Лабиринт Минотавра

Лишь к вечеру Владимир вернулся домой. Трехчасовое ожидание представителей ГИБДД, технической помощи; оформление разных бумаг, объяснений, пояснений и всяких протоколов настолько вымотали, что у него не было сил даже принять душ. Не раздеваясь, опустился в кресло и мгновенно заснул.

Внезапно Владимир почувствовал, что на него кто – то пристально смотрит. Открыв глаза, увидел перед собой… Раду.

– Ты что здесь делаешь? Почему ты преследуешь меня? Ты меня охраняешь? От кого? Кому нужна моя жизнь? Или смерть? Чего тебе от меня надо? – прошептал Владимир

– Очнись, я не Рада. И мне от тебя уже ничего не надо. Всегда хотела, чтобы ты был только мой, и я не хочу тебя ни с кем делить. У тебя нет семьи; ты весь в работе, у тебя своя какая – то личная жизнь, а я устала от одиночества; устала ждать, думать, где ты, с кем, кого сейчас. Я женщина и хочу обыкновенного женского счастья… хочу быть единственной, знать, что у меня есть ты, и только ты, но тебя нет. Я одинока. Неужели ты этого не видишь? Я больше так не могу. Не хочу мучиться и тебя мучить. Уверена, у тебя кто – то есть. Что еще за Рада? Ты только что называл меня ее именем?

Перед Владимиром стояла грустная, поникшая жена. В глазах печаль, они полны слез.

– Не перебивай, я не все сказала. Уже несколько раз звонили, просили передать тебе, если ты не оставишь какое – то дело, у нас будут большие неприятности. Я не знаю, чем ты занимаешься, никогда не лезла в твои дела, потому, что ты все равно будешь делать так, как решил. А я боюсь, не хочу остаться одна, остаться ни с чем.

Слушая ее, Владимир думал: «Попробовать еще раз объясниться? Но что еще я могу ей сказать? Мы давно живем словно на разных планетах, разучились понимать друг друга. Или не хотим? Может, я этого не замечал раньше? И она права – нам надо расстаться? Но это уже было. Расставались. Совсем и навсегда. Но она вновь возвращалась».

– Ты меня не слышишь. Ты думаешь о ней! Все, иди, держать не буду. А я – уеду, завтра же уеду! – уже не говорила, а кричала жена.

Слушая ее, Владимир понимал, что разговор уже не получится. Так было и раньше. Она уходила на кухню, возвращалась, чтобы продолжить скандал. Как здесь не вспомнить древнее, мудрое: «Возвращается ветер на круги своя»

Вот и сейчас, объявив ему, что она уедет, причем навсегда, договаривала эти слова с кухни.

Вернувшись вновь, уже не спрашивала – требовала дать объяснения, не давая ему что – то ответить. В глазах не было прежней печали, в них появился некий особый, до ужаса знакомый ему блеск и присущее ей в такие моменты уже не отчаянье, а решимость горячей казачьей крови. Еще немного, еще чуть – чуть, и чтобы остановиться, будет нужен звон посуды. А как иначе? Без этого не обходится ни один серьезный разговор с нею…

Украдкой посмотрев на часы, Владимир понял: уже поздно, и как – то неприлично в это время прийти в свой служебный кабинет, чтобы провести эту ночь там. Но все – таки начал собираться. Лучше бы он этого не делал!..

– Что, спешишь к ней, к этой, уходи, пожалуйста. Держать не буду. Нет, лучше я сама уйду.

Из прихожей донеслись ее пожелания: прекрасно провести ночь с одной из его очередных пассий, имя которой – Рада. Хлопнула дверь. Наступила тишина.

«Ну, вот и все. Поговорили. Почему я ее не остановил? А зачем? Может, оно и к лучшему? Рано или поздно это должно было произойти. Да и вообще, ничего уже не хочу. Надоело. Почему я должен постоянно чего – то доказывать, объяснять, оправдываться? Стучать в одни и те же двери, которые постоянно закрыты. Приоткроются и вновь захлопываются перед самым носом». Этот поэт Коган хлестко так выразил, так глубинно: «Снова мне, закусивши губы, без надежды чего – то о ждать. Притворяться веселым и грубым. Плакать, биться и тосковать»

Владимиру вдруг захотелось выпить, даже напиться. Где – то была водка. Открыв холодильник, он понял, что эта самая водка, действительно, была. Но уже нет.

«Все понятно, картина Репина, приплыли. А еще лучше Шишкина, медведи побывали в холодильнике. Тем лучше. Попробую уснуть», – решил Владимир.

Но сон долго не приходил.

«Она что – то говорила по поводу звонков. Кто – то звонил, угрожал, я так и не уточнил у нее этого сразу. Стоп. Почему я никогда не придаю значения тому, что происходит именно со мной? Потому что со мной не может ничего произойти? А почему я в этом так уверен? Может, действительно, я кому – то сильно наступил на хвост. Так сильно, что даже не догадываюсь на сколько?» – Владимир вспомнил, что ему уже дважды звонили на сотовый телефон, а он не придал этому особого значения. После первого звонка спустили колеса. Все четыре. Значит, его, действительно, предупредили, дали понять, что он должен прекратить в дальнейшем заниматься своим расследованием. Каким именно? Понятно, что это касается так называемого цыганского вопроса.

Причем предупредили аккуратно. Ничего не сломали, не разбили, а просто выпустили воздух из колес. По – дружески.

В том, что его кто – то слушает, сомнений не было. Но кто?

Был еще звонок. Владимира вдруг бросило в жар. После каждого звонка что – то происходит. Второе предупреждение, несомненно, связано с сегодняшним происшествием. С ним не шутят. Только его величество случай спас Владимира. Это уже не розыгрыш.

«Сегодня кто – то звонил мне домой, об этом сказала жена. Значит, это третье предупреждение? Что за ним последует? – словно огнем обожгло внутри. Оборвалось и покатилось вниз, дошло до ног, и Владимир ощутил, как они стали ватными, бессильными. Опустившись на диван, лихорадочно набирал номер телефона, и молил Бога только об одном: – Подними трубку, только трубку подними, ну, прошу тебя, ну, пожалуйста».

– Наталья, – уже кричал в трубку Владимир, как только понял, что ее, наконец – то, подняли. – Скажи, Света у тебя? Ну, не тяни резину, у тебя она?

– Успокойся, у меня. На кухне сидим, пригласить ее?

– Не надо.

Ничего так не хотелось Владимиру, как налить полный стакан водки. Именно стакан. И залпом выпить. Но водки не было. Лишь под утро он забылся в каком – то тяжелом, тревожном и непонятном ему сне. Словно пил какую – то чашу до дна, в которой будущее было непонятным, вчерашнее удерживало, вот почему настоящее ускользало от него.

И снова Сашка. Исповедь другу

Ничто так не воодушевляет, как сознание своего безнадежного состояния.

В глаза светило яркое весеннее солнце. Проснувшись, но еще не открывая глаз, Владимир почувствовал тепло его лучей. Но ни весеннее солнце, ни утро не принесло ему никакой радости. Так и лежал с закрытыми глазами. Не хотелось просыпаться. Но мозг уже проснулся и заставлял поднять тело.

«А зачем вставать? Для чего? Не хочу. Ни – че – го – я – не – хо – чу! Жены нет, уехала вместе с сыном в теплые края. Сколько прошло, как она уехала, неделя, больше? – Владимиру захотелось закурить. Но для этого надо было подняться, а он не мог себя заставить это сделать. Им овладело полное безразличие. – Нет, надо заставить себя что – то делать. Вот сейчас, еще немного полежу, и встану».

Кто бы это мог быть? Владимир никого не ждал: «Меня нет. Ну, почему ты так настырно звонишь? Чего тебе надо? Я никого не хочу видеть».

Подойдя к двери, Владимир посмотрел в глазок. Это был Сашка:

– Привет, дружище. Наконец – то. Ты куда пропал, не могу дозвониться. Телефоны отключены. Никто ничего пояснить не может, все тебя потеряли, что случилось?

– Подожди, Сашка, не все сразу. Раздевайся, проходи, сейчас сварю кофе.

– Ну, и что думаешь делать? – выслушав Владимира, спросил Сашка.

– Не знаю. Ничего уже не хочу. Вот только закончу это цыганское дело, брошу все к чертовой матери, возьму дополнительно отпуск и уеду. «На недельку, до второго, я уеду в Комарово…»

Слушай, Сашка, я вот о чем думаю, откуда они, ну те, которые звонили мне, могут знать, какой информацией я владею? Ведь никто об этом, кроме Барона и его близкого окружения, не знает? Смотри, что получается. Как только я получаю какую – то информацию и передаю ее Барону, мне кто – то звонит и делает предупреждение. Помнишь, в твой день рождения был звонок? Я не придал этому значения. А утром оказались спущенными все четыре колеса. Этим мне дали понять, что знают, где я живу и даже – какая у меня машина и где она стоит в ночное время. Легкое такое, дружеское предупреждение.

Идем дальше. Я не прислушался к этому и получил второе, уже более серьезное предупреждение. До сих пор не могу понять, какая сила остановила мою машину. Ведь тогда, в последний момент, подумал, что это все, конец. Произошло какое – то чудо. Ты уже знаешь, Сашка, что тормозные шланги были подрезаны.

Накануне этого происшествия я получил информацию об одном из бандитов, ну, этих копателей, и сделал звонок Барону. Сказал ему при этом, что у меня кое – что есть и нам надо встретиться. Но что именно, какую информацию должен был передать, не говорил. Нет, вру, по – моему, я сказал ему, что у меня есть информация об одном из варваров. Это точно. Говорил.

Был еще один звонок. Звонили домой, и трубку подняла жена. Этот звонок был после того происшествия с тормозами и КАМАЗом на дороге. Мне передали предупреждение, даже пригрозили проблемами, которые могут появиться.

– И что ты думаешь по этому поводу, дружище? Ведь я тоже кое – что знаю и…

Прекрати, Сашка. Не скрою, была мысль, прости. Но я исключаю это полностью. Во – первых, ты ничего конкретно не знал, как, впрочем, и самого главного – того, что мне стал известен один из тех копателей. Об этом никто, кроме одного человека, передавшего мне эту информацию, не знал. Но этот человек также не заинтересован меня кому – то сдать, так что он просто не оказал бы мне эту услугу. Во – первых, он пошел на должностное преступление, во – вторых… нет, это я так же исключаю полностью.

– Но, может, кто – то из окружения цыган.

– Зачем? Какой смысл? Я работаю на них. Более того, говорю только с Бароном; ну, еще Василий, брат его, всегда присутствует при встречах. Все что угодно, только не это. Не вижу никакого смысла. Более того, Барон еще не знает, какую именно информацию я ему приготовил. На сегодняшний день он пока ничего не знает, ведь мы еще не встречались.

Я много думал, Сашка, но ничего не понимаю. Даже если этот некто связан с милицией, то и здесь пусто. У меня появились улики, помнишь, я говорил про стаканы? На них были пальчики тех, кто был там. Так вот, на одном из них есть пальчики ранее судимого вора. И кому именно они принадлежат, я уже знаю. Больше – ни одна живая душа.

У меня была мысль – передать эту информацию начальнику криминальной милиции, он произвел на меня хорошее впечатление. Но как я мог это сделать? Как объяснить, откуда информация? Подставить того, кто мне помог? Это во – первых. Во – вторых, эти стаканы я взял на месте происшествия самовольно. Нигде этот факт официально не зарегистрирован. Понимаешь, о чем я говорю? И даже если сейчас я все передам в милицию, то в лучшем случае они это похерят. В худшем – бумерангом вернется ко мне. И не только ко мне. А я еще, между прочим, в должности государевой состою, и вроде бы должен начальству доложить или…

Это, кстати, ответ на твой вопрос, Сашка. В отношении моих сомнений по поводу твоей персоны. Здесь что – то другое. Знаешь, есть подозрение, что меня кто – то слушает…

Да, дружище, – отвечая на его немой вопрос, продолжил Владимир. – Слушают. Но зачем? Ведь я никогда по телефону ни о чем конкретно не говорю. Открытым текстом могу только согласовать, например, время и место встречи.

На вопрос Сашки, уверен ли он в этом, Владимир, настроив свой телефон на громкую связь, набрал номер его сотового телефона. И тут же передал ему трубку. В кармане Сашки, отвечая на вызов, заиграл телефон. Они явно услышали характерный щелчок, похожий на снятие трубки вызываемого абонента, затем пошли длинные гудки.