Инструкция к Распаду. Книга 1: Цена Контроля

Глава 3. Анализ

Сознание вернулось рывком, выдернув Марка из плотной, вязкой темноты небытия. Не было плавного перехода, как обычно. Просто резкий всплеск адреналина, учащенное сердцебиение и образ, мгновенно вспыхнувший перед внутренним взором: черные, блестящие от мазута руки, вылезающие из невозможного пятна тьмы, протягивающие черный куб.

Он рывком сел на кровати, тяжело дыша, озираясь по сторонам. Комната. Его комната. Утро. Бледный свет пробивался сквозь щель в шторах. Все было на своих местах, до стерильности упорядоченное. Но чувство вчерашнего первобытного ужаса никуда не делось. Оно сидело холодной иглой под кожей.

«Херня какая-то», – прошептал Марк в тишину комнаты, проводя рукой по лицу. Рука слегка дрожала.

Галлюцинация? Он лихорадочно перебирал варианты. Усталость? Да, день был дерьмовый. Стресс от семейного сборища? Возможно. Но чтобы такое? Он не пил, не употреблял ничего. Это было слишком ярко, слишком… реально. Ощущение неправильности, исходящее от черного круга, липкая грязь на руках – мозг отказывался верить, но тело помнило панику, бегство.

Может, розыгрыш? Какие-нибудь идиоты с проектором и реквизитом? Но как они добились такого эффекта черноты? И зачем? Кому нужно было пугать его в этой забытой богом подворотне? Бессмысленно.

Он встал с кровати, подошел к окну, осторожно отодвинул штору. Внизу медленно оживал двор. Дворник лениво мел асфальт, какая-то старушка выгуливала собачку. Обычное утро. Никаких следов вчерашнего безумия.

Марк заставил себя глубоко вдохнуть, выдохнуть. Контроль. Нужно вернуть контроль. Это была либо игра его собственного разума, либо чья-то очень странная шутка. В любом случае, поддаваться панике – непростительная слабость. Он не позволит какой-то необъяснимой херне выбить себя из колеи.

Он бросил взгляд на часы. Время идти в школу. Рутина. Порядок. Лучшее лекарство от иррационального страха. Он отбросил мысли о руках и кубе в дальний угол сознания. Запер их там. Нужно было собраться, умыться, одеться, надеть привычную маску.

Но когда он стоял в ванной перед зеркалом, механически чистя зубы, его взгляд зацепился за собственное отражение. Глаза казались чуть более запавшими, чем обычно, а под ними залегли едва заметные тени. И на мгновение ему показалось, что в глубине зрачков отразилось не тусклое освещение ванной, а что-то темное, маслянистое…

Он резко тряхнул головой, сплюнул пасту в раковину. Хватит. Это просто усталость. Он разберется с этим позже. Возможно, заглянет в ту подворотню после школы. Просто чтобы убедиться. Чтобы доказать себе, что там ничего нет. А сейчас – школа. Иллюзия нормальности. Она была ему необходима.

Он одевался быстро, привычными, отточенными движениями. Темные джинсы, футболка, толстовка. Каждое действие – шаг к восстановлению привычного порядка, изгнанию вчерашнего хаоса из мыслей. Он зашнуровывал кроссовки, намеренно сосредотачиваясь на монотонном движении пальцев.

«Галлюцинация», – мысленно повторил он, как мантру. «Чистой воды глюк на нервной почве». Семейка вчера постаралась, вымотала все нервы своим спектаклем. Плюс накопившаяся усталость за неделю. Вот мозг и выдал картинку – собрал все подсознательные страхи и дерьмо в один кумулятивный бред. Грязные руки – символ всей той липкой мерзости, в которой он варился. Черный круг – пустота, которую он иногда ощущал внутри. Куб… просто случайная деталь, абсурдная, как и вся ситуация.

Он усмехнулся про себя, затягивая шнурки туже, чем обычно. Надо же, он – Марк! – испугался теней в подворотне, как какой-нибудь первоклашка. Драпанул так, что пятки сверкали. Секундная слабость, помутнение рассудка. Жалкое зрелище. Он, кто держал в узде полшколы, кто манипулировал людьми как марионетками, повелся на дешевый спецэффект собственного воображения. Стыдно.

«Руки из стены, ага», – он фыркнул, подхватывая рюкзак. «Может, еще НЛО над районом летало? Или домовой в шкафу поселился?» Бред сивой кобылы. Мир работал по понятным, пусть и отвратительным, законам. Законам силы, денег, манипуляций. В нем не было места для черных дыр в стенах и мазутных конечностей из ниоткуда. Это была территория истеричных баб и впечатлительных идиотов, но не его.

Он еще раз окинул взглядом свою комнату. Порядок. Все под контролем. Вчерашний сбой – не более чем досадный эпизод, который уже почти стерся. Он просто устал. Нужно будет выспаться на выходных, привести нервы в порядок. И забыть эту чушь.

Он вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. В коридоре было тихо – мать и отчим, видимо, еще спали или уже ушли на работу. Отлично. Меньше раздражителей с утра.

Марк направился к выходу, поправляя рюкзак на плече. Никаких подворотен сегодня. Прямой путь в школу. Обычный день. Обычные дела. Все идет по плану. А вчерашнее… вчерашнего просто не было. Он не позволит этому быть.

Несмотря на все попытки самовнушения, червячок сомнения продолжал грызть где-то на периферии сознания. Весь день в школе Марк ловил себя на том, что мыслями возвращается к вчерашнему вечеру. Физика, история, болтовня Анда, даже привычные ритуалы сбора "дани" после уроков – все проходило как в тумане. Образ грязных рук, вылезающих из неестественной черноты, вспыхивал в памяти непрошено, вызывая короткий, неприятный холодок. Он злился на себя за эту слабость, но избавиться от навязчивого воспоминания не мог.

Рационализация давала трещину. Если это был просто глюк, почему он такой стойкий? Почему так отчетливо помнятся детали – маслянистый блеск грязи, матовый куб, пожелтевшая бумажка?

Когда уроки закончились и обычные "дела" были улажены, Марк, вместо того чтобы сразу идти домой, помедлил у школьных ворот. Он сказал Анду, что задержится, придумав какую-то неубедительную отговорку. Ему нужно было идти домой другим путем. Через ту подворотню.

Решение далось нелегко. Часть его, та, что отвечала за холодный расчет и контроль, кричала, что это идиотизм – тратить время на проверку бредовой галлюцинации. Но другая часть, разбуженная вчерашним ужасом, требовала доказательств. Ему нужно было увидеть собственными глазами, что там ничего нет, чтобы окончательно закрыть этот гештальт. Чтобы стереть этот сбой в его упорядоченной системе.

Он шел знакомыми улицами, но шаг был не таким уверенным, как обычно. Приближаясь к нужному повороту, он почувствовал, как неприятно засосало под ложечкой. Сердце забилось чуть быстрее. Он заставил себя сделать глубокий вдох. «Просто подворотня. Обычная, засранная подворотня», – повторил он про себя.

Он свернул в узкий проулок. Солнце уже клонилось к закату, и здесь, между домами, было сумрачно. Вот она – та самая стена с облупившейся краской и старым граффити. Вот мусорные баки. Вот тусклая лампочка над входом в подвал.

Марк остановился, вглядываясь. Ничего. Абсолютно ничего необычного. Никакого черного круга. Никаких рук. Просто грязная кирпичная стена. Он подошел ближе, почти вплотную, всматриваясь в то место, где вчера висело пятно тьмы. Обычный кирпич, старая краска, пыль.

На мгновение его накрыло волной облегчения. Глюк. Точно глюк. Он даже усмехнулся собственному страху. Идиот.

Он уже собирался развернуться и уйти, как вдруг ощутил… холод. Странный, локальный холод, исходящий именно от этого участка стены. Не сквозняк, воздух был неподвижен. Просто неестественное ощущение низкой температуры, как будто кто-то приложил к кирпичам кусок льда. Он осторожно протянул руку – кожа моментально ощутила эту разницу температур.

Марк отдернул руку, как от огня. Холод. Здесь. Почему?

Он снова осмотрел стену, пол под ней. Ничего. Ни капель мазута, ни следов. Только этот необъяснимый холод.

Облегчение сменилось новой волной тревоги, смешанной с раздражением. Рациональное объяснение снова ускользало. Холод в конкретной точке стены – это тоже галлюцинация? Тактильная? Бред какой-то.

Он постоял еще несколько секунд, борясь с желанием снова потрогать стену и одновременно с желанием убраться отсюда подальше. Второе победило.

Он уже собирался развернуться и уйти, чувствуя смесь облегчения и раздражения на самого себя, как вдруг его взгляд зацепился за что-то у самого плинтуса стены, там, где кирпич переходил в грязный асфальт. Что-то маленькое, темное.

Марк нахмурился и подошел ближе, присел на корточки. Это была не грязь. Это была застывшая капля чего-то черного, вязкого, с маслянистым блеском, даже в тусклом свете подворотни. Она была похожа… да, черт возьми, она была похожа на ту самую «нефть», которая покрывала вчерашние руки. Он осторожно ткнул в нее носком кроссовка. Капля была твердой, как застывшая смола, но не крошилась.

Холодок пробежал по спине Марка, на этот раз сильнее. Это уже не тактильная галлюцинация. Это вещественное доказательство.

Он выпрямился, снова осматривая стену и пол вокруг. И тут он заметил еще кое-что. За мусорным баком, почти невидимый в тени, лежал небольшой, сложенный в несколько раз листок бумаги. Бумага была старая, пожелтевшая по краям, и выглядела так, словно ее долго держали в чем-то грязном – на сгибах виднелись темные, маслянистые отпечатки пальцев.

Сердце Марка сделало кульбит. Это была она. Та самая бумажка, которую держала вторая рука. Он помнил ее совершенно отчетливо. Но где куб?

Преодолевая брезгливость и внезапно вернувшийся страх, он подошел и осторожно поднял листок. Бумага была плотной, грубоватой на ощупь. Он развернул ее. Внутри не было текста в привычном понимании. Только несколько строк, написанных выцветшими чернилами, странным, угловатым, архаичным шрифтом. Язык был вроде бы русским, но слова казались корявыми, словно переведенными дословно с чего-то древнего:

Цена: Три.

Одна – к Гибели.

Вторая – Клеймо.

Третья – Поступок.

Желание – как Сказано.

Под этими строками был грубо нарисован простой черный куб.

Марк стоял посреди грязной подворотни, держа в руках этот странный листок. Холод от стены все еще ощущался спиной. Застывшая капля черной гадости на асфальте у его ног. Бумажка с нелепыми, зловещими правилами и отпечатками нечеловечески грязных пальцев.

Галлюцинация отменяется.

Это было реально. Что бы это ни было – оно было реальным. И оно оставило ему послание. Но где сам предмет? Где куб?

Тревога смешалась с новым, незнакомым чувством – острым, хищным любопытством. Что это за игра? Какие правила? И что, черт возьми, значит «Желание – как Сказано»?

Он аккуратно сложил листок и сунул его во внутренний карман толстовки. Затем еще раз бросил взгляд на застывшую каплю и холодный участок стены. Теперь эта подворотня не казалась просто грязным проулком. Это было место контакта. Место, где реальность дала трещину.

Марк вышел из подворотни уже другим человеком. Страх никуда не делся, но теперь к нему примешивался азарт исследователя и расчетливость игрока, которому подкинули новую, опасную, но потенциально очень интересную головоломку. Он не знал, что делать дальше, но одно он знал точно: он не сможет это просто забыть.

Следующие несколько дней Марк действовал с удвоенной, почти лихорадочной энергией. Он погрузился в школьную рутину, как утопающий хватается за соломинку. Пунктуальность стала еще более выверенной, ответы на уроках – еще более четкими и безупречными (когда он решал отвечать). Он активно участвовал в обсуждениях, поддерживал разговоры в компаниях, улыбался нужным людям, игнорировал ненужных – все как обычно, только с большим усердием, словно пытался доказать самому себе, что мир все еще подчиняется его правилам, его контролю.

Листок с архаичными правилами лежал дома, спрятанный под стопкой старых тетрадей в самом дальнем углу ящика стола. Он не доставал его, не перечитывал, но его присутствие ощущалось как невидимый груз. Мысли о подворотне, о холодной стене, о черной капле и, главное, о пропавшем кубе, постоянно всплывали на периферии сознания, требуя внимания. Марк отгонял их, забивая эфир школьной суетой.

На уроках он заставлял себя слушать учителей, вникать в уравнения и даты, но иногда его взгляд стекленел, устремляясь в окно или на стену. В голове прокручивались строки: «Цена: Три… Одна – к Гибели…» Бред. Бессмысслица. Но почему тогда она так навязчиво лезет в голову?

В общении с одноклассниками он тоже старался держать марку. С Андом обсуждал какие-то сплетни, с Максом – предстоящие экзамены, с другими – музыку, фильмы, планы на выходные. Но иногда он вдруг замолкал посреди разговора, словно прислушиваясь к чему-то внутреннему, или отвечал невпопад, чего раньше за ним почти не водилось.

«Марк? Ты чего завис?» – спросил однажды Анд на перемене, когда Марк не отреагировал на его вопрос о какой-то вечеринке.

Марк вздрогнул, возвращаясь в реальность. «А? Да так, задумался», – он отмахнулся с легкой улыбкой, но Анд несколько секунд смотрел на него с удивлением. Марк обычно не «зависал».

Даже его манипуляции стали чуть… топорнее. Он по-прежнему легко добивался своего, но иногда в его голосе проскальзывало непривычное раздражение, если кто-то не понимал намека с первого раза, или он действовал чуть более прямолинейно, чем обычно, полагаясь на свой авторитет, а не на тонкую игру. Словно ему не хватало терпения на привычные прелюдии. Контроль над собой требовал больше усилий, и часть ресурсов уходила на подавление внутренних демонов, а не на виртуозное плетение интриг.

Никто не мог бы сказать точно, что изменилось, но ощущение легкой «неправильности» витало вокруг него. Он был все тем же Марком – умным, обаятельным, чуть отстраненным, но теперь в его поведении появилась едва заметная лихорадочность, скрытая под маской стоического спокойствия, словно он бежал марафон, изо всех сил стараясь не показать усталость и сбитое дыхание.

Особенно заметны эти внутренние сдвиги стали в тех сферах, где Марк привык действовать с максимальной расчетливостью и холодностью – в управлении своей теневой школьной империей. Сбор "дани" всегда был процессом четким, почти ритуальным. Короткие встречи, минимум слов, быстрый обмен. Но теперь что-то изменилось.

На этой неделе, встречаясь с одним из "старших" по классу, который немного замешкался с передачей нужной суммы, Марк не стал, как обычно, терпеливо ждать или использовать тонкий намек.

«Быстрее, не тяни резину», – бросил он неожиданно резко, его голос был лишен обычной маскирующей вежливости. Парень, обычно чувствовавший себя относительно уверенно под «крышей» Марка, вздрогнул от непривычно жесткого тона и торопливо сунул смятые купюры ему в руку.

«Д-держи, Марк, извини, отсчитывал…»

Марк молча сунул деньги в карман, даже не пересчитав на месте, как делал иногда для проформы, и развернулся, чтобы уйти, оставив парня в легком недоумении и страхе. Обычно Марк был холодным, но не таким… дерганым. Словно его что-то по-настоящему злило.

Похожая сцена повторилась и с другим "клиентом". Марк задал несколько лишних, почти параноидальных вопросов о том, все ли спокойно в их классе, не появилось ли "проблем", которых он, Марк, мог бы не заметить. Его взгляд был более пристальным, колючим. Это была уже не уверенность всезнающего контролера, а скорее нервозность того, кто боится потерять хватку.

Даже Шон, его верная шестерка, почувствовал перемену. Когда Марк давал ему очередное мелкое поручение (узнать расписание дополнительных занятий у Лены), он говорил быстрее обычного, почти не глядя на Шона, и в конце добавил нехарактерное: «Только без глупостей, понял? Мне сейчас не до твоих косяков». Шон испуганно закивал, чувствуя исходящее от Марка напряжение, похожее на туго натянутую струну.

Эти мелкие изменения, сбои в привычном поведении, накапливались. Сам Марк, возможно, их не замечал, слишком занятый внутренней борьбой с навязчивым воспоминанием и попытками восстановить статус-кво в своей голове. Но система, которую он выстроил вокруг себя, начала едва заметно реагировать на эти вибрации. Иллюзия его непоколебимого контроля, хоть и не рухнула, но покрылась сетью тонких, почти невидимых трещин. Он все еще был на вершине, но его трон, казалось, слегка покачнулся.

Самым сложным для Марка стало поддержание иллюзии нормальности в более личных, хоть и поверхностных, взаимодействиях. Его обычная способность легко «отзеркаливать» собеседника, подстраиваться под тон разговора, дала сбой.

Разговаривая с Максом, своим искренним и простодушным «лучшим другом», Марк поймал себя на том, что не слушает его восторженный рассказ о каком-то новом фильме. Его мысли снова унеслись к холодной стене и пожелтевшему листку бумаги.

«…и там такой поворот в конце, прикинь!» – завершил Макс, ожидая реакции.

Марк молчал, глядя куда-то сквозь него.

«Марк?» – Макс осторожно тронул его за плечо. «Ты как? Все нормально?»

«А? Да, нормально», – Марк встряхнулся, возвращаясь. «Фильм, говоришь… Круто». Но его ответ прозвучал механически, без тени энтузиазма, и Макс озадаченно нахмурился, чувствуя фальшь, но не решаясь расспрашивать дальше.

Даже с Дайкой, которая после памятного пятничного вечера стала еще более внимательной и восторженной, общение стало напряженным. Он отвечал на ее звонки и сообщения, но разговоры были короче, его ответы – односложнее. Он ссылался на усталость и подготовку к экзаменам, но Дайка чувствовала холодок, отстраненность, которой раньше не было. Она списывала это на его «серьезность» и загруженность, но тень сомнения начинала закрадываться в ее мысли.

Однажды в школьном коридоре он почти столкнулся с Катей. Она, как всегда, просто и дружелюбно улыбнулась: «Ой, прости, Марк! Задумалась». В обычное время он бы ответил вежливой формальностью или просто прошел мимо. Но в этот раз, на долю секунды, его лицо исказилось странной гримасой – смесью страха и раздражения, словно ее простое присутствие было угрозой. Он тут же взял себя в руки, но Катя успела заметить этот мимолетный сбой. Она ничего не сказала, но ее внимательный, чуть удивленный взгляд задержался на нем дольше обычного.

Эта скрытая нервозность, эта рассеянность, эти короткие провалы в контроле над мимикой и тоном – все это создавало диссонанс. Марк изо всех сил старался держать фасад неприступности и порядка, но внутреннее напряжение просачивалось наружу мелкими, но заметными для наблюдательного глаза деталями. Он все еще был в центре своей вселенной, но сама вселенная, казалось, начала подрагивать, реагируя на смещение его внутреннего стержня. И чем сильнее он пытался игнорировать причину этого смещения, тем очевиднее становились симптомы. Мир вокруг него еще не знал о подворотне и странном листке бумаги, но уже начинал чувствовать эхо того столкновения с необъяснимым.

Вечер опустился на город, окрашивая небо в грязные оттенки фиолетового и серого. Марк сидел за столом в своей комнате. Домашнее задание было сделано – механически, без особого вникания, но правильно. Ужин прошел в обычном молчаливом напряжении с матерью и отчимом – он съел свою порцию, не поднимая глаз от тарелки, и ушел к себе, не удостоив их даже дежурным «спасибо».

Комната была его крепостью, его лабораторией контроля. Но последние дни эта крепость ощущалась… осажденной. Невидимым врагом, засевшим у него в голове после того вечера в подворотне. Он откинулся на спинку стула, провел ладонью по лицу. Легкая головная боль тугим обручем стягивала виски – результат постоянного внутреннего напряжения, попыток подавить то, что он видел, и раздражения на собственную несвойственную ему реакцию, длившуюся эти несколько дней.

Он вспомнил свою рассеянность на уроках, нехарактерную резкость с «клиентами», мимолетную гримасу при виде Кати. Вспомнил удивленные взгляды Макса и Анда. Слабость. Сбой программы. Он, Марк, который гордился своей способностью управлять собой и другими, последние дни вел себя как дерганый невротик. И из-за чего? Из-за странного видения и куска старой бумаги с бредовым текстом?

Он встал и подошел к зеркалу над комодом. Всмотрелся в свое отражение. Да, выглядел не лучшим образом – чуть бледнее обычного, под глазами тени. Но главное – выражение лица. Не то. Не его обычная холодная маска уверенности. Во взгляде читалась затаенная тревога, которую он тщетно пытался скрыть даже от самого себя все это время.

«Жалкое зрелище», – тихо произнес он своему отражению. Презрение к собственной недавней слабости поднялось внутри волной горечи. Страх? Паника? Нервозность? Это эмоции для жертв, для тех, кем он манипулировал, но не для него. Он – хищник, игрок, кукловод. А кукловод не может позволить себе дрожащие руки или мутный взгляд.

Что произошло в той подворотне несколько дней назад? Неважно. Пока неважно. Было ли это реальностью, галлюцинацией, чьей-то идиотской шуткой – сейчас это не имело значения. Значение имело то, как он на это отреагировал потом. Он позволил этому влиять на себя, на свои действия, на свой контроль. Недопустимая ошибка.

Он медленно выдохнул, глядя себе в глаза в зеркале. Нужно было вернуть себя. Старого, настоящего Марка. Того, кто видит мир как набор ресурсов и препятствий. Того, кто действует, а не рефлексирует. Того, кому плевать на необъяснимое, пока оно не мешает его планам.

Он вернулся к столу. Открыл ящик, достал из-под стопки тетрадей тот самый пожелтевший листок. Развернул его. Строки все так же смотрели на него своей архаичной, корявой бессмыслицей. «Цена: Три… Гибель… Клеймо… Поступок…»

Раньше, в эти дни, этот текст вызывал у него подспудный страх и тревогу. Сейчас он смотрел на него иначе. Холодно. Аналитически. Это была информация. Непонятная, возможно, бесполезная, но информация. Не более. Он аккуратно сложил листок точно по старым сгибам. Никакой паники. Никакой мистики. Просто факт: у него есть этот клочок бумаги.

Он подошел к своему шкафу, открыл небольшую металлическую коробку, где хранил немного наличных и пару ненужных сим-карт. Положил сложенный листок на дно, под деньги. Закрыл коробку, поставил ее на место. С глаз долой – из сердца вон. Или, по крайней мере, из активной памяти. Это был файл, отложенный в архив до тех пор, пока не появится новая информация или необходимость его извлечь. Например, если снова объявится тот черный куб.

Затем он вернулся к столу. Выровнял стопку учебников, которые и так лежали идеально ровно. Поправил ручки в стакане. Маленькие ритуалы восстановления контроля над физическим пространством помогали восстановить и внутренний порядок.

Он сел обратно на стул. Головная боль начала отступать. Он снова посмотрел на свое отражение в темном экране выключенного ноутбука. Вот он. Марк. Спокойный, расчетливый, готовый к следующему дню.

Он откроет учебник по математике и начнет решать самые сложные задачи. Не потому, что это нужно для школы, а чтобы загрузить мозг привычной, логичной работой. Чтобы окончательно вытеснить иррациональный мусор последних дней.

Тот странный вечер и последовавшая за ним нервозность были просто сбоем. Система перезагружена. Марк снова был в строю. Холодный, собранный, готовый играть по своим правилам. А странная подворотня и ее загадки? Это проблема для будущего Марка. Сегодняшний Марк вернулся к своим делам.

Глава 4. Рационализм

Марк лежал в темноте своей комнаты, глядя в потолок. Сон не шел. Учебник по математике был закрыт и убран на место, ритуалы контроля выполнены, но мозг, освобожденный от дневной суеты, не желал отключаться. Он снова и снова возвращался к пожелтевшему листку бумаги. Тому самому, что теперь лежал, сложенный вчетверо, в его паспорте, прижатый к странице с фотографией. Иронично. Документ, удостоверяющий его личность в реальном, скучном мире, теперь хранил ключ к чему-то совершенно иррациональному. Он носил эту загадку с собой, в кармане джинсов, каждый день.