Полное собрание сочинений. Том 30. Июль 1916 – февраль 1917
Это рассуждение – образец карикатурного употребления понятия «империалистская эпоха». Именно потому, что это понятие ново и важно, надо с карикатурой бороться! О чем идет речь, когда говорят, что формы национального государства стали оковами и т. д.? О передовых капиталистических странах, Германии, Франции, Англии прежде всего, участие которых в данной войне сделало ее в первую голову империалистской войной. В этих странах, которые до сих пор вели человечество вперед, особенно в 1789–1871 гг., закончился процесс образования национального государства, в этих странах национальное движение есть безвозвратное прошлое, воскресить которое было бы нелепой реакционной утопией. Национальное движение французов, англичан, немцев давно завершено; на исторической очереди здесь стоит иное: нации освобождавшиеся превратились в нации угнетательницы, в нации империалистского грабежа, переживающие «канун гибели капитализма».
А другие нации?
П. Киевский повторяет, как заученное правило, что марксисты должны рассуждать «конкретно», но не применяет его. А мы в своих тезисах нарочно дали образчик конкретного ответа, и П. Киевский не пожелал указать нам нашей ошибки, если он видел тут ошибку.
В наших тезисах (§ 6) говорится, что надо различать, чтобы быть конкретным, не менее трех разных типов стран по вопросу о самоопределении. (Ясно, что о каждой отдельной стране в общих тезисах говорить нельзя бы было.) Первый тип – те передовые страны запада Европы (и Америки), где национальное движение – прошлое. 2-ой тип – восток Европы, где оно – настоящее. 3-ий – полуколонии и колонии, где оно – в значительной степени – будущее[26].
Верно это или нет? П. Киевский сюда должен был направить свою критику. Но он даже не замечает, в чем состоят теоретические вопросы! Он не видит, что, пока он не опроверг указанного положения (в § 6) наших тезисов, – а опровергнуть его нельзя, ибо оно верно, – его рассуждения об «эпохе» похожи на то, что человек «замахивается» мечом, но удара не наносит.
«В противоположность мнению В. Ильина, – пишет он в конце статьи, – мы полагаем, что для большинства (!) западных (!) стран национальный вопрос не решен»…
Итак, должно быть, национальное движение французов, испанцев, англичан, голландцев, немцев, итальянцев не завершено в XVII, XVIII, XIX веке и раньше? В начале статьи понятие «эпохи империализма» извращено так, будто национальное движение завершено вообще, а не только в передовых западных странах. В конце той же статьи «национальный вопрос» объявляется «не решенным» именно в западных странах!! Это ли не путаница?
В западных странах национальное движение – давнее прошлое. «Отечество» в Англии, Франции, Германии и т. д. уже спело свою песню, сыграло свою историческую роль, т. е. прогрессивного, поднимающего к новой экономической и политической жизни новые массы людей, здесь национальное движение дать не может. Здесь на исторической очереди дня стоит не переход от феодализма или от патриархальной дикости к национальному прогрессу, к культурному и политически свободному отечеству, а переход от изжившего себя, капиталистически-перезрелого «отечества» к социализму.
На востоке Европы дело обстоит иначе. Для украинцев и белорусов, например, только человек, в мечтах живущий на Марсе, мог бы отрицать, что здесь нет еще завершения национального движения, что пробуждение масс к обладанию родным языком и его литературой – (а это необходимое условие и спутник полного развития капитализма, полного проникновения обмена до последней крестьянской семьи) – здесь еще совершается. «Отечество» здесь еще не спело всей своей исторической песни. «Защита отечества» еще может быть здесь защитой демократии, родного языка, политической свободы против угнетающих наций, против средневековья, тогда как англичане, французы, немцы, итальянцы лгут теперь, говоря о защите своего отечества в данной войне, ибо не родной язык, не свободу своего национального развития защищают они на деле, а свои рабовладельческие права, свои колонии, «сферы влияния» своего финансового капитала в чужих странах и пр.
В полуколониях и колониях национальное движение еще моложе исторически, чем на востоке Европы.
К чему относятся слова о «высокоразвитых странах» и об империалистской эпохе; в чем «особое» положение России (заглавие § д во 2-ой главе у П. Киевского) и не одной России; где национально-освободительное движение есть лживая фраза и где оно есть живая и прогрессивная действительность, ничего этого П. Киевский абсолютно не понял.
3. Что такое экономический анализ?
Гвоздем рассуждений противников самоопределения является ссылка на «неосуществимость» его при капитализме вообще или при империализме. Словечко «неосуществимость» часто употребляется в разнообразных и неточно определяемых значениях. Поэтому в своих тезисах мы потребовали того, что необходимо во всякой теоретической дискуссии: выяснения, в каком смысле говорят о «неосуществимости»? И не ограничиваясь вопросом, мы сделали приступ к такому разъяснению. В смысле политической трудноосуществимости или неосуществимости без ряда революций все требования демократии «неосуществимы» при империализме.
В смысле экономической невозможности говорить о неосуществимости самоопределения в корне неверно.
Таково было наше положение. Здесь гвоздь теоретического расхождения, и на этот вопрос в сколько-нибудь серьезной дискуссии надо было бы нашим противникам обратить все внимание.
Посмотрите же, как рассуждает об этом вопросе П. Киевский.
Толкование неосуществимости в смысле «трудной осуществимости» по политическим причинам он определенно отклоняет. Он отвечает на вопрос прямо в смысле экономической невозможности.
«Значит ли, – пишет он, – что самоопределение при империализме так же неосуществимо, как рабочие деньги при товарном производстве?» И П. Киевский отвечает: «Да, значит! Ибо мы говорим именно о логической противоречивости между двумя социальными категориями: «империализм» и «самоопределение наций», такой же логической противоречивости, какая существует между двумя другими категориями: рабочие деньги и товарное производство. Империализм есть отрицание самоопределения, и совместить самоопределение с империализмом не удастся никакому фокуснику».
Как ни страшно это сердитое слово «фокусники», которое направляет в нас П. Киевский, но мы все же должны заметить ему, что он просто-таки не понимает, что значит экономический анализ. «Логической противоречивости», – при условии, конечно, правильного логического мышления – не должно быть ни в экономическом ни в политическом анализе. Поэтому ссылаться на «логическую противоречивость» вообще, когда речь идет именно о том, чтобы дать экономический анализ, а не политический, никак не доводится. К «социальным категориям» относится и экономическое и политическое. Следовательно, П. Киевский, ответив сначала решительно и прямо: «да, значит» (т. е. самоопределение так же неосуществимо, как рабочие деньги при товарном производстве), отделался на деле тем, что походил кругом да около, а экономического анализа не дал.
Чем доказывается, что рабочие деньги неосуществимы при товарном производстве? Экономическим анализом. Этот анализ, который, как и всякий анализ, не допускает «логической противоречивости», берет экономические и только экономические (а не «социальные» вообще) категории и из них выводит невозможность рабочих денег. В первой главе «Капитала» ни о какой политике, ни о какой политической форме, ни о каких «социальных категориях» вообще нет и речи: анализ берет только экономическое, обмен товаров, развитие обмена товаров. Экономический анализ показывает – путем, конечно, «логических» рассуждений – что рабочие деньги при товарном производстве неосуществимы. П. Киевский не делает даже и попытки приступить к экономическому анализу! Он спутывает экономическую сущность империализма с его политическими тенденциями, как это видно из первой же фразы первого же параграфа его статьи. Вот эта фраза:
«Промышленный капитал явился синтезом докапиталистического производства и торгово-ссудного капитала. Ссудный капитал оказался на услужении у промышленного. Теперь капитализм преодолевает разные виды капитала, возникает высший, унифицированный тип его, финансовый капитал, и потому всю эпоху можно назвать эпохой финансового капитала, адекватной системой внешней политики которого и является империализм».
Экономически все это определение никуда не годится: вместо точных экономических категорий одни фразы. Но останавливаться на этом сейчас невозможно. Важно то, что империализм П. Киевский объявляет «системой внешней политики».
Это, во-1-х, по существу неверное повторение неверной идеи Каутского.
Это, во-2-х, чисто политическое, только политическое определение империализма. Посредством определения империализма как «системы политики» П. Киевский хочет увернуться от экономического анализа, который он обещал дать, заявив, что самоопределение «так же» неосуществимо, т. е. экономически неосуществимо, при империализме, как рабочие деньги при товарном производстве![27]
Каутский в споре с левыми заявлял, что империализм есть «только система внешней политики» (именно аннексии), что называть империализмом известную экономическую стадию, ступень развития, капитализма нельзя.
Каутский неправ. Спорить о словах, конечно, не умно. Запретить употреблять «слово» империализм так или иначе невозможно. Но надо выяснить точно понятия, если хотеть вести дискуссию.
Экономически империализм (или «эпоха» финансового капитала, дело не в слове) есть высшая ступень развития капитализма, именно такая, когда производство стало настолько крупным и крупнейшим, что свободу конкуренции сменяет монополия. В этом экономическая сущность империализма. Монополия проявляется и в трестах, синдикатах и пр., и в всесилии гигантских банков, и в скупке источников сырья и пр., и в концентрации банкового капитала и т. д. В экономической монополии – все дело.
Политической надстройкой над новой экономикой, над монополистическим капитализмом (империализм есть монополистический капитализм) является поворот от демократии к политической реакции. Свободной конкуренции соответствует демократия. Монополии соответствует политическая реакция. «Финансовый капитал стремится к господству, а не к свободе», – справедливо говорит Р. Гильфердинг в своем «Финансовом капитале».
Выделять «внешнюю политику» из политики вообще или тем более противополагать внешнюю политику внутренней есть в корне неправильная, немарксистская, ненаучная мысль. И во внешней политике, и во внутренней, одинаково, империализм стремится к нарушениям демократии, к реакции. В этом смысле неоспоримо, что империализм есть «отрицание» демократии вообще, всей демократии, а вовсе не одного из требований демократии, именно: самоопределения наций.
Будучи «отрицанием» демократии, империализм так же «отрицает» и демократию в национальном вопросе (т. е. самоопределение наций): «так же», т. е. он стремится нарушить ее; осуществление ее ровно настолько же и в том же смысле труднее при империализме, насколько труднее при империализме (по сравнению с домонополистическим капитализмом) осуществление республики, милиции, выбора чиновников народом и т. д. Об «экономической» неосуществимости не может быть и речи.
П. Киевского ввело в ошибку здесь, вероятно, еще то обстоятельство (кроме общего непонимания требований экономического анализа), что с обывательской точки зрения аннексия (т. е. присоединение чуженациональной области вопреки воле ее населения, т. е. нарушение самоопределения нации) считается равнозначной «расширению» (экспансии) финансового капитала на более обширную хозяйственную территорию.
Но с обывательскими понятиями нельзя браться за теоретические вопросы.
Империализм есть, экономически, монополистический капитализм. Чтобы монополия была полной, надо устранить конкурентов не только с внутреннего рынка (с рынка данного государства), но и с внешнего, со всего мира. Есть ли экономическая возможность «в эру финансового капитала» устранить конкуренцию даже в чужом государстве? Конечно, есть: это средство – финансовая зависимость и скупка источников сырья, а затем и всех предприятий конкурента.
Американские тресты есть высшее выражение экономики империализма или монополистического капитализма. Для устранения конкурента тресты не ограничиваются экономическими средствами, а постоянно прибегают к политическим и даже уголовным. Но было бы глубочайшей ошибкой считать экономически неосуществимой монополию трестов при чисто экономических приемах борьбы. Напротив, действительность на каждом шагу доказывает «осуществимость» этого: тресты подрывают кредит конкурента через посредство банков (хозяева трестов суть хозяева банков: скупка акций); тресты подрывают подвоз материалов конкурентам (хозяева трестов суть хозяева железных дорог: скупка акций); тресты на известное время сбивают цены ниже себестоимости, тратя на это миллионы, чтобы разорить конкурента и скупить его предприятия, его источники сырья (рудники, землю и пр.).
Вот – чисто экономический анализ силы трестов и расширения их. Вот чисто экономический путь к расширению: скупка предприятий, заведений, источников сырья.
Крупный финансовый капитал одной страны всегда может скупить конкурентов и чужой, политически независимой, страны и всегда делает это. Экономически это вполне осуществимо. Экономическая «аннексия» вполне «осуществима» без политической и постоянно встречается. В литературе об империализме вы встретите на каждом шагу такие, например, указания, что Аргентина есть на деле «торговая колония» Англии, что Португалия есть на деле «вассал» Англии и т. п. Это верно: экономическая зависимость от английских банков, задолженность Англии, скупка Англией местных железных дорог, рудников, земель и пр. – все это делает названные страны «аннексией» Англии в экономическом смысле, без нарушения политической независимости этих стран.
Самоопределением наций называется политическая независимость их. Империализм стремится нарушить ее, ибо при политической аннексии экономическая часто удобнее, дешевле (легче подкупить чиновников, добиться концессии, провести выгодный закон и пр.), сподручнее, спокойнее, – совершенно так же, как империализм стремится заменить демократию вообще олигархией. Но толковать об экономической «неосуществимости» самоопределения при империализме есть просто сапоги всмятку.
П. Киевский обходит теоретические трудности посредством одного, чрезвычайно легкого и легковесного приема, который по-немецки называется «буршикозными» выражениями, т. е. студенчески простоватыми, грубоватыми, употребительными (и естественными) при студенческой попойке. Вот образец:
«Всеобщее избирательное право, – пишет он, – 8-часовой рабочий день и даже республика логически совместимы с империализмом, хотя империализму они далеко не улыбаются (!!), а потому осуществление их до крайности затруднено».
Мы решительно ничего не имели бы против буршикозного выражения: республика не «улыбается» империализму, – веселенькое словечко иногда скрашивает ученые материи! – если бы кроме них в рассуждении о серьезном вопросе был еще и экономический и политический анализ понятий. У П. Киевского буршикозность заменяет такой анализ, заслоняет отсутствие его.
Что это значит: «республика не улыбается империализму»? И почему это так?
Республика есть одна из возможных форм политической надстройки над капиталистическим обществом и притом самая демократическая при современных условиях. Сказать: республика «не улыбается» империализму значит сказать, что есть противоречие между империализмом и демократией. Очень может быть, что это наше заключение «не улыбается» и даже «далеко не улыбается» П. Киевскому, но оно все же неоспоримо.
Далее. Какого рода это противоречие между империализмом и демократией? Логическое или не логическое? П. Киевский употребляет слово «логический», не подумав, и потому не замечает, что это слово служит ему в данном случае для сокрытия (от глаз и ума читателя, как от глаз и ума автора) как раз того вопроса, о котором он взялся рассуждать! Этот вопрос – отношение экономики к политике; отношение экономических условий и экономического содержания империализма к одной из политических форм. Всякое «противоречие», которое отмечается в человеческих рассуждениях, есть логическое противоречие; это пустая тавтология. Посредством этой тавтологии П. Киевский обходит суть вопроса: есть ли это «логическое» противоречие между двумя экономическими явлениями или положениями (1)? или между двумя политическими (2)? или между экономическим и политическим (3)?
Ведь в этом суть, раз встал вопрос об экономической неосуществимости или осуществимости при той или иной политической форме!
Если бы П. Киевский не обошел эту суть, он бы увидал, вероятно, что противоречие между империализмом и республикой есть противоречие между экономикой новейшего капитализма (именно: монополистического капитализма) и политической демократией вообще. Ибо никогда не докажет П. Киевский, что любая крупная и коренная демократическая мера (выбор чиновников или офицеров народом, полнейшая свобода союзов и собраний и пр.) менее противоречит империализму (более «улыбается» ему, если угодно), чем республика.
Получается именно то положение, на котором мы настаивали в тезисах: империализм противоречит, «логически» противоречит, всей вообще политической демократии. П. Киевскому «не улыбается» это наше положение, ибо оно разрушает его нелогические построения, но как же быть? Неужели в самом деле помириться с тем, когда хотят якобы опровергнуть известные положения, а на деле тайком проводят именно их посредством выражения: «республика не улыбается империализму»?
Далее. Почему республика не улыбается империализму? и как «совмещает» империализм свою экономику с республикой?
П. Киевский не подумал об этом. Мы ему напомним следующие слова Энгельса. Речь идет о демократической республике. Вопрос стоит такой: может ли богатство господствовать при этой форме правления? т. е. вопрос именно о «противоречивости» между экономикой и политикой.
Энгельс отвечает: «… Демократическая республика официально ничего не знает о различиях» (между гражданами) «по богатству. При ней богатство осуществляет свою власть косвенно, но зато тем вернее. С одной стороны, в форме прямого подкупа чиновников» («классический образец – Америка»), «с другой стороны, в форме союза правительства и биржи…»{45}
Вот вам образчик экономического анализа по вопросу об «осуществимости» демократии при капитализме, частичкой какового вопроса является вопрос об «осуществимости» самоопределения при империализме!
Демократическая республика противоречит «логически» капитализму, ибо «официально» приравнивает богатого и бедного. Это есть противоречие между экономическим строем и политической надстройкой. С империализмом у республики то же противоречие, углубленное или усугубленное тем, что смена свободной конкуренции монополией еще более «затрудняет» осуществление всяких политических свобод.
Как же совмещается капитализм с демократией? Посредством косвенного проведения в жизнь всевластия капитала! Экономических средств для этого два: 1) подкуп прямой; 2) союз правительства с биржей. (В наших тезисах это выражено словами, что финансовый капитал «свободно купит и подкупит любое правительство и чиновников» при буржуазном строе.)
Раз господствует товарное производство, буржуазия, власть денег – подкуп (прямой и через биржу) «осуществим» при любой форме правления, при любой демократии.
Спрашивается, что изменяется в рассматриваемом отношении при замене капитализма империализмом, т. е. домонополистического капитализма монополистическим?
Только то, что власть биржи усиливается! Ибо финансовый капитал есть крупнейший, доросший до монополии, промышленный капитал, слившийся с банковым капиталом. Крупные банки сливаются с биржей, поглощая ее. (В литературе об империализме говорят о падении роли биржи, но только в том смысле, что всякий гигантский банк сам есть биржа.)
Далее. Если для «богатства» вообще оказывается вполне осуществимым господство над любой демократической республикой посредством подкупа и биржи, то каким образом может П. Киевский утверждать, не впадая в забавное «логическое противоречие», что крупнейшее богатство трестов и банков, ворочающих миллиардами, не может «осуществить» власти финансового капитала над чужой, т. е. политически независимой, республикой??
Что же? подкуп чиновников «неосуществим» в чужом государстве? или «союз правительства с биржей» есть только союз своего правительства?
* * *Читатель видит уже отсюда, что для распутывания и популярного разъяснения нужны около 10 печатных страниц против десяти строк путаницы. Разбирать так же подробно каждое рассуждение П. Киевского – у него нет буквально ни одного без путаницы! – мы не можем, да и нет в этом надобности, раз главное разобрано. Остальное отметим вкратце.
4. Пример Норвегии
Норвегия «осуществила» якобы неосуществимое право на самоопределение в 1905 году, в эру самого разнузданного империализма. Толковать о «неосуществимости» поэтому не только теоретически абсурдно, но и смешно.
П. Киевский хочет опровергнуть это, обзывая нас сердито «рационалистами» (при чем это? рационалист ограничивается рассуждением и притом абстрактным, мы же указали конкретнейший факт! не употребляет ли П. Киевский иностранное словечко «рационалист» так же… как бы помягче выразиться?., так же «удачно», как он употребил в начале своей статьи слово «экстрактивный», предлагая свои соображения «в экстрактивном виде»?).
П. Киевский упрекает нас в том, что для нас «важна внешность явлений, а не подлинная суть». Присмотримся же к подлинной сути.
Опровержение начинается с примера: факт издания закона против трестов не доказывает неосуществимости запрещения трестов. Справедливо. Только пример неудачный, ибо он говорит против П. Киевского. Закон есть мера политическая, есть политика. Никакой политической мерой нельзя запретить экономики. Никакой политической формой Польши, будет ли она частичкой царской России или Германии, или автономной областью или независимым политически государством, нельзя ни запретить ни отменить ее зависимости от финансового капитала империалистских держав, скупки акций ее предприятий этим капиталом.
Независимость Норвегии «осуществлена» в 1905 г. только политическая. Экономической зависимости она не собиралась и не могла затронуть. Как раз об этом говорят наши тезисы. Мы именно указывали, что самоопределение касается только политики и потому неверно даже ставить вопрос об экономической неосуществимости. А П. Киевский «опровергает» нас, приводя пример бессилия политических запретов против экономики! Хорошо «опровержение»!
Далее.
«Одного или даже многих примеров победы мелких предприятий над крупными недостаточно для опровержения правильной тезы Маркса о том, что общий ход развития капитализма сопровождается и концентрацией и централизацией производства».
Этот довод опять состоит в неудачном примере, который выбирается, чтобы отвести внимание (читателя и автора) от действительной сущности спора.
Наш тезис гласит, что об экономической неосуществимости самоопределения в том же смысле, в каком неосуществимы рабочие деньги при капитализме, говорить неверно. Ни единого «примера» такой осуществимости быть не может. П. Киевский, молча, признает нашу правоту по этому пункту, ибо переходит к иному толкованию «неосуществимости».
Почему он не делает этого прямо? Почему не формулирует открыто и точно своего тезиса: «самоопределение, будучи неосуществимо в смысле экономической возможности его при капитализме, противоречит развитию и потому реакционно или является лишь исключением»?
Потому, что открытая формулировка контртезиса сразу разоблачила бы автора, и ему приходится прятаться.
Закон экономической концентрации, победы крупного производства над мелким, признан и нашей и Эрфуртской программой. П. Киевский прячет тот факт, что нигде не признан закон политической или государственной концентрации. Если это такой же закон или тоже закон, отчего бы П. Киевскому не изложить его и не предложить пополнить нашу программу? Справедливо ли с его стороны оставлять нас при плохой, неполной программе, когда он открыл этот новый закон государственной концентрации, закон, имеющий практическое значение, ибо он избавил бы нашу программу от ошибочных выводов?