Тьма внешняя

Сейчас они расположились на другом берегу, неподалеку от реки, став лагерем.

Остановившись кто где, они разожгли костры и отдыхают; но не сегодня – завтра намеренны переправляться через Авр.

Нападения они не ожидают, но внезапно ударить на них не получится. Ближайший брод через хотя и неширокую, но глубокую речку в двух часах конного пути отсюда, и возле него выставлены дозоры – единственное, чем мятежники озаботились. Позади противостоящего войска, в двух – трех днях пути стояло больше пятидесяти тысяч мятежников. Именно с ними и находилась их предводительница. Захваченные разведчиками мужики и не думали скрывать, что вся эта масса людей идет осаждать столицу королевства.

– Что будем делать? – спросил барон де Госсе, правая рука де Клермона, когда лейтенант закончил доклад. – У нас всего шесть знамен,[22 - Знамя – высшее воинское подразделение в европейских армиях описываемого времени (старофранцузское le ban). Знамя делилось на «копья» каждым из которых командовал рядовой рыцарь («бакалавр»). Численность копья могла доходить до пятидесяти человек, хотя обычно редко превышала десяток-другой. Общая численность знамени составляла от 500 до 3000 человек (примерно 30—50 «копий») В состав знамени входили исключительно конные воины, а пехоте отводилось второстепенная роль, она использовалась главным образом для гарнизонной службы, и при штурме крепостей.] не наберется и четырех сотен копий. Есть еще пехота, но, правду сказать, обучена она немногим лучше, чем те холопы, против которых мы идем. Думаю, надо дождаться начала переправы, и атаковать их именно в этот момент.

Затем по очереди высказались и остальные капитаны.

В общем, они соглашались с бароном, упирая на недостаточность сведений о враге и необходимости разбить его малой кровью.

Наконец поднялся маршал Жан.

– Прежде всего необходимо переправиться на другой берег, и не где-нибудь, а именно здесь, – начал он не допускающим возражений тоном.

Рыцари недоуменно переглянулись.

– Для этого, – невозмутимо продолжил де Клермон, – пусть ваши люди – те, кто умеет держать в руках топор, срубят плоты, а из них мы соорудим наплавной мост. Так в свое время поступил Ираклий Византийский перед битвой за Пирей. Переправившись, мы разделимся на две части, после чего идем навстречу бунтовщикам и атакуем. Действуем как обычно. Первая линия проламывает боевые порядки, не останавливаясь, затем разворачивается и вновь бьет уже с тылу, навстречу второй. Бунтовщики попадут между нашими рыцарями, как между молотом и наковальней.

– Но ведь тогда, мессир, в тылу у нас окажется река, – неуверенно протянул кто то.

Де Клермон резко обернулся в его сторону.

– Вы что: собираетесь отступать?

Вскоре в небольшой рощице неподалеку застучало множество топоров, затрещали растаскиваемые на доски и бревна убогие халупы, наиболее рьяные взялись даже за деревья в крестьянских садах.

Не прошло и двух часов, как наскоро починенные рыбачьи плоскодонки с натугой поволокли через реку связанные цепями и обозной упряжью плоты.

Вскоре оба берега были соединены и началась переправа.

Кони спотыкались, попадая копытом в щели между стволами, вода заливала колышущиеся бревна, но, против ожидания, переправа прошла благополучно, если не считать утонувшего конюшего.

На другом берегу рыцари разбились на два больших отряда, или по старому говоря – «крепости». Первый возглавил норманн Сигурд де Байе, лишь вчера присоединившийся к армии герцога, второй – де Госсе. После этого они тронулись в путь.

Но не прошло и нескольких минут, как передовые разъезды буквально нос к носу столкнулись с быстро идущими навстречу им бунтовщиками – должно быть разведчики все же у тех имелись. Вскоре противники уже стояли друг против друга.

Выстроившись без всякого порядка, сплошной массой – кое-где можно было насчитать до двух десятков рядов, бунтовщики изготовились к обороне. Вооружены были они самодельными пиками и неуклюжими рогатинами, но больше всего было неизменных вил, цепов и кос.

На левом фланге гарцевало несколько сотен конницы – вооруженной, но без панцирей.

– Вот, значит, каково хваленное войско этой чертовой ведьмы, – пожал плечами де Клермон. – Никчемное сборище черни, полагающей, что раз они сбились в одну кучу, то теперь им сам Господь Бог не страшен! Атакуйте незамедлительно!

Через минуту земля содрогнулась от одновременного удара тысяч копыт. Это Сигурд де Байе повел своих людей на врага. За спинами всадников развевались белые и пурпурные плащи.

При виде быстро приближающейся конной лавы, передовые отряды неприятеля сомкнув ряды, подняли оружие.

Навстречу атакующим засвистели стрелы, но почти все они или пронеслись над головами, или пролетели мимо, только слегка ранив нескольких рыцарей, да убив десятка два коней.

Вот противники сшиблись, и сразу стало ясно, что дела бунтовщиков плохи.

Доспешные всадники мозжили булавами головы беспомощно суетившихся, почти безоружных мужиков, ударами мечей ломали и рубили жерди с привязанными к ним ножами и серпами. Обученные кони топтали упавших врагов, тщетно пытавшихся закрыть голову руками.

Острия самодельных копий и косы беспомощно скользили по панцирям, отскакивали от щитов, и державшие их в руках падали замертво, истекая кровью.

Необученный сброд, как и предполагал маршал, не сумел сдержать натиск закованных в железо всадников.

Разметав бунтовщиков, рыцари помчались вперед.

Они проскакали довольно далеко, и не без труда капитанам удалось развернуть их, вошедших в раж и рубивших направо и налево вражеских пехотинцев, прикрывавших тылы.

Рассыпавшаяся по равнине конница теперь помчалась обратно, охватывая мятежников, как загонщики – волчью стаю. Одновременно на дрогнувшее войско обрушились конные рыцари второй крепости.

Герцог Афинский только что не потирал руки от удовольствия. Его замысел полностью удался. Даже отсюда было видно, как быстро распространялась паника в рядах врага. Бегущие не давали более стойким сплотится для отражения атаки, увлекали их за собой. Сейчас пехотинцы довершат дело, и те немногие смерды, кто сегодня уцелеет, навсегда забудут самую мысль о том, чтобы противиться господам.

Тем временем дело шло к завершению.

Какая-то часть черни бежала прочь, надеясь уйти от верховых. Другие, сжатые с обеих сторон вооруженными до зубов врагами, падали на землю, моля о пощаде. Только небольшой отряд, вооруженный лучше остальной массы, сплотившийся вокруг всадника в доспехах, не дрогнул и не растерялся. Сомкнув ряды, они храбро отбивали наскакивавших на них рыцарей, косами рубили ноги коней, бывшие среди них лучники метко пускали стрелы. Один из опрометчиво сунувшихся вперед шевалье упал с расколотой ударом моргенштерна головой.

– Там, кажется, ихний предводитель, – бросил де Клермон. – Его надо взять живым, остальных перебейте, – приказ был обращен к командиру конных арбалетчиков. Тот поскакал в сторону своих, и уже через несколько минут в упорно отбивающихся мятежников полетели смертоносные кованные стержни. После этого последователи Дьяволицы окончательно обратились в бегство.

Разгоряченные боем шевалье продолжали уничтожать удирающих в панике врагов.

– Пусть уймутся, – распорядился де Клермон, глядя на это истребление. Иначе мы останемся без пленных – надо же и палачам оставить работу.

Подошедшая пехота, повинуясь неохотно отданным приказам командиров, вязала пленных – таких же простолюдинов, как они сами.

К маршалу начали съезжаться с докладами подчиненные, не скрывавшие удивления.

«Это и есть те самые грозные мятежники, которые взяли множество замков и перебили столько дворян?» – явственно читалось в их глазах.

– Я же говорил – правильного боя им не выдержать, – презрительно пожав плечами, бросил герцог.

На лугу тем временем уже суетились обозники и пехотинцы, занятые сбором скудных трофеев. Кое-кто, не брезгуя, раздевал мертвецов.

Привели человека, командовавшего мятежниками. То был еще молодой мужчина, одетый в дорогой толедский панцирь.

– Ну, что скажешь? – насмешливо обратился герцог к нему.

– Сегодня ты победил, знатный выродок, но только не забудь – с нами не было Светлой Девы, – бросил тот в ответ, глядя прямо ему в глаза.

Затем плюнул сквозь выбитые зубы, метя в лицо де Клермону, но кровавая слюна долетела только до сапога маршала.

– На легкую смерть напрашиваешься или оскорбить думал? – поморщился тот. Не будет тебе легкой смерти, а свинья благородного человека оскорбить не может. Кстати, почему на тебе эти доспехи? Разве виллану пристало их носить?

Снимите с него панцирь и сколотите хорошую клетку – в ней я повезу его в Париж.

Сказав это, Клермон направился к своему шатру, всем своим видом показывая, что дальнейшее его не волнует.