Эта постройка примыкала к заброшенной церкви, в которой при царе Горохе размещалась церковно-приходская школа, а в последние годы процветало увеселительное заведение с баром и игральным залом. Теперь в одной половине одноэтажного здания размещался склад Красного Креста, а другая – служила пристанищем для вновь прибывших в Бельгию беженцев.
В дальней комнате, где, по всей вероятности, когда-то находилась учительская, стояли три кровати, на одной из которых, деревянной и резной, не стыдно было и королей укладывать на сон грядущий, а на двух других – и его слуг. Новую белую постель для всех членов семьи захватила с собой молодая девушка, которой было поручено помочь одинокой матери с детьми обустроиться на новом месте.
За спальней следовала комната, которая занимала центральную часть жилой постройки. Она представляла собой классную комнату с высокими окнами, где из мебели сохранились только сдвинутые в ряд стулья, учительский стол и классная доска. Довольный Витя сразу оценил гулкий простор пустого помещения как классное футбольное поле, а мячом ему послужила пустая банка из-под кока-колы.
К классной комнате примыкала прихожая. Прихожая напоминала зальную комнату, где рядом с печкой-буржуйкой стояло кресло, а под окном – длинный диван. Украшением этой прихожей был высокий бар, за которым размещалась кухня.
Ванной комнаты для жильцов предусмотрено не было, а туалеты с белыми унитазами находились под навесом на школьном дворе. Рядом с унитазами стояли вёдра с водой для смыва. Эта примитивная туалетная техника была уже Лебедевым известна.
Проведя обзорную экскурсию по комнатам бывшей церковно-приходской школы, социальная работница ушла, а перед уходом вручила Вере картонный ящик с едой по списку: чай, кофе, сухое молоко, сахар, различные консервы, молоко и йогурт, шоколад и конфитюр, нарезанные ветчина, колбаса, сыр и хлеб.
После сытного ужина Вера и дети тут же полюбили Бельгию без всяких условностей. Сон в чистой постели пошёл беглецам на пользу, а аппетитный завтрак удвоил их хорошее настроение. Тёплое солнечное утро сияло, небеса беззаботно голубели, словно во всём мире не было печали и страданий. Пока Вера обустраивалась на новом месте, её дети весело играли в бывшем школьном дворе, но выйти за калитку никто из них не решался.
На следующий день к Вере зашла Тесс.
Тесс старательно поддерживала имидж деловой женщины, но на самом деле она была простой домохозяйкой, разведённой, воспитывающей двух совершеннолетних детей. Курсы русского языка Тесс посещала, чтобы ей не урезали пособие по безработице. Отец Тесс был коммунистом и не одобрял новой политики российских властей. После развода с мужем женщине достался большой дом, а после смерти папы – красый «Москвич. Знание русского языка поднимало её в глазах других добровольцев ОСМВ, желающих помогать бедным беженцам в интегрировании в цивилизованной демократической стране.
История русской семьи Лебедевых была Тесс непонятна, а сама Вера даже раздражала, особенно её счастливый вид. Во время разговора с беженцами Тесс обычно тоже улыбалась, но улыбалась она по долгу службы, чтобы, войдя в доверие, выведать подноготную своих подопечных и зафиксировать эту ценную информацию во всех подробностях в рапорте, который отправлялся в комиссариат, где решалось, кого депортировать, а кого миловать. Через неделю она уже имела полное представление о семье Лебедевых.
«Мадам Лебедева хитра, закрыта для общения, хорошо владеет эмоциями, и непонятно, что у неё на уме. Приехала в Бельгию, чтобы жить на социальное пособие. Документов не имеет, скорее всего она была в своей стране замешана в какой-то криминальной истории, поэтому скрывается от полиции. Лебедева говорит, что детский врач, хотя её словам трудно верить, ведь какой доктор побежит из своей страны? Она имеет трёх детей, все трое не хотят учиться, непослушны и не знают хороших манер. Семья Лебедевых не способна интегрироваться в Бельгии».
Тесс терпеть не могла счастливых людей, тем более мигрантов. Она уже не раз лечилась от депрессии, а от вида всем довольной Веры её болезнь только обострялась. Уже при первой встрече Тесс попыталась объяснить этой женщине, что Бельгия – очень маленькая страна, а беженцев слишком много для такой маленькой страны.
Вера искренне сочувствовала бельгийскому народу, но уезжать обратно на свою родину не собиралась, хотя Тесс не раз взывала к её национальной гордости.
– Вера, вы, русские люди, нет дружить. Африканец плюс африканец одна семья. Один рус плюс другой рус – чужие, враги. Вы должны русских мигрантов… дружить. Дружба, мир.
Благодаря стараниям Тесс объединить всех русских на чужбине к Вере в дом стали приходить вновь прибывающие в Мерелбеке мигранты, говорящие по-русски.
Сначала Веру познакомили с семьёй из Калининграда. Ольга и Игорь. Они приехали навестить Лебедевых на велосипедах. За чашкой чая Игорь рассказал, что Мерелбеке – это пригород Гента, а в Генте находится православная церковь, где собираются русские люди на бесплатное чаепитие.
Потом Веру навестили два брата, приехавшие с отцом и сёстрами из Афганистана. Братья-афганцы хорошо говорили на русском языке, поэтому Тесс отнесла их тоже к русскому народу. Братья были так добры к Вере, что решили показать, где находится супермаркет «АЛДИ», продукты там стоили в несколько раз дешевле, чем в деревенских магазинчиках.
Дорога до «АЛДИ» лежала между крестьянскими угодьями, распаханными к зиме полями. В хорошем настроении довольного туриста возвращалась Вера с покупками домой в окружении взрослых сыновей знаменитого афганца, пилота и политического деятеля, получившего образование в СССР и сбежавшего от произвола «Талибана[2 - Здесь и далее Талибан – организация, запрещённая на территории России]» в Бельгию.
Катя, Таня и Витя встретили эту интернациональную компанию с радостью. Впервые в отшельничестве их посетили настоящие гости, для которых был устроен праздничный ужин.
Стоял солнечный октябрьский день.
Дети в школу по-прежнему не ходили, Вера безвылазно сидела дома, поэтому приход братьев по миграции из Афганистана был настоящим событием, которое полагалось отметить. После еды Катя, Таня и Витя отправились во двор кататься на велосипедах гостей. Если младший из братьев решил поиграть с детьми во дворе, то его старший брат остался сидеть за праздничным столом вместе с Верой, как взрослые люди.
Беседа о странных нравах европейцев протекала весело. Вдруг молодой усатый афганец, не меняя радостного выражения лица, признался женщине, что хочет с ней близости.
– Ты молод и горяч! Нехорошо то, что ты задумал. Образумься! Ищи себе достойную женщину своего возраста… Так, убери немедленно руки от меня! … Не прикасайся ко мне. Я этого не люблю и прошу уважать меня и мой дом!.. Не позорь себя и меня!
Охладить пыл молодого афганца Вере не удалось. Его сильные волосатые руки уже уверенно обнимали её плечи, а влажные губы тянулись к её лицу. Женщину возмутило поведение гостя, тем более, что вульгарное подпрыгивание подстриженных усов было отвратительно и напоминало ей возню навозных жуков.
Когда Вера, сдерживая гнев, встала из-за стола, то молодой и сильный гость легко перебросил её через плечо и понёс в дальнюю спальню церковной пристройки, а то, что она отчаянно вырывалась из его рук, только разогревало страстное желание обладать женщиной, неважно какой, лишь бы удовлетворить мужскую потребность, которая за эти долгие месяцы воздержания сводила его с ума.
Кричать Вера не могла, потому что рядом были дети, но грубые поцелуи нелюбимого мужчины были настолько противны, что дух её возмутился и каким-то непонятным приёмом она столкнула насильника на пол, потом быстро вскочила с кровати и побежала вон.
Катя очень удивилась, видя, как мама вбегает в прихожую с расстёгнутой блузкой на груди.
– Мама?.. Мама, как не стыдно!.. Это чем вы здесь занимаетесь?
Такого позора перед детьми Вера ещё не испытывала, но оправдываться перед дочерью не собиралась. На этом праздник закончился, и гостям было указано на дверь.
Через какое-то время стали ходить слухи, что старший сын знаменитого афганца выехал из Бельгии в неизвестном направлении, а Тесс долго допрашивала Веру о месте его возможного пребывания.
Быстро прошёл необычно тёплый октябрь, наступил такой же тёплый ноябрь. Из детей училась только Танюша, она ездила в город Гент в школу для детей мигрантов. Катю в школу не взяли, потому что она была уже почти совершеннолетняя, а для взрослых беженцев языковые курсы открывались только в феврале, и девушка занимала себя поделками, мастерила домики из картона и становилась ворчливой, а Витя молча гонял мяч по двору и учил с мамой английский язык.
За эти месяцы Вера отдохнула и похорошела. Еды было достаточно, крыша над головой не протекала, у каждого из членов её семьи имелись персональные велосипеды, которыми их обеспечил Даниэль, сосед по улице.
Даниэль был пенсионером с техническим стажем и «золотыми» руками. В свободное время он изучал испанский язык и добровольно работал при ОСМВ. Мужчина ремонтировал для бедных мигрантов велосипеды, которые хранились на полицейском складе.
Сначала ездить на двухколёсном средстве передвижения Вера категорически отказывалась. В её понятии уважающая себя женщина на велосипед не сядет, но так как в их пригород автобусы из центра ходили только два раза в день, то нужда заставила её освоить и это транспортное средство, ибо дешёвый супермаркет находился в пяти километрах от их жилья.
Оказалось, что они жили не в самом Мерелбеке, а на окраине, где не было даже тротуаров, и ездить на велосипеде Вере приходилось по проезжей части улицы, и она пришла к выводу, что все местные жители имели личные автомобили, хотя самих жителей не было видно ни ночью, ни днём, и об их присутствии можно было судить только вечером, по мерцающему свету в окошках усадеб, в одном из которых, неподалёку от бывшей приходской школы, жили Даниэль и его жена Николь.
С Николь Вера общалась на английском языке, и они могли часами беседовать, затрагивая вопросы от семейного счастья до международных отношений.
Нет, не зря женщина тратила своё свободное время на изучение английского языка в Андрюшино! Однажды ей приснился страшный сон. Это был не тот обычный ночной кошмар, когда она пыталась во сне найти себе работу, кому-то доказать, что у неё есть диплом врача, безнадёжно заглядывая в окна деревенской больницы. Нет, этот её сон был ещё ужаснее, в нём Вера не могла говорить ни на каком языке. От невозможности общения с людьми она теряла свою идентичность, а это так мучительно, сознавать свою никчёмность, и в какой-то момент Вера вспомнила, что знает русский язык! Это было так радостно, что она проснулась с решением немедленно начать учить фламандский язык, на котором говорили все в округе.
* * *
Первое месячное пособие в 30 тысяч франков Вера получила утром, а в обед его украли! Его украли из рюкзака, который болтался у неё за плечами, когда она в магазине бельгийского текстиля, куда её привезла Николь, хотела купить Кате шапочку, а Тане – шарфик.
Хождение в полицию было напрасным, жить было не на что.
Вера вернулась домой в полуобморочном состоянии. Сначала она попыталась себе внушить, что деньги из рюкзака были украдены тем, кто имел большую нужду, чем она, но самообману разум не провести! Когда бедственное положение семьи женщина осознала в полной мере, то без сил плюхнулась в единственное мягкое кресло, что стояло у печки буржуйки, и онемела.
Дети как могли пытались её успокоить.
– Мама, не молчи. Мы и без денег справимся, нам не привыкать. Ты отдыхай, а мы пока уберёмся дома, – успокаивала маму Катя.
Потом из-за её плеча высунулась растрёпанная головка Танюши.
– Мама, хочешь я тебе стихи почитаю, тебе они нравятся, это Пушкин:
«Я к вам пишу – чего же боле?
Что я могу ещё сказать?
Теперь, я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать.
Но вы, к моей несчастной доле
Хоть каплю жалости храня,
Вы…»
– Нет, это «ты» оставишь маму в покое, Пушкин сейчас нашей маме не поможет.