На первом дыхании (сборник)

– Я поговорю с тещей, – мужественно подтвердил Бученков.

Теперь я хотел поесть, и желательно побыстрее, пока не нагрянули домашние Бученкова.

– Тебе кто-то звонил, – сообщил Андрюха. – Несколько раз.

– Кто?

– Не знаю. Мужской голос. Каждый день звонит.

– Кому это я нужен? – Я пожал плечами, гадать не стал.

Если это Еремеев, муж Гальки, – пожалуйста, я готов объясниться. Хотя, в общем, я могу уехать с Галькой и не давая ему объяснений. Это уж как получится. Мы ведь степняки. Мы такие – как будет, так и будет.

Как раз пришла теща – она была в магазине.

– Здрасьте, – сказал я.

– Здравствуйте.

Вернулась с гулянья и жена Андрея. С дитем. Коляска с грохотом осталась в коридоре.

– Здрасьте, – сказал я.

– Здравствуйте.

Она стала распеленывать дите, бросая на меня косые взгляды, – дескать, буду грудью кормить. Я спешно налил себе чаю. Сахар нашелся сам собой, в шкафу, в сахарнице. Спрятан не был.

– Извините. Я жду важного звонка, – сказал я, прихватил с собой стакан с чаем и хлеб – и зашлепал в коридор, где телефон.

И тут позвонили – я чуть не подавился глотком.

– Алло?

Это был не Еремеев, не Галькин муж. Это был всего лишь Сынуля.

– А-а, – сказал я. – Привет.

– Ты… ты… ты…

Он задыхался от злости.

– Родной мой, – спросил я, – что с тобой?

– Эти вещи… Сволочь… Вещи, которые…

Он ругался и плевался. Он крыл меня от и до. А ведь так нельзя. Это ж не телефонный разговор.

Я сказал:

– Если ты насчет шкафа и кухонных колонок – я верну, не трясись… Тебе их купить? Хоть завтра. Чего ты раскипятился?

– Я?.. Раскипятился?!

– Ну да.

– Сволочь! Свинья!.. А откуда взялась эта орда? Откуда?.. Эти… Эти…

– Разве они не люди?

И тут он прямо-таки зашипел. Змей Горыныч. Змея подколодная. Я даже покрутил и повертел в руках телефонную трубку – думал, что искажается звук, потому что шипенье было попросту нечеловеческое. Отбои. Из трубки посыпались короткие гудки. И несло злостью, которую он туда надышал за эти минуты.

* * *

Поразмыслив, я решил все-таки заглянуть в эту миленькую однокомнатную квартирку. Дело в том, что я сдал ее цыганам. Так что я немного беспокоился. Если уж по-честному.

Простившись с Бученковым, я помчался туда, прибыл и уже на лестничной клетке почуял что-то неладное. Дверь была приоткрыта. И сама собой ходила от ветерка. Туда-сюда.

– Добрый день, – сказал я, когда вошел.

Вошел – и на минуту потерял способность соображать. Квартира была пуста. Абсолютно пуста. Как пещера.

Посреди этой пустоты у окна стоял молодой человек, сокрушенный скорбью. Я его узнал.

– Валя, – сказал я ему, – как же так?

Валя молчал.

Все началось на Курском. Я там разговорился с пареньком; звали его Валентином, и он был цыганом. Он был оседлый. Паренек как паренек. Жил в Москве. Работал электриком.

– А это мои земляки приехали. – Он показал мне на кучку цыган в углу вокзала. Там пестрели платки и поблескивали серьги. Цыгане были очень живописны. Издали были как клумба. – Земляки, – сказал он озабоченно.

– В чем же дело? – спросил я.

– Им надо хотя бы два-три месяца пожить в Москве. Но никто не сдает комнату. Хотя они готовы заплатить больше обычного. Деньги у них имеются.

– А чего они хотят, Валя?

– Приглядеться. И, может быть, работу найти.

– И никто не сдает им комнату?

– Никто.

– Бедолаги, – вздохнул я.

– Они очень милые люди, очень работящие. Я ведь каждого из них знал в детстве. О каждом могу рассказать тысячу подробностей…

Но я его остановил. Из тысячи подробностей меня в основном интересовала одна: платят ли они деньги вперед? Нет, аванс меня не устраивает. Деньги вперед. Только так… И вот они обступили меня. Суть дела милые и работящие люди поняли не сразу, потому что некоторые стали кричать: «Погадаю, погадаю!» У меня рябило в глазах. Один из них, видимо старший, прикрикнул: «Тише!» Они выпустили еще немного пару и наконец угомонились. Мы стали договариваться. В углу вокзала напротив «Союзпечати» – там все и обговорили.