Инструкция к Распаду. Книга 1: Цена Контроля
«Цена: Три.»
Просто и лаконично. Как в прайс-листе. Цена за что? За исполнение желания, очевидно, судя по последней строке. Три единицы. Но чего? Его первая, самая циничная мысль была – деньги? Информация? Услуги? Но источник… эти руки, эта чернота… они не выглядели так, будто им нужны рубли или компромат на директора школы. Это было что-то другого порядка.
Жизни?
Эта мысль, самая драматичная и очевидная, снова всплыла, но он тут же попытался ее отбросить. Слишком… по-книжному. Слишком просто. Хотя… три строки, следовавшие за «Ценой», намекали на что-то серьезное. Гибель. Клеймо. Поступок. Это не похоже на плату за подписку на журнал.
«Судьбы». Вот какое слово вертелось на языке, когда он пытался подобрать синоним. Не просто физическое существование, а вся совокупность жизни человека – его путь, его удача, его суть. Три судьбы. Чьи? Неужели он, владелец этого… чего-то… должен будет сам выбирать?
Он представил себе этот процесс. Холодный выбор. Как он выбирает, кого из своего окружения пустить в расход ради собственной выгоды. Мать? Отчим? Анд? Макс? Шон? Мысль была неприятной, но не из-за моральных терзаний, а из-за потенциальных последствий для него. Убрать фигуру с доски – это одно, но если это вызовет расследование, подозрения, нарушит его собственный комфорт и контроль? Неэффективно.
А если речь не о знакомых? Если можно выбрать случайных людей? Из новостей? Звучит безопаснее, но как это работает? И откуда эта… сущность… узнает о его выборе?
Нет, пока это все вилами по воде. Слишком много неизвестных. «Три» – это просто число. «Цена» – просто слово. Пока у него нет самого артефакта – того черного куба размером с мяч – все это лишь странный сувенир из подворотни, лежащий в его паспорте. Просто клочок бумаги.
Но он не мог отделаться от ощущения, что это не просто бумажка. Что это – часть чего-то большего. Правила игры, в которую его, возможно, пытаются втянуть. И первый пункт правил гласил: есть цена. И она измеряется в чем-то значительном. Три. Он запомнил это число. Три.
Мысли Марка перескочили от общего числа «три» к конкретным пунктам, описанным на листке. «Одна – к Гибели. Вторая – Клеймо. Третья – Поступок.» Это уже не абстрактная цена, а конкретные категории последствий. Он начал препарировать их своим холодным аналитическим скальпелем.
«Одна – к Гибели.» Самое понятное и самое брутальное. Гибель. Смерть? Вероятно. Самый простой способ устранить «судьбу». Но слово «гибель» шире, чем просто остановка сердца. Это может быть и полное разрушение жизни – финансовый крах, потеря рассудка, превращение в овоща, социальная смерть, изгнание. Возможно, форма «гибели» выбирается не владельцем, а самой… системой? Это было бы логично, чтобы добавить элемент непредсказуемости и снять часть прямой ответственности с пользователя. Но результат один – одна из трех «единиц» цены списывается со счетов окончательно и бесповоротно.
«Вторая – Клеймо.» Вот это уже интереснее и туманнее. Клеймо. Метка. Что это значит? Физический уродство? Шрам? Болезнь, видимая всем? Или что-то внутреннее? Неизлечимая черта характера – трусость, жадность, патологическая лживость? Или, может, социальное клеймо – вечное невезение, статус изгоя, неспособность найти любовь или доверие? Слово «клеймо» подразумевает что-то навязанное, несмываемое, то, что будет преследовать носителя постоянно. Звучит изощреннее, чем просто «гибель». Потенциально – источник долгих мучений для «оплаченной» судьбы. И опять же – кто выбирает вид клейма? Если владелец – это мощный инструмент для унижения или наказания. Если система – то это лотерея с неизвестными, но гарантированно неприятными последствиями для жертвы.
«Третья – Поступок.» Еще одна категория с подвохом. Не состояние, как «клеймо», а действие. Один конкретный поступок? Предательство в решающий момент? Преступление? Публичное самоунижение? Или это не разовое действие, а некая модель поведения, компульсия? Заставить кого-то постоянно лгать, или воровать по мелочи, или причинять вред близким? Это уже прямое вмешательство в волю человека. Заставить марионетку дернуться так, как нужно кукловоду. Или как нужно системе? Поступок, который разрушит жизнь или репутацию. И снова вопрос выбора – кто диктует этот поступок?
Три разных категории. Одна судьба уничтожается, вторая – портится навсегда, третья – используется как инструмент для совершения чего-то разрушительного. Похоже на хорошо продуманную систему оплаты, где каждая часть цены выполняет свою функцию. Это не просто плата, это… обеспечение последствий, распространение хаоса.
Марк не чувствовал ужаса от этих размышлений. Скорее, азарт дешифровщика, пытающегося понять правила сложной и опасной игры. Он видел в этих пунктах не столько моральные бездны, сколько потенциальные функции инструмента. Гибель – для устранения. Клеймо – для наказания или маркировки. Поступок – для манипуляции.
Оставался главный вопрос – как все это приводится в действие? И где, черт возьми, сам инструмент – черный куб? Без него все эти правила – лишь любопытная аномалия. Но он запомнил структуру цены. Гибель. Клеймо. Поступок. Три четких пункта.
И наконец, последняя строка, вишенка на этом сомнительном торте: «Желание – как Сказано.» На первый взгляд – просто констатация факта. Желание будет исполнено. Но формулировка… «как Сказано». Не «как Задумано», не «как Хочется». Именно «как Сказано». Марк почувствовал здесь главный подвох, скрытый за обманчивой простотой.
Буквальность. Абсолютная, лишенная контекста, эмпатии и здравого смысла буквальность. Это классическая ловушка из сказок про джиннов и чертей, но здесь она была сформулирована с холодной, протокольной точностью. Система, стоящая за этим, не будет додумывать, не будет учитывать нюансы или благие намерения. Она исполнит слова. Точно так, как они были произнесены или, возможно, помыслены в момент активации.
Марк начал прокручивать в голове гипотетические сценарии, проверяя эту теорию.
"Хочу быть богатым". Что это значит буквально? Неограниченный доступ к деньгам? Или просто факт обладания большим количеством денег? Можно получить сундук золота, который невозможно потратить или который тут же конфискуют. Или быть погребенным под лавиной монет. Или получить огромное наследство – ценой одновременной гибели всех родственников, включая тех, о ком и не подозревал. Буквально – богат. Последствия – не оговорены.
"Хочу, чтобы она меня полюбила". Классика. Буквально – она будет испытывать чувство, которое система интерпретирует как любовь. Это может быть слепая, безумная одержимость, превращающая ее в безвольную куклу или опасную маньячку, лишенную собственной личности. Любовь? Формально – да. Желанный результат? Вряд ли.
"Хочу быть самым умным". Буквально – обладать всеми знаниями. Но выдержит ли мозг такой объем? Или это знание сделает невозможным любое действие, парализует волю? Или знание придет ценой потери всех остальных чувств и эмоций? Умный? Да. Человек? Уже нет.
Эта буквальность была самой изощренной частью ловушки. Она перекладывала всю ответственность за последствия желания на самого желающего. Не справился с формулировкой? Сам виноват. Не учел все возможные трактовки? Твои проблемы. Система лишь выполнила заказ «как Сказано». Безупречно и безжалостно.
И это подводило его к пониманию всей системы целиком. Три судьбы – это плата за активацию, за сам факт исполнения. А подвох буквальности – это встроенный механизм контроля, наказания или просто извращенной иронии, который гарантировал, что желание, скорее всего, принесет больше проблем, чем пользы. Система не просто исполняла желания за цену, она играла с желающим, используя его собственные слова против него.
Кем бы или чем бы ни была та сущность, что протянула ему эти правила, она обладала холодным, расчетливым, почти компьютерным разумом и черным чувством юмора. Она не давала даров, она предлагала сделки с заранее прописанными штрафами за неточность в договоре.
Марк потер виски. Голова гудела от этих размышлений. Он собрал все части головоломки: Цена (Три Судьбы: Гибель, Клеймо, Поступок) + Условие (Желание исполняется Буквально). Все логично, в рамках своей извращенной системы. Но не хватало главного – активатора. Интерфейса. Черного куба размером с мяч.
Без него все эти правила были лишь теорией, интеллектуальным упражнением. Но если Куб найдется… если он снова появится… игра начнется по-настоящему. И Марк, несмотря на весь свой цинизм и расчетливость, не был уверен, готов ли он стать ее участником. Хотя… азарт узнать, как это работает на практике, уже шевелился где-то в глубине его холодного разума.
Он перевернулся на другой бок, закрыл глаза. Хватит на сегодня анализа. Нужно спать. Завтра – новый день, новые задачи. Но теперь к его обычной повестке дня добавился еще один пункт: быть начеку. На случай, если недостающее звено этой дьявольской цепи решит снова напомнить о себе.
Глава 5. Понятный мир
Утро встретило Марка привычной серостью за окном и ощущением восстановленного внутреннего порядка. Прошлым вечером он сознательно вытеснил иррациональную тревогу, заменив ее холодной логикой и анализом. И это сработало. Он проснулся за минуту до будильника, как всегда, без резкого толчка паники, просто перейдя из режима ожидания в активное состояние.
Первым делом – комната. Это был его ритуал, его способ заземления. Он не просто убирал, он вылизывал свое пространство до состояния хирургической стерильности. Кровать была заправлена с армейской точностью, покрывало лежало без единой складки. Он протер влажной салфеткой идеально чистый стол, убедившись, что на поверхности нет ни пылинки, ни отпечатка пальца. Поправил стопку книг, выровняв их по линейке. Проверил положение ручек в стакане – строго параллельно. Осмотрел пол – ни соринки. Каждый предмет занимал свое единственно верное место. Этот тотальный контроль над небольшим участком физического мира давал ему иллюзию контроля над хаосом всего остального. Сегодня это было особенно важно – как подтверждение того, что он снова «в норме».
Закончив с комнатой, он прошел в ванную, выполнил стандартные гигиенические процедуры – быстро, эффективно, без лишних раздумий. В зеркале на него смотрел привычный Марк – спокойное, чуть отстраненное лицо, холодные глаза без следов вчерашней тревоги. Маска была на месте, сидела плотно.
На кухне он налил себе кофе из машины, проигнорировав оставленный кем-то на столе недоеденный бутерброд и грязную чашку. Мать появилась из своей комнаты, уже одетая для работы, с недовольным выражением лица. Она бросила на него короткий оценивающий взгляд, поджав губы, но ничего не сказала. Марк тоже молчал, сосредоточенно потягивая кофе. Тишина была напряженной, но привычной.
Он допил кофе, сполоснул чашку – единственный акт поддержания порядка вне своей комнаты – и направился к выходу. Рюкзак уже ждал у двери, собранный с вечера.
Когда он уже обувался в прихожей, из кухни донесся голос матери – негромкий, но пропитанный ядом:
«Опять убегаешь, не поговорив? Хоть бы раз спросил, как дела, нужна ли помощь. Только о себе и думаешь».
Марк замер на мгновение, завязывая шнурок. Еще несколько дней назад такая реплика, возможно, вызвала бы у него приступ глухого раздражения или даже ответную колкость. Но сейчас он не почувствовал ничего. Абсолютно ничего. Словно белый шум. Он молча закончил со шнурками, выпрямился, накинул рюкзак на плечо и открыл входную дверь.
Он вышел из квартиры, не обернувшись, не ответив. Ее слова остались висеть в затхлом воздухе коридора, не достигнув цели. Система была полностью восстановлена. Марк шел в школу – спокойный, собранный, готовый к новому дню манипуляций и контроля. Бумажка в паспорте и воспоминания о подворотне были надежно убраны в архив. До поры до времени.
Обычный маршрут к школе пролегал мимо той самой автобусной остановки, где часто кучковались старшеклассники. И сегодня Марк издалека заметил знакомые фигуры – Анд и Дуара. Картина была почти идентичной той, что он наблюдал несколько дней назад, но с одним отличием: сегодня Дуара не просто выглядела расстроенной, она была в ярости. Ее руки были скрещены на груди, она стояла вплотную к Анду и что-то говорила ему низким, злым голосом, активно жестикулируя. Анд выглядел еще более жалким, чем обычно – бледный, испуганный, он что-то лепетал в ответ, то и дело бросая панические взгляды по сторонам, словно ища пути к отступлению.
Марк замедлил шаг, внутренне готовясь. Он сразу понял – Анд опять где-то накосячил и, судя по его панике, не успел или забыл предупредить Марка, какую новую легенду он скормил своей девушке на этот раз. Испытание. Что ж, он готов. Вчерашний сеанс самоанализа вернул ему холодную уверенность. Он справится.
Он подошел к ним спокойным, размеренным шагом.
«Доброе утро», – произнес он ровным тоном, обращаясь к обоим.
Дуара резко обернулась. Ее глаза метали молнии. Увидев Марка, она на секунду осеклась, но злость тут же вернулась.
«Марк! Отлично! Может, ты мне объяснишь?!» – она ткнула пальцем в сторону съежившегося Анда.
Марк слегка приподнял бровь, изображая вежливое недоумение. Он не имел ни малейшего понятия, в чем дело. «Объясню что, Дуара?»
«Этот твой друг!» – выпалила она, игнорируя Анда, который попытался что-то вставить. «Вчера вечером! Клялся, что помогал тебе с презентацией по литературе у тебя дома! А я звонила ему раз десять – телефон отключен! А потом его видели совершенно в другом месте, с какими-то уродами!»
Марк мысленно усмехнулся. Презентация по литературе. Опять учеба как прикрытие. И Анд умудрился не только соврать, но и спалиться. Классика. Нужно было импровизировать, причем быстро и убедительно. Он перевел спокойный, чуть укоризненный взгляд на Анда, словно говоря: «Ну и что ты опять натворил?» Анд в ответ только виновато шмыгнул носом.
«А, так вот в чем дело», – Марк снова повернулся к Дуаре, его голос звучал рассудительно и немного устало, как у человека, которого отвлекают от важных дел чужими разборками. «Дуара, ну что ты так кипятишься? Да, он был у меня. Да, делали презентацию. По Достоевскому, кстати, та еще муть, если честно». Он добавил конкретную деталь, чтобы придать вес легенде.
«Но его видели…» – начала было Дуара, но Марк мягко ее перебил.
«Видели? Кто видел? И где? – он слегка нахмурился, словно пытаясь что-то припомнить. – Погоди… Мы же вчера потом выходили ненадолго. Кажется, за кофе или еще какой-то ерундой. Может, он отлучился на пару минут, пока я в телефоне копался? Я не следил за ним каждую секунду, мы же не в детском саду». Он говорил спокойно, уверенно, глядя Дуаре прямо в глаза. Он создавал новую реальность, в которой Анд действительно был с ним, но допустил небольшую оплошность, отлучившись на короткое время.
«А телефон почему был выключен?» – не сдавалась Дуара, хотя ее напор уже ослаб под влиянием спокойной уверенности Марка.
«А вот это хороший вопрос», – Марк снова перевел взгляд на Анда, на этот раз более строгий. «Анд? Почему телефон был выключен? Я тебе говорил держать его включенным, вдруг мне бы что понадобилось».
Анд, уловив спасительную нить, тут же подхватил: «Д-да я… он разрядился, Марк! Совсем в ноль! Я и не заметил… Забы-был зарядку дома…» Он заискивающе посмотрел на Марка, ища подтверждения.
Марк едва заметно вздохнул, словно смиряясь с безалаберностью друга. «Разрядился… Ну вот, Дуара, видишь? Никакой трагедии. Просто разрядился телефон, и он на пару минут отошел, пока мы работали. А ты уже скандал устроила». Он сказал это беззлобно, почти по-дружески, но с легким оттенком покровительства.
Дуара замолчала, сбитая с толку. Логичная, хоть и выдуманная, картина, представленная Марком, плюс подтверждение (пусть и жалкое) от самого Анда, разрушили ее обвинения. Она все еще была зла на Анда, но оснований не верить Марку у нее не было. Марк не врет. Марк – серьезный.
Она бросила на Анда последний испепеляющий взгляд. «Ладно… Поговорим еще», – процедила она сквозь зубы и, резко развернувшись, пошла к школе, не сказав больше ни слова.
Анд проводил ее взглядом, затем повернулся к Марку с выражением безграничной благодарности и восхищения на лице.
«Марк… Ты… Я не знаю, как тебя благодарить! Я думал, все, конец… Она бы меня точно прибила!»
Марк лишь слегка пожал плечами, на его лице не дрогнул ни один мускул. «Просто в следующий раз думай головой, прежде чем врать. И предупреждай меня заранее». Он сказал это холодно, без тени дружеского участия. Это был не совет, а инструкция по эксплуатации.
Он справился. Легко, изящно, вернув ситуацию под свой контроль. Ни тени вчерашней нервозности. Старый Марк вернулся. И он был готов к игре. Любой игре.
Они подошли к школе. И картина повторилась с почти сюрреалистической точностью. Та же толпа зевак у входа. Тот же угол у водосточной трубы. Тот же Шон, вжавший голову в плечи, только тетрадей в руках уже не было – они валялись на грязном асфальте, одна раскрытая страница была затоптана чьим-то ботинком. И тот же Костя, тупой качок, снова нависал над Шоном, на этот раз уже не просто тыча пальцем, а схватив его за воротник мешковатой куртки. Его приятели стояли рядом, скалясь.
Марк остановился. Внутри у него что-то щелкнуло. Холодно и резко. Он вспомнил свой собственный первобытный ужас в подворотне. Свою панику, свое бегство. Свою слабость перед лицом необъяснимого. И эта тупая, предсказуемая сцена насилия перед ним – Костя, самоутверждающийся за счет беззащитного Шона – вдруг стала не просто раздражающей помехой. Она стала личным оскорблением. Напоминанием о том унизительном страхе, который он испытал и который теперь презирал в себе больше всего на свете. Он ненавидел себя за то, что позволил себе испугаться той херни. И эта ненависть требовала выхода.
Он не пошел к ним. Он просто стоял на месте, у входа на школьный двор, и его взгляд, холодный и неподвижный, впился в Костю. Он не кричал, не звал. Но Костя, словно почувствовав этот взгляд затылком, обернулся. Ухмылка снова сползла с его лица, но на этот раз на нем отразилась не просто настороженность, а явный, почти животный страх. Он знал, что перешел черту, нарушил негласное правило – не трогать Шона после первого предупреждения Марка.
«Костя», – голос Марка прозвучал тихо, но в наступившей тишине его услышали все. «Отойдем на пару слов».
Это не было вопросом или предложением. Это был приказ. Костя медленно разжал пальцы, отпуская воротник Шона. Он бросил затравленный взгляд на своих приятелей, но те уже предусмотрительно отступили на шаг, делая вид, что они вообще не при делах. Толпа зевак замерла в напряженном ожидании.
Костя, опустив голову, медленно побрел в сторону Марка. Он знал, что его ждет. Марк развернулся и молча пошел за угол школы, туда, где был заброшенный сарай для спортинвентаря и глухая стена. Костя поплелся за ним, как на заклание.
Никто не видел, что происходило за углом. Никто не слышал криков – возможно, их и не было. Через пару минут Марк вышел оттуда один. Он шел так же спокойно, как и уходил. Рубашка была идеально заправлена, волосы лежали как обычно. Он достал из кармана платок и тщательно вытер костяшки пальцев на правой руке, где кожа была слегка сбита. На его лице не было ни злости, ни удовлетворения. Только холодная, опустошенная сосредоточенность.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
