Гонки с дьяволом

Глава ХLII

ВНИЗ ПО РЕКЕ

В своей жизни я делал немало ошибок. Однако они не были проявлением глупости. Теперь же… Меня можно было понять, если бы я застрелил Покровского на месте… Никто не осудил бы меня, как не осудили, если бы это произошло и позже. Но добиться освобождения Покровского и кинуться догонять его, чтобы убить или самому быть убитым? Этому трудно было найти объяснение. Теперь я не мог отказаться от своего плана без того, чтобы не выглядеть смешным в глазах окружающих. Правда, утешало присутствие Елены. Если она пошла со мной, – рассуждал я, – значит чувствует мою правду. Если бы ее не было со мной, скорее всего я, может быть, и отказался бы от своего плана и вернулся домой, встреченный скрытыми насмешками.

Узкий рыбацкий челнок был явно перегружен. Вода плескалась у самого борта. Но грести по течению было легко. Досаждали лишь комары. Даже Шарик, который сидел на носу, тихо повизгивал. Берега представляли собой сплошные топи. Пристать фактически было некуда.

Покровского я рассчитывал догнать до темноты. Елена поместилась на корме, держа наготове автомат. Я же, сидя на веслах, лишь время от времени мог посматривать вперед. Река была пустынной.

Стало темнеть, появились первые звезды, взошла луна. Похолодало. Я бросил весла и повернулся, чтобы достать ватник и дать его Елене. И тут я увидел баркас. В тот же миг я почувствовал удар в левое плечо и лишь затем услышал автоматную очередь. Елена вскочила и, рискуя свалиться в воду, открыла ответный огонь. Я, схватив винтовку, старался поймать в оптический прицел баркас. С него уже не стреляли. Елена сменила магазин и снова открыла огонь. Мне показалось, что над бортом баркаса появилась голова Покровского, и я плавно нажал спуск.

В оптический прицел было видно, как Покровский приподнялся над бортом и тут же исчез. Стало тихо.

Только сейчас я почувствовал боль в плече. Рука вся была липкой от крови, но, к счастью, сохраняла подвижность. Кость, видно, не была затронута.

– Тихонько подгребай к баркасу! – попросил я Елену.

Когда до баркаса оставалось метров тридцать, я почувствовал, что лежу в воде. Наша лодка тонула. Вероятно, пули Покровского прошили ее корпус.

– Мы тонем! Давай быстрее!

До баркаса оставалось метров десять, когда наша лодка осела еще глубже и зачерпнула воды. Стараясь не опрокинуть ее, я соскользнул в воду и, подплыв к корме, стал толкать ее к баркасу. Вскоре лодка ткнулась носом о борт стоящего поперек течения судна. Это было последнее, что я помнил.

Не могу представить себе, как Елене удалось вытащить меня из воды и спасти большую часть нашего имущества, оружие. Я провалялся в беспамятстве трое суток. Рана воспалилась, начался жар. Когда я очнулся, был яркий полдень. Немилосердно пекло солнце, хотя Елена устроила надо мной нечто вроде навеса. Я огляделся. Она поняла меня:

– Его жена тоже погибла… Было темно… Ей следовало бы лечь на дно баркаса…

Я закрыл глаза, давая ей понять, что все понял. Только спустя еще два дня я настолько окреп, что мог выслушать ее рассказ и говорить сам. Покровского убил я. Моя пуля попала ему в переносицу, и он умер мгновенно. Жена же его была вся изрешечена пулями. Когда Елена вытащила меня на борт баркаса и осмотрелась, то обнаружила ее сидящей на корме лодки. Елена внезапно почувствовала страх и не могла притронуться к телам убитых. Так мы и плыли целую ночь по течению реки: я без сознания, а она наедине с трупами. Только на следующий день она превозмогла себя и сбросила трупы в воду. Тело Покровского сразу же пошло ко дну. Труп его жены долго не хотел тонуть и несколько часов сопровождал баркас, время от времени ударяясь о его корпус.

Баркас был тяжел и рассчитан на три пары весел. Ни Елена, ни я, ослабевший после ранения, справиться с ним не могли, и его несло по течению. К счастью, Покровский оказался запасливым и, очевидно, планировал путь по реке. В лодке оказались переносная жаровня, изрядный запас провизии и несколько бутылок красного вина.

Только на пятнадцатый день после нашего вынужденного путешествия я сделал попытку сесть на весла. Но, увы, вскоре выдохся. Мне удалось развернуть лодку носом против течения, но дальше, несмотря на мои и Еленины усилия, она не сдвинулась с места. Нужно было искать место высадки. Я даже не знал, где мы находимся. Мы плыли мимо затопленных и разрушенных деревень.

– Как долго это будет продолжаться? – Елена приподняла марлевую накидку, закрывающую ее лицо от комаров, и вытерла пот.

– Пока мы не найдем устье притока.

– Я не об этом. Сколько еще берега реки будут таким вот болотом?

– Трудно сказать. Думаю, сейчас берега многих рек вот так заболочены. Во всем виноваты плотины. Перед тем как их прорвать, вода залила берега. Почвенные воды повысились. Отсюда и болота. Хотя, думаю, лет через шесть установится равновесие, и реки войдут в берега, а пока… Представляю, что сейчас делается по берегам Волги.

– Ты там был?

– В детстве… Уже после того, как ее перегородили плотинами. Отец мне рассказывал, что раньше вдоль берегов тянулись заливные луга. Трава там была чуть ли не в рост человека… Когда с пастбищ возвращались стада, они шли часа два… Столько было скота. Потом, когда луга исчезли, скот порезали. Кормить было печем… В общем, наделали великих бед великие стройки. Исчезла рыба. Кто-то подсчитал, что урон от затопления лугов был гораздо больший, нежели прибыль от орошаемых земель.

– Но теперь все восстановится?

– Не знаю. В Каспий вместе с водой прорванных плотин теперь должны войти миллиарды тонн грязи… Не приведет ли это к гибели его обитателей? Словом, что ни делает дурак, все он делает не так.

– Ты это о ком?

– Да так… Любимая поговорка отца… Он часто повторял ее, когда по радио и телевидению сообщалось о таких великих стройках. Ты знаешь, он мне рассказывал, что если бы до революции кому-то пришло в голову рубить кедры, то местные мужики его забили бы до смерти. А у нас за три-четыре десятка лет свели на нет все кедровые леса, испоганили Ладогу, надругались над Байкалом…

Глава ХLIII

«МЕХОВЫЕ КУРТКИ»

– Смотри! – прервала меня Елена, показывая вперед.

Шарик, до этого времени дремавший на носу баркаса, вскочил на ноги и яростно зарычал.

Я оглянулся. Прямо по курсу нам наперерез двигались три лодки. В каждой из них было человек по пять. Вдоль правого берега тихо крались еще две, отрезая нам путь к отступлению. Я бросил весла и схватил автомат. Елена уже держала свой наготове.

– Ложись на дно! – сказал я ей, быстро перебираясь на нос, – кажется, будут стрелять.

Когда до лодок оставалось метров тридцать, я послал в воздух очередь. Выстрелы подействовали. Лодки сгрудились посреди реки, сидевшие в них люди стали совещаться. Наш баркас сносило прямо на них.

– Эй! – крикнули с лодки, – кто вы?

– Потерпевшие крушение… и вообще мирные люди… А вы кто?

– Мы тоже мирные. Здесь живем! – последовал ответ.

– Пропустите нас! – потребовал я.

– Стрелять не будешь?

– Не буду!

Лодки начали расходиться, а баркас продолжал плыть по течению.

– Эй! – снова раздался крик. – Туда дальше нельзя.

– А что такое?

– Вы не найдете выхода на берег. Кругом болота. Вас разнесет в щепки, когда будете плыть через плотину.

– Держи-ка их на прицеле, – тихо сказал я Елене, садясь на весла.

– Я могу высадиться здесь?

– Давай, нам не жалко!

– Только без фокусов! Показывайте путь.

Вход в устье притока был незаметен. Я бы его наверняка принял за очередную заводь гниющей воды. Вскоре берега этой «заводи» стали уже, показались сухие участки берега. Лодки направились туда. Я причалил в метрах тридцати от наших провожатых. Понимая мои опасения, они не делали попыток приблизиться. Мы с Еленой взяли два рюкзака, наполнили их провизией и боеприпасами. Мне пришлось взять еще винтовку с оптическим прицелом, третий автомат, бывший у Покровского. Общий груз был внушительным. Немного подумав, я вытащил у генеральского автомата затвор и, широко размахнувшись, швырнул его в реку. Затем забросил и сам автомат. По моим расчетам, идти придется километров триста, а если учитывать различные препятствия, то и все четыреста.

– Подойдите кто-нибудь, – позвал я, обращаясь к стоящим неподалеку людям.