, что его просто кто-то подставил: сам он никогда не имел никакого отношения к наркотикам. Хорошо осознавала это и Лючия. Её верное, преданное сердце не смогло вынести жестокого, несправедливого удара: бедняжка, она в скором времени скончалась от ностальгии. Ромуэллу забрала к себе на воспитание родная сестра Чезаре, проживавшая к тому времени в Чикаго.
Из тюрьмы вышел далеко уже не тот Чезаре Фраскони. Это был обозлённый на весь мир человек, потерявший веру в справедливость и в людей, проповедовавших её. Им Чезаре решил мстить по-своему: раз его посчитали дельцом от наркобизнеса, так тому и быть, и он с головой окунулся в противозаконную деятельность. Благодаря одарённому, изобретательному уму, напористости, деловой хватке, умению подчинять своей воле людей, он быстро взобрался на вершину иерархической лестницы тайного наркомира, не питая жалости к своим конкурентам и презирая закон.
Единственное, чего не хватало ему впоследствии, так это его маленькой Ромуэллы, которая давно уже превратилась в стройную, красивую девушку. Догадываясь о роде деятельности своего брата, сестра в своё время наотрез отказалась отдать ему свою любимицу и строго-настрого приказала никогда не напоминать дочери о себе: пусть девочка верит до конца дней своих в красивую легенду о своём отце, якобы честно сложившим голову за прекрасную Италию…
И те люди, которых Бен заставил сегодня заснуть вечным сном, тоже были когда-то честными, верившими в светлое будущее гражданами своей страны. Все они росли и воспитывались в законопослушных, благочестивых семьях, но по тем или иным причинам испытавших на себе горькие последствия превратности судьбы: голод, холод, нужду, позор унижения. Со временем смысл их жизни был подвергнут полной переоценке, результатом которой явилась выработка своеобразной трактовки понимания непреложной истины: деньги – это ВСЁ!..
Разумеется, Бенджамину Линку не было до того никакого дела: ему дано задание, и его необходимо во что бы то ни стало выполнить. И поэтому он не слишком-то обременял и отягощал себя размышлениями над судьбами этих людей, напяливая на ноги ботинки с высоким подъёмом. В обычной обстановке будничных дней он никогда не позволил бы себе воспользоваться подобной обувью: она слишком сковывает движения. Но были дни, когда он без всяких раздумий надевал её, уходя на задания по проведению акций на уничтожение, аналогичных сегодняшней.
А весь секрет заключался совсем в малом: ботинки были снабжены высокими, съёмными каблуками, тонкая, полая оболочка каждого из которых вмещала в себя пластиковый заряд мощной взрывной силы с встроенным микрорадиоуправляемым детонатором. Незаметные, отработанные движения ног, и каблуки остаются на полу в непосредственной близости от будущей жертвы: под столом, под диваном, под креслом, или ещё в каком укромном, скрытом от глаз, месте. Оставалось только лишь покинуть помещение, отойти на безопасное расстояние и нажать на кнопку миниатюрного, карманного устройства дистанционного управления. Это так же было одно из хитроумных «изобретений» Эдди, которое он держал в строжайшей тайне ото всех…
Сделав своё дело, Линк в спешном порядке покинул территорию бывшей резиденции Бальдомеро Наваррэса, оставив за собой груды дымящихся развалин и горы трупов. Правда, пришлось изрядно повозиться с раздвижными воротами, двери которых упорно не хотели раздвигаться в разные стороны. Но и эта задача оказалась вполне разрешимой. Миновав виадук заградительного рва, «опель-кадет» в одно мгновение скрылся за частоколом стволов тропических деревьев…
– Хэлло, Бен! – приветствовал на ходу улыбающийся Рунгштольф, с распростёртыми объятиями направляясь ему навстречу. – Браво! Я уже в курсе дела и рад, что не ошибся в вас. Только что по радио сообщили о большом несчастье, постигшем наших общих друзей. Какая жалость! Да упокоит Господь их души! – Он сделал серьёзное лицо и, возведя взор свой в потолок, перекрестился…
Уже ближе к вечеру, отпраздновав «знаменательное» событие, Рунгштольф вновь воротился к разговору о набивших ему оскомину проблемах.
– Есть ещё одно неприятное обстоятельство, – посетовал он, сокрушённо покачав головой. – С некоторых пор этот Квинт стал совать свой нос не туда, куда следует. Он, видимо, что-то пронюхал о некоторых щекотливых, обратных сторонах моей деятельности и пытается вторгнуться в сферу не дозволенного. Представляете?, он даже как-то однажды посетил мою галерею с частной коллекцией картин. Долго ходил, что-то присматривался, всё чего-то вынюхивал, а потом возьми, да и спроси о тех, вами презентованных мне когда-то, четырёх художественных полотнах из Крутогорска. Я даже опешил: откуда ему знать о них? Он их сроду и в глаза-то не видел, уж я-то это точно знаю. Правда, он попытался объяснить это тем обстоятельством, что их видела его дочь Лорид в одно из своих посещений галереи. Но сердцем чую, что здесь что-то не так. Да и вообще, насколько всё это серьёзно и как далеко попытается он зайти в своих намерениях, покажет время. И всё же, Бен, советую вам, по первому же моему зову, быть готовым к физическому устранению Джеймса Квинта: пора кончать с ним…
Бен всё-таки решился посвятить Рунгштольфа в тайну существования каких-то Записок СОМов и необычного прибора с поразительными свойствами: только так он мог добраться до них – сам, или же посредством Сары Фулсброк, неважно. В любом случае добыча окажется в его, Эдди, руках…
– Что же вы раньше молчали, друг мой?! – в нервном возбуждении прохаживаясь по комнате и потирая руки, радостно воскликнул Рунгштольф. – На вас это не похоже.
– Извините, Вилли, но необходимость принятия срочных мер по известным вам обстоятельствам, на какое-то время заслонила собой все прочие проблемы, в том числе и эту. Пришло время, и я всё вам выложил без утайки…
– Ну-у, полно вам, Бен, не обижайтесь: нервы, знаете ли, что-то стали сдавать за последнее время. Верю в вас, как в самого себя!.. Так, та-ак! – На лице его промелькнул холодный блеск глаз хищника, учуявшего крупную добычу. – Следовательно, дело принимает несколько иной оборот, по причине чего с Квинтом, вероятно, придётся повременить… Необходимо, во чтобы-то ни стало, любыми средствами и путями, добыть эти ваши пресловутые Записки и прибор. Думайте, как это сделать, и что для того нужно. Это вам мой приказ, Бен! Последним делом для вас будет дело Джеймса Квинта. Потом мы с вами окончательно переберёмся на остров Проклятий и оттуда громогласно заявим о себе на весь мир…
Резиденцию Рунгштольфа Бенджамин Линк покинул далеко за полночь…
Глава вторая. На подступах к истине
1. Факты – упрямая вещь!
Поздний, осенний вечер навис над Крутогорском, посылая с небес в его сторону нескончаемые потоки нудного, моросящего, холодного дождя. А где-то там, за городом, в кромешной, сырой тьме ночи, в невидимых нагромождениях чёрных, грозовых туч сверкают зловещие огненные ленты разрядов линейных молний. Сверкают они непрерывно, то тут, то там, на какие-то мгновения озаряя вспышками своими далёкие, разрозненные участки крутогорских степей, словно играя в солнечные зайчики и гоняясь друг за дружкой. Непрерывные отзвуки грозовой канонады и всепроникающая сырость наэлектризованного воздуха заставляют городских жителей попрочнее захлопнуть окна своих квартир и поплотнее задёрнуть шторы: так, кажется, вроде бы надёжнее и уютнее.
Только одному человеку не сиделось дома в такую непогоду. В полдвенадцатого ночи, вырулив из ворот особняка, по мокрому, асфальтированному шоссе, неслась легковая, старенькая «Победа». За рулём, в плаще с откинутым капюшоном, сидела Таня Ремез: она спешила за город, навстречу грозе. Эх, и перепало бы ей от отца по пятое число, прознай он о подобных проделках дочери. Но Степан Павлович вот уже как неделю отсутствовал дома: он пребывал в отъезде, в месячной командировке на курсах повышения квалификации директорского корпуса средних учебных заведений.
Вот уже как пять дней, похожих один на другой, как близнецы, на дворе стояла несвойственная для этих мест, дождливая, грозовая погода. По городу поползли слухи, что многие жители Крутогорска стали очевидцами и свидетелями появления шаровых молний. Появлялись они в самых неподходящих, казалось бы, для этого местах: то вырастали до внушительных размеров из электрических патронов и розеток; то выскальзывали из всевозможных щелей и отверстий; то, скользя по стеклу, степенно переваливали через оконные форточки и, словно у себя дома, разгуливали по квартирам… Но больше всего их видели в степи. Вот как раз туда и направляла свою машину Таня Ремез.
– Прямо до слёз обидно, – мысленно сетовала она на себя в последние дни. – Если уж по справедливости, то первой увидеть их должна была я: ведь именно мне это сейчас больше всех нужно.
Два дня кряду – сегодня – третий, – гонялась она в степи за грозовыми разрядами, и всё безрезультатно. Со своим, оригинальной конструкции, малогабаритным спектроскопом, разработанным и изготовленным совместно с Малышевым, и мастерски насаженным на объектив фотоаппарата, заправленного цветной плёнкой, последние дни она не расставалась с ним ни на минуту: она, даже когда отходила ко сну, клала его себе под подушку. Но сейчас она уже мчалась навстречу непогоде с чувством уверенности в справедливости утверждений о реальности существования подобного природного феномена. Причиной тому послужил курьёзный случай, произошедший сегодня в стенах родного института…
Шла вторая пара занятий. Студенты физфака отрабатывали очередные практические занятия. В стенах лаборатории царила сосредоточенная, деловая обстановка, сопровождаемая звуками щелчков тумблеров и переключателей приборов, мельканием отблесков фигур Лиссажу, синусоид, прямоугольных импульсов на зеленоватых экранах осциллографов, шуршанием листов тетрадей, негромкими, консультирующимися друг у друга голосами студентов.
Лабораторные занятия вёл молоденький аспирант Сёмушкин Филимон Евлампиевич, сам ещё недавно студент, а теперь – без пяти минут кандидат физико-математических наук: через три недели должна была состояться защита его кандидатской диссертации. Всё внимание руководителя занятий было поглощено сортировкой экземпляров будущей диссертации. Прямо перед ним на столе красовались четыре одинаковые, но ещё недоукомплектованные стопки листов, пополняемые из пятой, общей.
Как всегда – ухоженный, в представительном одеянии, выдержанном в строгих тонах, при галстуке, он выглядел весьма серьезным и озабоченным. Взгляд его нет-нет, да и обращался иной раз в сторону некоторых из студентов, чересчур уж увлёкшихся разговорами. Вот и сейчас он исподлобья глянул на двух студенток, сидевших за ближайшим к нему столом и о чём-то негромко переговаривавшихся.
– … ведь, как правило, появление шаровых молний наблюдается преимущественно в весенне-летний период, но чтобы в такую холодную, осеннюю пору?.. – удивлённо пожимала плечами одна из них.
– Студентки Потапова и Ремез! – прервал Сёмушкин. – Вам что – делать нечего, кроме, как вести разговоры на псевдонаучные темы?
– А мы уже первую и вторую лабораторные отработали, – стала пояснять Потапова.
– Беритесь за следующую.
– Но все же столы заняты, Филимон Евлампиевич!
– Тогда займитесь чем-нибудь другим и не отвлекайте своих коллег беспочвенными рассуждениями о каких-то шаровых молниях.
– Ну почему же – беспочвенными? – заступилась Ремез. – Они же существуют на самом деле…
– Бабушкины сказки! – отрезал Сёмушкин. – Стыдитесь, студентка Ремез. Не пристало вам, будущему физику, верить в то, чего в природе не существует. И во-вторых, ни одно явление не может считаться достоверным, если оно не подтверждено экспериментом и не подкреплено точными математическими расчетами.
– Да ведь сколько литературы написано по этому поводу, – не сдавалась Потапова, – сколько очевидцев и свидетелей…
– Врут, … всё врут, хотят выдать желаемое за действительное. Даже ни одной приличной фотографии… А впрочем, Потапова, вы сами-то видели эти так называемые шаровые молнии? – прищурившийся Сёмушкин уставился на студентку и, заметив на её лице следы растерянности и нерешительности, добавил: – Вижу, что – нет, не видели! Лично я их тоже не видел. Приходится, любезная, констатировать факты, а факты – упрямая вещь!..
– Вот придурок! – тихим голосом сыронизировал кто-то из студентов: аспиранта, в общем-то, не особо жаловали в студенческой среде за его чрезмерную самоуверенность.
– Тише ты! – осёк чей-то другой голос. – Чего доброго – услышит.
– Ну и пусть себе слышит.
– Не забывай кто мы, а кто он!
– Понимаю-понимаю! Ну конечно, мы – несчастные жертвы бурной, сексуальной деятельности наших родителей, а он, разумеется, от Бога!.. Так что ли?
– Брось дурачиться.
– А я серьёзно…
Дверь лаборатории слегка скрипнула и приоткрылась, по-видимому, от сквозняка. Никто не видел как, откуда, каким образом появилось ярко-голубое шаровидное образование, размерами с футбольный мяч, а когда увидели, было уже поздно: у всех на глазах шаровая молния тихо и спокойно приземлилась прямо на стол Сёмушкина и прошлась по разложенным стопкам его кандидатской диссертации. Они тут же задымились и вспыхнули синим пламенем; запахло горелой бумагой. Побледневший и оцепеневший, словно загипнотизированный, аспирант не в силах был сдвинуться с места, да ещё кто-то крикнул: «Не шевелитесь, взорвётся!» Лишь одним поворотом головы он провожал соскользнувшую со стола «гостью» и медленно поплывшую в воздухе. Немного придя в себя, он принялся сбивать языки пламени со своих трудов.
Со стороны коридора кто-то заглянул в дверь лаборатории, но, узрев необычное зрелище, тут же в испуге захлопнул её. Видимо, этот фактор и сыграл решающую роль: светящийся шар вновь направился в сторону Сёмушкина и, остановив своё парение, завис прямо напротив, на уровне глаз, в каком-нибудь полуметре от него. В помещении лаборатории воцарилась гробовая тишина. Все затаили дыхание: ни малейшего движения, ни единого слова. Теперь шаровое образование уже переливалось всеми мыслимыми и немыслимыми цветами радуги, слегка шипя и потрескивая. Зрелище было в высшей степени потрясающим и сказочно красивым.
Повисев в воздухе ещё немного, шаровая молния крадучись поплыла на Филимона Евлапиевича. Не в состоянии шелохнуться, он быстрее механически, чем осознанно, стал тихо дуть на неё, в попытке отвратить её поступательное движение. «Хитрость» удалась: застыв на месте, образование поплыло в противоположном направлении, в сторону, где сидела студентка Потапова, метрах в двух от Сёмушкина. До смерти перепуганная, но не растерявшаяся, та сразу же взяла на вооружение его опыт и тоже стала тихо дуть на подозрительно шипящую, чем-то недовольную плазменную сферу, которая тут же направилась по старому адресу.
– Студентка Потапова!.. Что вы делаете?.. – ни живой ни мёртвый, шёпотом выдавил из себя возмутившийся аспирант, уже слегка раздувая свои щёки и вновь отправляя гостью в сторону Потаповой.
– Ну Филимон Евлампьевич!.. – прозвучал чуть ли не плачущий, тихий голос студентки, отсылавшей её назад.
Этот феномен природы, переливающийся, словно мыльный пузырь, красками всевозможных цветов, так и отфутболивали они друг другу – настойчиво, целеустремлённо, – не забывая уточнять фамилии, имена и по батюшке.
