Полное собрание сочинений. Том 8. Сентябрь 1903 ~ сентябрь 1904

В английских парламентских отчетах часто встречается характерное слово division – разделение. Палата «разделилась» на такое-то большинство и меньшинство, – говорят про голосование известного вопроса. «Разделение» нашей социал-демократической палаты по различным, обсуждавшимся на съезде, вопросам дает единственную в своем роде, незаменимую по полноте и точности картину внутренней борьбы в партии, картину ее оттенков и групп. Чтобы сделать эту картину наглядной, чтобы получить настоящую картину, а не груду бессвязных, дробных, изолированных фактов и фактиков, чтобы положить конец бесконечным и бестолковым спорам об отдельных голосованиях (кто за кого голосовал и кто кого поддерживал?), я решил попытаться изобразить все основные типы «разделений» нашего съезда в виде диаграммы. Такой прием покажется, наверное, странным очень и очень многим, но я сомневаюсь, можно ли найти другой способ изложения, действительно обобщающего и подводящего итоги, возможно более полного и наиболее точного. Вотировал ли за или против известного предложения тот или иной делегат, – это можно установить при именных голосованиях с безусловной точностью, а по некоторым важным неименным голосованиям это можно определить, на основании протоколов, с громадной степенью вероятности, с достаточной степенью приближения к истине. Если принять при этом во внимание все именные голосования и все те не именные, в которых затрагивались сколько-нибудь важные (судя, например, по обстоятельности и страстности прений) вопросы, то получится изображение нашей внутрипартийной борьбы, отличающееся наиболее достижимой, при наличном материале, объективностью. При этом вместо фотографического изображения, т. е. изображения каждого голосования в отдельности, мы постараемся дать картину, т. е. привести все главные типы голосований, игнорируя неважные сравнительно отступления и разновидности, которые могли бы только запутать дело. Во всяком случае на основании протоколов всякий в состоянии будет проверить каждый штрих в нашей картине, дополнить ее каким угодно отдельным голосованием, одним словом, критиковать ее не только путем соображений, сомнений и указаний на единичные казусы, а путем составления иной картины на основании того же материала. Нанося на диаграмму каждого принимавшего участие в голосовании делегата, мы будем отмечать особой штриховкой те четыре основные группы, которые мы подробно прослеживали в течение всего хода дебатов на съезде, именно: 1) искровцев большинства; 2) искровцев меньшинства; 3) «центр» и 4) антиискровцев. Различие принципиальных оттенков между этими группами мы видели на массе примеров, и если кому-либо не нравятся названия групп, слишком напоминающие любителям зигзагов об организации «Искры» и о направлении «Искры», то мы заметим им, что дело не в названии. Теперь, когда оттенки прослежены нами на всех дебатах съезда, легко можно заменить установившиеся уже и привычные партийные клички (режущие кое-кому ухо) характеристикой существа оттенков между группами. При такой замене мы получили бы для тех же четырех групп следующие названия: 1) последовательные революционные социал-демократы; 2) оппортунисты маленькие; 3) оппортунисты средние и 4) оппортунисты большие (на наш русский масштаб большие). Будем надеяться, что эти названия меньше станут шокировать тех, кто с некоторого времени стал уверять себя и других, будто «искровец» – есть название, объемлющее лишь «кружок», а не направление.

Общая картина борьбы на съезде

Цифры с + и с – означают общее число голосов, поданных по известным вопросам за или против. Цифры внизу полосок означают число голосов каждой из четырех групп. Какого рода голосования объемлются типами А – Д, изложено в тексте.

Перейдем к подробному изложению того, какие типы голосований «сняты» на прилагаемой диаграмме (см. диаграмму: «Общая картина борьбы на съезде»).

Первый тип голосований (А) охватывает те случаи, когда вместе с искровцами шел «центр» против антиискровцев или против части их. Сюда относятся голосование программы в целом (один только т. Акимов воздержался, остальные за), голосование принципиальной резолюции против федерации (все за, кроме пяти бундовцев), голосование § 2 устава Бунда (против нас пять бундовцев, воздержались пятеро: Мартынов, Акимов, Брукэр и Махов с двумя голосами, остальные с нами); это голосование и представлено на диаграмме А. Далее, того же типа были три голосования по вопросу об утверждении Центральным Органом партии «Искры»; редакция (пять голосов) воздерживалась, против были во всех трех голосованиях двое (Акимов и Брукэр) и, кроме того, при голосовании мотивов утверждения «Искры» воздержались пять бундовцев и тов. Мартынов[127 - Почему для изображения на диаграмме взято именно голосование о § 2 устава Бунда? Потому что голосования о признании «Искры» менее полны, а голосования о программе и о федерации касаются менее определенных конкретно политических решений. Вообще выбор того или другого из ряда однородных голосований нисколько не изменит основных черт картины, как в этом легко убедится каждый, сделав соответствующие изменения.].

Рассматриваемый тип голосований дает ответ на чрезвычайно интересный и важный вопрос: когда «центр» съезда шел вместе с искровцами? Либо тогда, когда и антиискровцы были с нами, за малыми исключениями (принятие программы, утверждение «Искры» независимо от мотивов), либо тогда, когда дело шло о таких заявлениях, которые еще непосредственно к определенной политической позиции не обязывают (признание организационной работы «Искры» не обязывает еще проводить на деле ее организационную политику в отношении частных групп; отвержение федерации не мешает еще воздерживаться по вопросу о конкретном проекте федерации, как мы видели на примере т. Махова). Мы видели уже выше, говоря о значении группировок на съезде вообще, до какой степени неверно представляется этот вопрос в официальном изложении официальной «Искры», которая (устами т. Мартова) затирает и затушевывает разницу между искровцами и «центром», между последовательными революционными социал-демократами и оппортунистами, посредством ссылки на такие случаи, когда и антиискровцы гили с нами! Даже наиболее «правые» из немецких и французских оппортунистов в социал-демократических партиях не вотируют против по таким пунктам, как признание программы в целом.

Второй тип голосований (Б) обнимает те случаи, когда искровцы последовательные и непоследовательные шли вместе против всех антиискровцев и всего «центра». Эти случаи относятся, главным образом, к тем вопросам, когда дело шло о проведении в жизнь конкретно-определенных планов искровской политики, когда речь шла о признании «Искры» на деле, а не на словах только. Сюда относятся инцидент с OK[128 - Именно это голосование изображено на диаграмме Б: у искровцев было 32 голоса, за резолюцию бундовца 16. Заметим, что из голосований этого типа нет ни одного именного голосования. На распределение делегатов указывают лишь с громадной степенью вероятности двоякого рода данные: 1) в прениях ораторы обеих групп искровцев высказываются за, ораторы антиискровцев и центра – против; 2) числа голосов «за» всегда очень близко подходят к цифре 33. Не надо забывать также, что, анализируя прения на съезде, мы отмечали, и помимо голосований, целый ряд случаев, когда «центр» шел с антиискровцами (с оппортунистами) против нас. Сюда относятся вопросы об абсолютной ценности демократических требований, о поддержке оппозиционных элементов, об ограничении централизма и т. д.], постановка вопроса о положении Бунда в партии на первое место, распущение группы «Южный рабочий», два голосования об аграрной программе и, наконец, в-шестых, голосование против заграничного Союза русских социал-демократов («Рабочего Дела»), т. е. признание Лиги единственной организацией партии за границей. Старая, допартийная кружковщина, интересы оппортунистических организаций или группок, узкое понимание марксизма боролись здесь с принципиально выдержанной и последовательной политикой революционной социал-демократии; искровцы меньшинства шли еще с нами в целом ряде случаев, в целом ряде крайне важных (с точки зрения OK, «Южного рабочего», «Рабочего Дела») голосований,, пока дело не коснулось их собственной кружковщины, их собственной непоследовательности. «Разделения» рассматриваемого типа наглядно показывают, что в ряде вопросов о проведении в жизнь наших принципов центр шел с антиискровцами, оказывался гораздо ближе к ним, чем к нам, гораздо более склонным на деле к оппортунистическому, чем к революционному крылу социал-демократии. «Искровцы» по названию, стыдившиеся быть искровцами, обнаруживали свою природу, и неизбежная борьба вносила немало раздражения, которое заслоняло от наименее вдумчивых и наиболее впечатлительных лиц значение вскрывающихся в этой борьбе принципиальных оттенков. Но теперь, когда улегся несколько пыл борьбы и протоколы остались объективным экстрактом ряда горячих сражений, теперь только люди, закрывающие глаза, могут не видеть, что соединение Маховых и Егоровых с Акимовыми и Либерами не было случайностью и не могло быть случайностью. Мартову и Аксельроду только и остается сторониться от всестороннего и точного анализа протоколов или пытаться задним числом переделать свое поведение на съезде, посредством всяческих выражений сожаления. Точно сожалением можно устранить различие взглядов и различие политики! точно теперешний союз Мартова и Аксельрода с Акимовым, Брукэром и Мартыновым может заставить нашу партию, восстановленную на втором съезде, забыть о борьбе, которую вели искровцы с антиискровцами в течение почти всего съезда!

Третий тип голосований на съезде, охватывающий три последние части диаграммы из пяти (именно В, Г и Д), характеризуется тем, что небольшая часть искровцев отделяется и переходит на сторону антиискровцев, которые поэтому и побеждают (пока остаются на съезде). Чтобы проследить с полной точностью развитие этой знаменитой коалиции искровского меньшинства с антиискровцами, одно упоминание о которой доводило Мартова до истерических посланий на съезде, приводятся все три основных типа именных голосований этого рода. В – это голосование по вопросу о равноправии языков (взято последнее из трех именных голосований по этому пункту, как самое полное). Все антиискровцы и весь центр стеной стоят против нас, из искровцев же отделилась часть большинства и часть меньшинства. Еще не видно, какие искровцы способны к окончательной и прочной коалиции с оппортунистической «правой» съезда. Далее, голосование типа Г – о первом параграфе устава (из двух голосований взято более определенное, т. е. когда никто не воздерживался). Коалиция обрисовывается рельефнее и складывается прочнее[129 - Судя по всему, того же типа было еще четыре голосования по уставу, стр. 278–27 за Фомина против 21 наших; стр. 279–26 за Мартова против 24 за нас; стр. 280–27 против меня, 22 за; и там же – за Мартова 24 против 23 за нас. Это – затронутые уже мной раньше голосования по вопросам о кооптации в центры. Именных голосований нет (одно было, но затеряно). Бундовцы (все или часть), видимо, спасают Мартова. Ошибочные утверждения Мартова (в Лиге) относительно голосований этого типа исправлены выше.]: искровцы меньшинства все уже стоят на стороне Акимова и Либера, из искровцев большинства – очень небольшое число, возмещающее перешедших на нашу сторону трех из «центра» и одного из антиискровцев. Достаточно простого взгляда на диаграмму, чтобы убедиться в том, какие элементы случайно и временно переходили то на одну, то на другую сторону и какие шли с неудержимой силой к прочной коалиции с Акимовыми. На последнем голосовании (Д – выборы в ЦО, в ЦК и в Совет партии), которое представляет именно окончательное деление на большинство и меньшинство, ясно видно полное слияние искровского меньшинства со всем «центром» и с остатками антиискровцев. Из восьми антиискровцев к этому времени остался на съезде один тов. Брукэр (которому тов. Акимов разъяснил уже его ошибку и который занял принадлежащее ему по праву место в рядах мартовцев). Уход семерки наиболее «правых» оппортунистов решил судьбу выборов против Мартова[130 - Семь оппортунистов, ушедших с 2-го съезда, это пять бундовцев (Бунд вышел из партии на втором съезде после отклонения федеративного принципа) и два «рабочедельца», т. Мартынов и т. Акимов. Эти последние ушли со съезда после того, как заграничной организацией партии была признана только искровская Лига, то есть был распушен рабочедельческий заграничный «Союз русских социал-демократов». (Примечание автора к изданию 1907 г. Ред.)].

И вот теперь подведем итоги съезду, опираясь на объективные данные о голосованиях всякого типа.

Много толковали о «случайном» характере большинства на нашем съезде. Тов. Мартов только этим доводом и утешал себя в своем «Еще раз в меньшинстве». Из диаграммы ясно видно, что в одном смысле, но только в одном, можно назвать большинство случайным, именно в том смысле, что-де семерка наиболее оппортунистических элементов «правой» ушла случайно. Поскольку случаен этот уход, постольку (не более) случайно и наше большинство. Простой взгляд на диаграмму лучше длинных рассуждений показывает, на чьей стороне была бы, должна бы была быть эта семерка[131 - Мы увидим ниже, что после съезда и т. Акимов и Воронежский комитет, наиболее родственный т. Акимову, прямо и выразили свое сочувствие «меньшинству».]. Но, спрашивается, поскольку действительно можно считать случайным уход этой семерки? Вот вопрос, которого не любят задавать себе люди, охотно говорящие о «случайности» большинства. Неприятный это для них вопрос. Случайно ли то, что ушли наиболее ярые представители правого, а не левого крыла нашей партии? Случайно ли то, что ушли оппортунисты, а не последовательные революционные социал-демократы? Не стоит ли этот «случайный» уход в некоторой связи с той борьбой против оппортунистического крыла, которая велась в течение всего съезда и которая так наглядно выступает на нашей диаграмме?

Достаточно поставить эти неприятные для меньшинства вопросы, чтобы выяснить себе, какой факт прикрывается толками о случайности большинства. Это – тот несомненный и неоспоримый факт, что меньшинство составили наиболее тяготеющие к оппортунизму члены нашей партии. Меньшинство составили наименее устойчивые теоретически, наименее выдержанные принципиально элементы партии. Меньшинство образовалось именно из правого крыла партии. Разделение на большинство и меньшинство есть прямое и неизбежное продолжение того разделения социал-демократии на революционную и оппортунистическую, на Гору и Жиронду[111 - Гора и Жиронда – название двух политических группировок буржуазии периода французской буржуазной революции конца XVIII века. Горой – якобинцами – называли наиболее решительных представителей революционного класса своего времени – буржуазии, – отстаивавших необходимость уничтожения абсолютизма и феодализма. Жирондисты, в отличие от якобинцев, колебались между революцией и контрреволюцией и шли по пути сделок с монархией.«Социалистической Жирондой» Ленин называл оппортунистическое течение в социал-демократии; пролетарскими якобинцами, «Горой» – революционных социал-демократов. После раскола РСДРП на большевиков и меньшевиков Ленин часто подчеркивал, что меньшевики представляют собой жирондистское течение в рабочем движении.], которое не вчера только появилось не в одной только русской рабочей партии и которое, наверное, не завтра исчезнет.

Этот факт имеет кардинальное значение в деле выяснения причин и перипетий расхождений. Пытаться обойти этот факт посредством отрицания или затушевывания борьбы на съезде и сказавшихся в ней принципиальных оттенков, – значит выдавать себе полнейшее свидетельство об умственной и политической бедности. А чтобы опровергнуть этот факт, надо, во-первых, показать, что общая картина голосований и «разделений» на нашем партийном съезде была не такая, которая приведена мною; надо, во-вторых, показать, что по существу всех тех вопросов, из-за которых «разделялся» съезд, неправы были те наиболее последовательные революционные социал-демократы, которые связали себя в России с именем искровцев[132 - Примечание для тов. Мартова. Если тов. Мартов забыл теперь, что искровец означает сторонник направления, а не член кружка, то мы советуем ему прочесть в протоколах съезда разъяснение этого вопроса тов. Троцким тов. Акимову. Искровскими кружками были на съезде (по отношению к партии) три кружка: группа «Освобождение труда», редакция «Искры», организация «Искры». Два кружка из этих трех были так разумны, что сами распустили себя; третий проявил недостаточно партийности, чтобы сделать это, и был распущен съездом. Самый широкий искровский кружок, организация «Искры» (включавшая в себя и редакцию и группу «Освобождение труда»), насчитывал на съезде всего 16 человек, из которых только одиннадцать имели решающий голос. Искровцев же по направлению, не принадлежавших ни к какому искровскому «кружку», было на съезде, по моему счету, 27 с 33 голосами. Значит, из искровцев меньше половины принадлежали к искровским кружкам.]. Попробуйте-ка показать это, господа!

Факт составления меньшинства из наиболее оппортунистических, наименее устойчивых и наименее выдержанных элементов партии указывает, между прочим, ответ на многие недоумения и возражения, с которыми обращаются к большинству люди, плохо знакомые с делом или плохо продумавшие вопрос. Не мелко ли это, говорят нам, объяснять расхождение маленькой ошибкой тов. Мартова и тов. Аксельрода? Да, господа, ошибка тов. Мартова была невелика (и я еще на съезде, в пылу борьбы, отметил это), но из этой маленькой ошибки могло получиться (и получилось) много вреда в силу того, что тов. Мартова перетянули на свою сторону делегаты, сделавшие целый ряд ошибок, проявившие на целом ряде вопросов тяготение к оппортунизму и принципиальную невыдержанность. Индивидуальным и неважным фактом было проявление неустойчивости со стороны тов. Мартова и тов. Аксельрода, но не индивидуальным, а партийным и не совсем неважным фактом было образование весьма и весьма значительного меньшинства из всех, наименее устойчивых элементов, из всех тех, кто либо вовсе не признавал направления «Искры» и прямо боролся с ним, либо признавал на словах, а на деле сплошь да рядом шел с антиискровцами.

Не смешно ли объяснять расхождение господством заскорузлой кружковщины и революционной обывательщины в маленьком кружке старой редакции «Искры»? Нет, это не смешно, потому что на поддержку этой индивидуальной кружковщины встало все то в нашей партии, что боролось в течение всего съезда за всякую кружковщину, все то, что вообще не могло подняться над революционной обывательщиной, все то, что ссылалось на «исторический» характер обывательского и кружковщинского зла для оправдания и сохранения этого зла. Случайностью можно бы еще, пожалуй, считать то, что узко-кружковые интересы одержали верх над партийностью в одном маленьком кружке редакции «Искры». Но не случайностью было то, что на поддержку этой кружковщины горой встали тт. Акимовы и Брукэры, которым не менее (если не более) дорога была «историческая преемственность» знаменитого Воронежского комитета и пресловутой петербургской «Рабочей организации»[112 - Петербургская «Рабочая организация» – организация «экономистов», возникла летом 1900 года. Осенью 1900 года произошло слияние «Рабочей организации» с петербургским «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса», который был признан Петербургским комитетом РСДРП. После победы искровского направления в петербургской партийной организации часть петербургских социал-демократов, находившихся под влиянием сторонников «экономизма», осенью 1902 года откололась от Петербургского комитета и воссоздала самостоятельную «Рабочую организацию». Комитет «Рабочей организации» занял враждебную позицию по отношению к ленинской «Искре» и ее организационному плану построения марксистской партии. Противопоставляя себя партии, комитет «Рабочей организации» демагогически заявлял, что самым важным условием развития рабочего движения и успеха борьбы является самодеятельность рабочего класса. Против решений комитета «Рабочей организации», самовольно выступившего от имени петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», протестовал ряд местных организаций РСДРП. В начале 1904 года, после II съезда партии, «Рабочая организация» прекратила свое существование, влившись в общепартийную организацию.], встали тт. Егоровы, которые оплакивали «убийство» «Рабочего Дела» так же горько (если не еще более горько), как и «убийство» старой редакции, встали тт. Маховы и пр. и пр. Скажи мне, с кем ты знаком, и я скажу тебе, кто ты такой, – гласит житейская мудрость. Скажи мне, кто твой политический союзник, кто за тебя голосует, – и я тебе скажу, какова твоя политическая физиономия.

Мелкая ошибка тов. Мартова и тов. Аксельрода оставалась и могла остаться мелкой, покуда она не послужила исходным пунктом для прочного союза их со всем оппортунистическим крылом нашей партии, покуда она не повела в силу этого союза к отрыжке оппортунизма, к реваншу всех тех, с кем боролась «Искра» и кто готов был с величайшей радостью сорвать теперь сердце на последовательных сторонниках революционной социал-демократии. Послесъездовские события как раз и привели к тому, что в новой «Искре» мы видим именно отрыжку оппортунизма, реванш Акимовых и Брукэров (см. листок Воронежского комитета[133 - См. настоящий том, стр. 396–398. Ред.]), восторги Мартыновых, которым наконец-то (наконец-то!) позволили в ненавистной «Искре» лягнуть ненавистного «врага» за все и всяческие прошлые обиды. Это особенно наглядно показывает нам, до какой степени необходимо было «восстановление старой редакции «Искры»» (из ультиматума тов. Старовера от 3 ноября 1903 г.) для охранения искровской «преемственности»…

Сам по себе факт разделения съезда (и партии) на левое и правое, революционное и оппортунистическое крыло не представлял еще из себя не только ничего страшного и ничего критического, но даже и ровно ничего ненормального. Напротив, все последнее десятилетие в истории русской (и не только русской) социал-демократии неизбежно и неминуемо приводило к такому разделению. Что основанием для разделения был ряд весьма мелких ошибок правого крыла, весьма неважных (сравнительно) разногласий, – это обстоятельство (которое поверхностному наблюдателю и филистерскому уму кажется шокирующим) означало большой шаг вперед всей нашей партии в целом. Раньше мы расходились из-за крупных вопросов, которые могли иногда даже оправдать и раскол, теперь мы сошлись уже на всем крупном и важном, теперь нас разделяют лишь оттенки, из-за которых можно и должно спорить, но нелепо и ребячески было бы расходиться (как и сказал уже совершенно справедливо товарищ Плеханов в интересной статье «Чего не делать», к которой мы еще вернемся). Теперь, когда анархическое поведение меньшинства после съезда почти привело партию к расколу, часто можно встретить мудрецов, которые говорят: да стоило ли вообще бороться на съезде из-за таких мелочей, как инцидент с OK, распущение группы «Южного рабочего», или «Рабочего Дела», § 1, распущение старой редакции и т. п.? Кто рассуждает так[134 - Не могу не вспомнить по этому поводу одного разговора моего на съезде с кем-то из делегатов «центра». «Какая тяжелая атмосфера царит у нас на съезде!» – жаловался он мне. – «Эта ожесточенная борьба, эта агитация друг против друга, эта резкая полемика, это нетоварищеское отношение!..» «Какая прекрасная вещь – наш съезд!» – отвечал я ему. – «Открытая, свободная борьба. Мнения высказаны. Оттенки обрисовались. Группы наметились. Руки подняты. Решение принято. Этап пройден. Вперед! – вот это я понимаю. Это – жизнь. Это – не то, что бесконечные, нудные интеллигентские словопрения, которые кончаются не потому, что люди решили вопрос, а просто потому, что устали говорить…»Товарищ из «центра» смотрел на меня недоумевающими глазами и пожимал плечами. Мы говорили на разных языках.], тот вносит именно кружковую точку зрения в партийные дела: борьба оттенков в партии неизбежна и необходима, покуда борьба не ведет к анархии и к расколу, покуда борьба идет в рамках, одобренных сообща всеми товарищами и членами партии. И наша борьба с правым крылом партии на съезде, с Акимовым и Аксельродом, с Мартыновым и Мартовым, отнюдь не выходила из этих рамок. Достаточно вспомнить два факта, свидетельствующих об этом самым бесспорным образом: 1) когда тт. Мартынов и Акимов уходили со съезда, мы все готовы были всячески отстранить мысль об «оскорблении», мы все принимали (32 голосами) резолюцию тов. Троцкого, приглашающую этих товарищей удовлетвориться разъяснениями и взять назад свое заявление; 2) когда дело дошло до выбора центров, мы давали меньшинству (или оппортунистическому крылу) съезда меньшинство в обоих центрах: Мартову в ЦО, Попову в ЦК. Иначе мы не могли поступить с партийной точки зрения, раз было решено нами еще до съезда выбирать две тройки. Если различие оттенков, обнаружившихся на съезде, было невелико, то невелик, ведь, был и практический вывод, сделанный нами из борьбы этих оттенков: этот вывод исключительно сводился к тому, что две трети в обеих тройках следует предоставить большинству партийного съезда.

Только несогласие меньшинства на партийном съезде быть меньшинством в центрах привело сначала к «дряблому хныканью» потерпевших поражение интеллигентов, а потом к анархической фразе и к анархическим действиям.

В заключение, взглянем еще раз на диаграмму с точки зрения вопроса о составе центров. Совершенно естественно, что, кроме вопроса об оттенках, перед делегатами стоял также при выборах вопрос о пригодности, работоспособности и т. п. того или другого лица. Теперь меньшинство очень охотно прибегает к смешению этих вопросов. А что это вопросы разные, – понятно само собой и видно хотя бы из того простого факта, что выбор первоначальной тройки в ЦО был намечен еще до съезда, когда союза Мартова и Аксельрода с Мартыновым и Акимовым не мог предвидеть ни единый человек. На разные вопросы и ответ должен быть получаем разными способами: на вопрос об оттенках надо искать ответа в протоколах съезда, в открытом обсуждении и голосовании всех и всяческих пунктов. Вопрос о пригодности лиц решено было всеми на съезде решать тайными голосованиями. Почему весь съезд единогласно принял такое решение? – это такой азбучный вопрос, на котором странно было бы останавливаться. Но меньшинство стало забывать (после своего поражения на выборах) даже азбуку. Мы слышали потоки горячих, страстных, возбужденных почти до невменяемости речей в защиту старой редакции, но мы не слышали ровно ничего о тех оттенках на съезде, которые связаны были с борьбой за шестерку и за тройку. Мы слышим изо всех углов толки и россказни о недееспособности, непригодности, злонамеренности и пр. лиц, выбранных в ЦК, но мы не слышим ровно ничего о тех оттенках на съезде, которые боролись за преобладание в ЦК. Мне кажется, что вне съезда неприличны и недостойны россказни и толки о качествах и действиях лиц (ибо эти действия составляют, в 99 случаях из 100, организационную тайну, раскрываемую лишь перед высшей инстанцией партии). Вести вне съезда борьбу посредством таких россказней значило бы, по моему убеждению, действовать сплетнически. И единственный ответ, который я мог бы дать публике по поводу этих толков, состоял бы в указании на съездовскую борьбу: вы говорите, что ЦК выбран небольшим большинством. Это верно. Но это небольшое большинство составилось из всех тех, кто самым последовательным образом, не на словах, а на деле, боролся за проведение искровских планов. Моральный авторитет этого большинства должен быть поэтому еще несравненно выше его формального авторитета, – выше для всех, кто ценит преемственность направления «Искры» выше преемственности того или иного кружка «Искры». Кто компетентнее мог бы судить о пригодности тех или иных лиц для проведения политики «Искры»? те ли, кто проводил эту политику на съезде, или те, кто в целом ряде случаев боролся с этой политикой и отстаивал всякую отсталость, всякий хлам, всякую кружковщину?

о) После съезда. Два приема борьбы

Анализ прений и голосований на съезде, с которым мы покончили, объясняет собственно in nuce (в зародыше) все, что было после съезда, и мы можем быть краткими, отмечая дальнейшие этапы нашего партийного кризиса.

Отказ Мартова и Попова от выборов внес сразу атмосферу дрязги в партийную борьбу партийных оттенков. Тов. Глебов, считая невероятным, что невыбранные редакторы серьезно решили повернуть к Акимову и Мартынову, и объясняя дело прежде всего раздражением, предложил мне и Плеханову на другой же день после съезда покончить миром, «кооптировать» всех четырех под условием обеспечения представительства в Совете от редакции (т. е. чтобы из двух представителей один обязательно принадлежал к партийному большинству). Условие это показалось Плеханову и мне рациональным, ибо согласие на него означало молчаливое признание ошибки на съезде, желание мира, а не войны, желание быть ближе к нам с Плехановым, чем к Акимову с Мартыновым, к Егорову с Маховым. Уступка по части «кооптации» принимала, таким образом, личный характер, а отказываться от личной уступки, которая должна устранить раздражение и восстановить мир, не стоило. Поэтому мы дали с Плехановым свое согласие. Редакционное большинство отвергло условие. Глебов уехал. Мы стали выжидать последствий: удержится ли Мартов на лояльной почве, на которую он встал (против представителя центра, тов. Попова) на съезде, или неустойчивые и склонные к расколу элементы, за которыми он пошел, возьмут верх.

Мы стояли перед дилеммой: пожелает ли тов. Мартов считать свою съездовскую «коалицию» единичным политическим фактом (вроде того, как была единичным случаем коалиция Бебеля с Фольмаром в 1895 г., – si licetparva componere magnis[135 - Если позволительно сравнивать малое с большим. Ред.]), или он пожелает закрепить эту коалицию, направит все усилия, чтобы доказать нашу с Плехановым ошибку на съезде, станет настоящим вожаком оппортунистического крыла нашей партии. Иными словами эта дилемма формулировалась так: дрязга или политическая партийная борьба? Из нас троих, которые были на другой день после съезда единственными наличными членами центральных учреждений, Глебов наиболее склонялся к первому решению дилеммы и наиболее старался помирить поссорившихся детей. Ко второму решению наиболее склонялся тов. Плеханов, к которому, что называется, приступу не было. Я изображал из себя на этот раз «центр» или «болото» и попробовал обратиться с убеждениями. В настоящее время пытаться восстанавливать словесные убеждения было бы предприятием безнадежно-путаным, и я не последую дурному примеру тов. Мартова и тов. Плеханова. Но некоторые места из одного письменного убеждения, адресованного мною к одному из искряков «меньшинства», считаю необходимым воспроизвести:

…«Отказ от редакции Мартова, отказ от сотрудничества его и др. литераторов партии, отказ работать на ЦК целого ряда лиц, пропаганда идеи бойкота или пассивного сопротивления, – все это неминуемо приведет, даже против воли Мартова и его друзей, приведет к расколу партии. Если даже Мартов будет удерживаться на лояльной почве (на которую он так решительно встал на съезде), то другие не удержатся, – и указанный мною исход будет неизбежен…

И вот я спрашиваю себя: из-за чего же, в самом деле, мы разойдемся?.. Я перебираю все события и впечатления съезда, я сознаю, что часто поступал и действовал в страшном раздражении, «бешено», я охотно готов признать пред кем угодно эту свою вину, если следует назвать виной то, что естественно вызвано было атмосферой, реакцией, репликой, борьбой etc. Но, смотря без всякого бешенства теперь на достигнутые результаты, на осуществленное посредством бешеной борьбы, я решительно не могу видеть в результатах ничего, ровно ничего вредного для партии и абсолютно ничего обидного или оскорбительного для меньшинства.

Конечно, обидным не могло не быть уже то, что пришлось остаться в меньшинстве, но я категорически протестую против мысли о том, чтобы мы «пятнали» кого-либо, чтобы мы хотели оскорбить или унизить кого-либо. Ничего подобного. И не след допускать, чтобы политическое расхождение вело к истолкованию событий посредством обвинения другой стороны в недобросовестности, прохвостничестве, интриганстве и прочих милых вещах, о которых все чаще и чаще слышишь в атмосфере надвигающегося раскола. Не след допускать этого, ибо это, по меньшей мере, до пес plus ultra[136 - До последней степени. Ред.] неразумно.

Мы политически (и организационно) разошлись с Мартовым, как расходились с ним десятки раз. Будучи побежден на вопросе о § 1 устава, я не мог не стремиться со всей энергией к реваншу на том, что у меня (и у съезда) оставалось. Я не мог не стремиться, с одной стороны, к строго искровскому ЦК, – с другой, к редакционной тройке… Я считаю эту тройку единственно способной быть должностным учреждением, а не коллегией, основанной на семейственности и халатности, единственным настоящим центром, в котором каждый и всегда вносил бы и отстаивал свою партийную точку зрения, ни на волос больше и irrespective[137 - Независимо. Ред.] от всего личного, от всяких соображений об обиде, об уходе и пр.

Эта тройка, после событий на съезде, несомненно узаконяла политическую и организационную линию, в одном отношении направленную против Мартова. Несомненно. Из-за этого рвать? Из-за этого ломать партию?? А разве по вопросу о демонстрациях не были Мартов и Плеханов против меня? А разве по вопросу о программе не был я и Мартов против Плеханова? Разве всякая тройка не обращается всегда одной своей стороной против каждого участника? Если большинство искровцев и в организации «Искры», и на съезде нашло ошибочным вот этот специальный оттенок мартовской линии в организационном и политическом отношении, неужели не безумны, в самом деле, попытки объяснять это каким-то «подстраиваньем», да «натравливаньем» и т. п.? Неужели не безумно было бы отговариваться от этого факта, обругавши это большинство «шпаной»?

Повторяю: я, как и большинство искровцев съезда, глубоко убежден, что Мартов взял неверную линию и что его надо было поправить. Строить обиду из-за этой поправки, выводить отсюда оскорбление etc. – неразумно. Никого и ни в чем мы не «пятнали», не «пятнаем» и не устраняем от работы. А из-за устранения от центра поднимать раскол было бы непостижимым для меня безумием»[138 - Это письмо писано еще в сентябре (н. ст.). (См. Сочинения, 4 изд., том 34, стр. 137–139. Ред.) Опущено из него то, что мне кажется не относящимся к делу. Если адресат письма считает именно опущенное важным, то ему легко будет пополнить пробел. Кстати. Пользуюсь этим случаем, чтобы раз навсегда предоставить всем моим оппонентам публикацию всех моих частных писем, буде они считают это полезным для дела.].

Эти письменные мои заявления я считал необходимым восстановить теперь, ибо они точно показывают стремление большинства сразу провести определенную грань между возможными (и неизбежными при горячей борьбе) личными обидами и личным раздражением в силу резкости и «бешенства» нападок и т. п., с одной стороны, – и известной политической ошибкой, политической линией (коалиция с правым крылом), с другой стороны.

Эти заявления доказывают, что пассивное сопротивление меньшинства началось сейчас же после съезда и сразу вызвало с нашей стороны предостережение, что это есть шаг к расколу партии; — что это прямо противоречит лояльным заявлениям на съезде; — что это будет расколом исключительно из-за отстранения от центральных учреждений (сиречь из-за невыбора), ибо от работы никого из членов партии никто никогда не думал отстранять; – что политическое расхождение между нами (неизбежное, поскольку не выяснен и не решен еще вопрос, Мартов или мы ошиблись в своей линии на съезде) начинает все более извращаться в дрязгу с руготней, заподозриваниями и пр. и пр.

Предостережения не помогли. Поведение меньшинства показывало, что наименее устойчивые и наименее ценящие партию элементы среди него берут верх. Это заставило нас с Плехановым взять назад свое согласие на предложение Глебова: в самом деле, если меньшинство делами своими доказывало политическую неустойчивость свою не только в области принципов, но и в области элементарной партийной лояльности, то какое значение могли иметь слова о пресловутой «преемственности»? Никто не осмеивал так остроумно, как Плеханов, всей нелепости требования «кооптировать» в партийную редакцию большинство таких людей, которые прямо заявляют о своих новых и растущих несогласиях! Да где же это видано на свете, чтобы до выяснения в печати, перед партией, новых разногласий партийное большинство в центральных учреждениях само превращало себя в меньшинство? Пусть сначала изложены будут разногласия, пусть партия обсудит их глубину и значение, пусть партия сама исправит свою ошибку, сделанную ею на втором съезде, если доказана будет та или иная ошибка! Одно уже выставление подобного требования во имя неведомых еще разногласий показывало полную неустойчивость требующих, полное подавление политических расхождений дрязгой, полное неуважение и ко всей партии и к своим собственным убеждениям. Не бывало еще на свете и не будет никогда таких принципиально убежденных людей, которые бы отказывались убеждать раньше, чем они получат (приватным образом) большинство в том учреждении, которое они собираются переубедить.

Наконец, 4 октября тов. Плеханов объявляет, что сделает последнюю попытку покончить с этой нелепостью. Собирается собрание всех шести членов старой редакции в присутствии нового члена ЦК[139 - Этот член ЦК[210 - Новый член ЦК – Ф. В. Ленгник, в сентябре 1903 года прибывший из России в Женеву.], кроме того, специально устраивал ряд частных и коллективных бесед с меньшинством, опровергая нелепые россказни и взывая к партийному долгу.]. Битых три часа доказывает т. Плеханов неразумность требования «кооптировать» четырех из «меньшинства» на двух из «большинства». Он предлагает кооптировать двоих, чтобы, с одной стороны, устранить всякие опасения, что мы хотим кого-то «заезжать», задавить, осадить, казнить и похоронить, а с другой стороны, чтобы охранять права и позицию партийного «большинства». Кооптация двух тоже отвергается.

6-го октября мы пишем с Плехановым официальное письмо всем старым редакторам «Искры» и сотруднику, тов. Троцкому, следующего содержания:

«Уважаемые товарищи! Редакция ЦО считает долгом официально выразить свое сожаление по поводу Вашего отстранения от участия в «Искре» и «Заре». Несмотря на многократные приглашения сотрудничать, которые мы делали и тотчас после второго съезда партии и повторяли неоднократно после того, мы не получили от Вас ни одного литературного произведения. Редакция ЦО заявляет, что она считает Ваше отстранение от сотрудничества ничем с ее стороны не вызванным. Какое-либо личное раздражение не должно, конечно, служить препятствием к работе в Центральном Органе партии. Если же Ваше отстранение вызвано тем или иным расхождением во взглядах между Вами и нами, то мы считали бы чрезвычайно полезным в интересах партии обстоятельное изложение таких разногласий. Более того. Мы считали бы чрезвычайно желательным, чтобы характер и глубина этих разногласий были как можно скорее выяснены перед всей партией на страницах редактируемых нами изданий»[140 - В письме к тов. Мартову было добавлено еще одно место с вопросом об одной брошюре и следующая фраза: «Наконец, в интересах дела мы еще раз ставим Вам на вид, что мы и в настоящее время готовы кооптировать Вас в члены редакции ЦО для того, чтобы дать Вам полную возможность официально заявлять и отстаивать все свои взгляды в высшем партийном учреждении». (См. Сочинения, 4 изд., том 34, стр. 146. Ред.)].

Как видит читатель, нам все еще оставалось совершенно неясным, преобладает ли личное раздражение в действиях «меньшинства» или желание дать органу (и партии) новый курс, какой именно, в чем именно. Я думаю, что и сейчас, если посадить 70 толковников за работу выяснения этого вопроса на основании какой угодно литературы и каких угодно свидетельских показаний, то и они никогда бы не разобрались в этой путанице. Дрязгу вряд ли когда можно распутать: ее надо либо разрубить, либо отстраниться от нее[141 - Тов. Плеханов, вероятно, добавил бы здесь: либо удовлетворить все и всякие претензии инициаторов дрязги. Мы увидим, почему это было невозможно.].

На письмо от 6 октября Аксельрод, Засулич, Старовер, Троцкий и Кольцов ответили нам парой строк о том, что нижеподписавшиеся никакого участия в «Искре» со времени ее перехода в руки новой редакции не принимают. Тов. Мартов был более разговорчив и почтил нас таким ответом:

«В редакцию ЦО РСДРП. Уважаемые товарищи! В ответ на Ваше письмо от 6 октября я заявляю следующее: Я считаю все наши объяснения по вопросу о совместной работе в одном органе законченными после совещания, имевшего место в присутствии члена ЦК 4 октября, на котором Вы отказались ответить на вопрос о причинах, побудивших Вас взять назад предложение, сделанное нам о вступлении Аксельрода, Засулич, Старовера и меня в редакцию под условием, что мы дадим обязательство избрать своим «представителем» в Совет тов. Ленина. После того, как на упомянутом совещании Вы неоднократно уклонялись от формулировки Ваших же собственных, при свидетелях сделанных, заявлений, я не считаю нужным в письме к Вам объяснять мотивы моего отказа работать в «Искре» при нынешних обстоятельствах. Если понадобится, я выскажусь об этом подробно перед лицом всей партии, которая уже из протоколов второго съезда узнает, почему я отказался от ныне повторяемого Вами предложения занять место в редакции и в Совете…[142 - Опускаю ответ насчет брошюры Мартова, переиздававшейся в то время.]

    Л. Мартов»

Это письмо, вместе с предыдущими документами, дает неопровержимое разъяснение по тому вопросу о бойкоте, дезорганизации, анархии и подготовлении раскола, который так усердно обходит (посредством восклицательных знаков и многоточий) т. Мартов в своем «Осадном положении», – вопросу о лояльных и нелояльных средствах борьбы.

Тов. Мартову и другим предлагают изложить разногласия, просят сказать прямо, в чем же дело и каковы их намерения, уговаривают перестать капризничать и разобрать спокойно ошибку по § 1 (неразрывно связанную с ошибкой в повороте вправо), – а т. Мартов с К

отказывается разговаривать и кричит: меня осаждают, меня заезжают! Насмешка над «страшным словом» не охладила пыл этих комичных воплей.

Да как же можно осаждать того, кто отказывается совместно работать? – спрашивали мы т. Мартова. Как можно обидеть, «заезжать» и притеснить меньшинство, когда оно отказывается быть в меньшинстве?? Ведь всякое пребывание в меньшинстве означает обязательно и непременно известные невыгоды для того, кто в меньшинстве остался. Невыгоды эти состоят либо в том, что придется войти в коллегию, которая будет майоризировать по известным вопросам, либо придется встать вне коллегии, нападая на нее и подвергаясь, следовательно, огню хорошо укрепленных батарей.

Криками об «осадном положении» тов. Мартов хотел сказать, что с ними, оставшимися в меньшинстве, борются или ими управляют несправедливо и нелояльно? Только такой тезис имел бы (в глазах Мартова) хоть тень разумности, ибо, повторяю, известные невыгоды пребывание в меньшинстве влечет за собой обязательно и непременно. Но в том-то и комизм, что с т. Мартовым нельзя было никак бороться, пока он отказывался разговаривать! меньшинством нельзя было никак управлять, пока оно отказывалось быть в меньшинстве!

Ни единого факта превышения власти или злоупотребления властью не доказал т. Мартов по отношению к редакции ЦО, когда мы с Плехановым были в редакции. Ни единого факта не доказали и практики меньшинства со стороны Центрального Комитета. Как ни вертится теперь тов. Мартов в своем «Осадном положении», – остается совершенно неопровержимым, что ровно ничего, кроме «дряблого хныканья», в воплях об осадном положении не было.

Полнейшее отсутствие разумных доводов против редакции, назначенной съездом, у т. Мартова и К

всего лучше иллюстрируется их же словечком: «мы не крепостные!» («Осадное положение», стр. 34). Психология буржуазного интеллигента, который причисляет себя к «избранным душам», стоящим выше массовой организации и массовой дисциплины, выступает здесь замечательно отчетливо. Объяснять отказ от работы в партии тем, что «мы не крепостные», значит с головой выдать себя, признать полное отсутствие доводов, полную неспособность мотивировки, полное отсутствие разумных причин недовольства. Мы с Плехановым заявляем, что считаем отказ ничем с нашей стороны не вызванным, просим изложить разногласия, а нам отвечают: «мы не крепостные» (с добавлением: мы еще насчет кооптации не сторговались).

Интеллигентскому индивидуализму, который выказал себя уже в спорах о § 1, обнаружив свою склонность к оппортунистическому рассуждению и к анархической фразе, всякая пролетарская организация и дисциплина кажутся крепостным правом. Читающая публика скоро узнает, что и новый партийный съезд кажется этим «членам партии» и «должностным лицам» партии – крепостным учреждением, страшным и невыносимым для «избранных душ»… Это «учреждение» и в самом деле страшно для тех, кто охоч попользоваться титулом партийности, но чувствует несоответствие этого титула с интересами партии и волей партии.

Резолюции комитетов, перечисленные мной в письме в редакцию новой «Искры» и напечатанные т. Мартовым в «Осадном положении», доказывают фактически, что поведение меньшинства было сплошным неподчинением постановлениям съезда, дезорганизацией положительной практической работы. Составившееся из оппортунистов и ненавистников «Искры» меньшинство рвало партию, портило, дезорганизовало работу, желая отомстить за поражение на съезде и чувствуя, что честными и лояльными средствами (разъяснением дела в печати или на съезде) оно никогда не сумеет опровергнуть выдвинутого против них на втором съезде обвинения в оппортунизме и в интеллигентской неустойчивости. Сознавая свое бессилие убедить партию, они воздействовали тем, что дезорганизовывали партию и мешали всякой работе. Их упрекали в том, что они (напутав на съезде) сделали щель в нашей посудине; они отвечали на упрек тем, что всеми силами старались совершенно разбить треснувшую посудину.

Понятия запутывались до того, что бойкот и отстранение от работы объявлялись «честным[143 - Горнозаводская резолюция (стр. 38 «Осадное положение»).] средством» борьбы. Тов. Мартов всячески вертится теперь около этого щекотливого пункта. Тов. Мартов так «принципиален», что защищает бойкот,, когда он ведется меньшинством, и осуждает бойкот, когда он грозит самому Мартову, попавшему в большинство!

Я думаю, можно оставить без разбора вопрос о том, дрязга ли это или «принципиальное разногласие» относительно честных средств борьбы в соц.-дем. рабочей партии.