Тайна рождения славян

Возникает вопрос о причинах и закономерностях фонетических и семантических изменений, приведших к переходу от различных вышеотмеченных этимологических вариантов к «аrun». Ответа нет. Переводя терминологию в русло предшествующих рассмотрений, повторим его: «Каков алгоритм этимологической реконструкции топонимов и какой объем, какого рода информации необходим для этого?». Ответа мы также не получим. Такой подход стал уже настолько привычным, что один из авторов считает: «иметь единственный вариант как-то неприлично, надо бы 2–3». Несколько вариантов делают отыскание истины недостижимым. Это означает, что такой цели не ставится изначально. Ее заменяет ставшее традиционным стремление к наукоподобному жонглированию лексическими фантазиями. С легкой руки лингвистов этот подход был заимствован не только историками, но и всеми пожелавшими «выйти на ее тропу».

Приведем еще ряд характерных примеров. Так, считается, что скифы именовались на самом деле скитами от скитания, а целты (кельты) – желты от светло-русого цвета волос, сколоты есть жолоты, то есть золотые. Британия на самом деле читалась как Бридания – от больших бород, Каледония – Хладония, Бельгия – Белга от белки. Этноним этруски производился от русского слова хитрушки, Днепр – Данапер – прущий со дна. Не проводили разницы между «россы», «руссы», «расы», «россаны», «россаланы», «рюджии», «рушии», «расцы», «раши», «рутсени», «руцции», «руги», «расси», поскольку все это относится к русскому народу. Эти представления содержатся в труде В. К. Тредиаковского [20], второго русского академика наряду с М. В. Ломоносовым, поэта, филолога и историка. Они относятся к середине XVIII века. Очевидно, читатель уже знаком, и мы встретимся далее по тексту с аналогичными подходами, не только существовавшими почти триста лет назад, но и присутствующими у современных авторов. То есть для этой области науки время застыло и не было предпринято никаких прогрессивных решений. Если бы дело обстояло так в металлургии, физике или химии, то мы сейчас писали бы гусиными перьями.

Этимологи деликатно обходят стороной и другой очень важный вопрос о механизме внедрения своих версий. Каким образом они превращались в топонимы? Чтобы слово стало топонимом, оно должно быть общественно значимым. Это может быть реализовано через традицию либо процедуры своеобразной официализации и легализации, а затем легитимизации. Одного лишь офонимического признака здесь явно недостаточно. Если мы установили, что название племени смолян происходит от смолы, а древлян от древа, то такая этимология является слишком простой и прямолинейной. Она не объясняет образно-ассоциативную трансформацию исходного значения обыденного слова в сознании наших далеких предков и придание ему религиозно-мистической сущности, дабы стать этнонимом. А выражения таких ассоциаций были весьма неожиданными. Так, глаз означал солнце, а птица – небо. Для того чтобы решить эту проблему, вначале она должна быть осознана.

Топонимы – это крайне консервативное явление. Изменения в названиях должны иметь свои причины; сиюминутные и малозначимые события, которые иногда приводятся в качестве обоснований, являются неверными. Корни фонетических изменений лежат в исторических процессах тех времен, которые происходили в данном месте и связаны с появлением нового окружения. Производить произвольные трансформации без их учета – прием недопустимый, особенно когда это касается заимствований слов из лексиконов других народов. Если «аrun» предшествовало бретонское название «arno» или французское «ласточки», то необходимо исследовать, какие процессы происходили в этом регионе, какой народ, когда и почему произвел такую замену на «аrun». Появление в этом районе Англии басков с исторической точки зрения смотрится одиозным. Основная масса этимологий демонстрирует более виртуозное знание словарей и способности авторов создавать самые невероятные комбинации. В области естественных наук такие результаты обычно не публикуются и не выдаются за итог исследований. Возможно их упоминание мельком, и то в порядке высказывания гипотез.

Не лучшую услугу оказывает народная этимология (legendes les profanes – истории необразованных), которая иногда воспринимается как данность. Она является продуктом устного народного творчества, восполняющим информационный вакуум за счет примитивных фантазий или фонетических заблуждений, реального субстрата под собой не имеющих. Достаточно привести примеры с легковесным и легковерным отождествлением топонимов Брест (вяз) с Берестье, а названия Минск со словом «менять», Гомель – «Хо! – мель», Калуга – «Ко лугу», Таруса – «То русы», Жиздра – «жив – здрав!» и др. Козельск так был назван потому, что там бродило много козлов, а в Липецке оказалось много лип. Один путник, увидев селение, спросил другого: «Чи та или не та?». Тот ответил: «Чи та». Этого было достаточно, чтобы назвать город Читой, заменив старое название. Согласно местному преданию, Петр I, проезжая ночью, бросил фразу: «То тьма». Появился город Тотьма, о котором он ни разу не слышал.

К сожалению, не было предпринято попыток создания каких-либо критериев и правил этимологизации топонимов. Данное направление плелось в хвосте лингвистики, зачастую не замечая ее успехов, а также забывая о том, что топоним – это не только «онима», но и «топос». То есть не только лингвистическая категория, но и топографическая.

В существующем виде историческая топонимика является вспомогательной дисциплиной, обслуживающей интересы других наук. Она не способна сформировать объемы информации, достаточные для реконструкции исторических событий и генерации самостоятельных концепций.

* * *

Как следует из вышесказанного, каждый метод в отдельности не в состоянии обеспечить необходимый объем достоверной информации, достаточный для надежной реконструкции исторического события. При таком подходе авторы обречены на «…изложение своих версий на основании разрозненных фактов» [19] или «…критический взгляд на старые источники уровня текущего столетия» [18], если даже «проглядывается уверенность в собственном варианте» [13]. Таким образом, все сводится к «изложению своих версий, варианту и критическому взгляду» (опять же сугубо субъективного характера). Это означает составление очередной комбинации вышеупомянутых шашек, существующих в заведомо недостаточном количестве, и представляет собой выстрел вслепую в надежде попасть в яблочко. Зачастую существуют подходы использования известного на данную тему материала, включая непроверенную информацию историков предшествующих поколений, не проводя исследований на предмет достоверности. То есть вакантные клетки на шахматной доске заполняют ложные шашки. Как мы увидим далее, это приводит к алогичным или одиозным выводам.

Предполагается ли в ближайшее время изменение этой ситуации в плане появления новой информации? Маловероятно. Надежды на то, что удастся найти в архивной пыли исчерпывающую летопись анонимного автора, объективно описывающую события некой эпохи, призрачны. Равно маловероятно неожиданное появление параллельных письменных сведений о загадочных археологических культурах. Дискуссии по поводу этимологии и принадлежности десятка новых топонимов, равно как и обнаружение неизвестных групп брахицефалов, ситуации не прояснит. В любом случае эти данные могут стать лишь базой для новых версий или будут ждать своего времени, чтобы занять место в какой-либо теории.

В целом авторы оперируют одним и тем же известным на настоящий момент набором информации, как в количественном, так и в качественном отношении. У кого-то ее несколько больше, у кого-то меньше. Поэтому ее недостаток чаще всего восполняется самим автором и с ее помощью «заполняются все 64 клеточки на шахматной доске» или по двум точкам «проводится только прямая», забывая о массе кривых и получая единственный, но исключительно собственный, вариант. При этом автор когда не подозревает о конкурентных решениях, когда не желает их видеть, а иногда, защищая собственные «наделы», подвергает уничтожающей критике альтернативные варианты. Получая частные комбинации информации, фактически строятся неадекватные модели явлений, существующие только на бумаге, но не в реальности. Они-то и преподносятся как «сенсации». Во многих случаях это чистосердечное заблуждение. «Деятельность человеческого мозга двусторонняя, и самые прямые и серьезные соображения оказываются лукавым и насмешливым взором» (Ж. Дюмезиль). Такие ситуации встречаются во всех областях наук, но особенно этим страдают вербальные исторические построения, поскольку они не подтверждены количественно. Но если существуют различные версии, то этого явно недостаточно для установления истины.

Иногда такие работы создаются явно намеренно. Залог получения сенсаций – это дополнение минимального исходного объема информации за счет умозрительных построений. Одним из характерных признаков «сенсационных» работ является отсутствие ссылок на источники, они заменяются расхожей фразой «хорошо известно» или «наукой установлено». При таком подходе источники являются лишней помехой. Другим признаком является отсутствие результатов, полученных с помощью собственных методологических подходов. Они основаны лишь на переложении имеющегося материала. Под маркой «исторической литературы» на прилавки иногда попадают произведения, основанные лишь только на одной посылке. Как ни покажется странным, они тоже имеют право на существование, только при этом нужно оговариваться о жанрах заранее. Если бы книги выпускались с грифом «научное исследование», или «исторический роман», или «историческая fantasy», или «мистика» и это бы соответствовало их действительному содержанию и находились бы они в разных отделах магазинов, тогда сразу бы исчезла масса недоразумений и пустых дискуссий.

Требования к исторической науке постоянно растут. История после трудов Гумилева уже не может рассматриваться как простое описание не только совокупности событий, но даже истории народов и человечества. Актуальными становятся задачи выявления общих закономерностей и детальных механизмов общественно-исторических процессов, протекающих в широких хронологических интервалах. Основным объектом исследования должен стать этногенез, как конкретных народов, так и человечества в целом. В связи с этим предстоит сконцентрировать внимание на изучении трех сопряженных явлений: демографии, пассионарности и миграционных процессов. В конечном счете, именно они определяют ход истории, включая эволюцию общественной системы, способов производства и религиозных доктрин.

Очевидным является существование часто встречающейся ситуации явного недостатка информации нового качества, необходимой для формирования однозначных выводов.

Цель науки и состоит в том, чтобы, двигаясь на ощупь, следовать по пути к истине. Речь идет о том, чтобы поиски не были бессистемными и не сводились к голой эмпирике, а производились осознанно и взвешенно, с помощью постоянно совершенствующегося инструментария. При этом авторы должны ясно осознавать, что они получают в результате исследования, – концепцию определенной степени завершенности или гипотезу.

Дополнительные объемы достоверной исходной информации сокращают количество гипотетических вариантов и приближают нас к истине. Поскольку в рамках одного или двух методов зачастую невозможно получить требуемый для надежной реконструкции явления объем информации, то особенно важным становятся междисциплинарные исследования. Они, дополняя друг друга, ликвидируют лакуны информационного поля.

Излишняя скрупулезность и доступность, с которой излагается данная проблема, имеют своей целью привлечь внимание к данному обстоятельству. Многие авторы не задумываются о необходимости проведения комплексных исследований, а читатель воспринимает результаты таких работ как историческую истину. Продвинуться вперед по пути познания можно только имея принципиально новые данные, которые, как правило, возникают на стыках наук. «Непознаваемое в одной науке легко решается средствами другой» (А. Г. Кузьмин). Перекладывание с места на место известной информации, находящейся заведомо в недостатке, приведет нас только к очередному варианту гипотетического характера.

III. Континентальная топонимика дифференцированных топонимиконов – эффективный метод исследования исторических процессов

На основании изложенного в двух предшествующих разделах можно заключить, что исследования в области возникновения славянства и ранней фазы его этногенеза, включая расселение племен, наталкиваются на одну и ту же проблему, заключающуюся в недостатке информации. Причина состоит в том, что привлекаемые методы исследования в силу различных причин не в состоянии его обеспечить. Это обстоятельство не дает возможности отдать предпочтение одной из нескольких имеющихся гипотез или хотя бы существенно снизить их круг, получить принципиально новые данные или осуществить систематизацию имеющихся. «Там, где лингвистика теряет ощущение времени, а археология затрудняется с объяснениями причин смены культур, большую помощь оказывает антропология. Однако обряд трупосожжения лишает материала именно в тот момент, когда славяне появляются на исторической арене» [3].

Поскольку существует проблема, то нужно представлять методы ее решения. Очевидна необходимость использования качественного новых методов исследований, способных кардинально изменить ситуацию. В рамках старых подходов эффективность асимптотически стремится к некой величине и не позволяет вывести решение проблемы на новый уровень.

Само собой разумеется, что с целью построения адекватных исторических моделей инструментарий и идеология каждого метода должны не стоять на месте, а постоянно развиваться, должны появляться новые подходы, способные обеспечить поступление дополнительной репрезентативной информации. Особенной ценностью в данном случае будут обладать методы, основанные на количественных принципах.

Такими резервами обладает каждый метод исследования. В данном случае мы поведем речь о топонимике. Можно только повторить, что ее возможности используются ограниченно. По мнению А. В. Назаренко [2], «…источник этот тем более перспективен, что практически не изучен. …чаще всего топонимика выпадает из поля зрения историка, так как просто не входит в круг привычных для него традиционных источников. Из-за этого остаются втуне даже такие данные, для использования которых вовсе не требуется особой языковедческой квалификации».

Между тем топонимы являются достаточно объективной исторической категорией, они не подвержены конъюнктурным веяниям, не зависят от субъективного мнения летописцев. «Топонимика и ономастика позволяют продвинуться вглубь веков, из которых как бы навстречу выходит материал археологических культур и смутных самих по себе фольклорно-обрядовых мотивов» [3].

По сравнению с археологическим материалом топонимы доступны на широких пространствах и не требуют сплошных раскопок целых регионов. Их этническая атрибуция в большинстве случаев является более определенной, а этническое отнесение составляет менее трудную задачу, чем для объектов археологии. Как и сказания, они представляют собой одну из разновидностей культурных пластов устного народного творчества, хранившихся до поры до времени в народной памяти и позднее обретших письменную форму. В отличие от мифов, былин и летописей, топонимы являются более надежным историческим источником, поскольку мало подвержены конъюнктурным изменениям и субъективной трансформациям. То, о чем не знают исторические источники и агиография, рассказывает топонимика, самый объективный летописец и журналист всех времен. Мы же только «проявляем» на карте картины исторических процессов, которые уже написала до нас история. Топонимы дают возможность немым археологическим культурам начать произносить первые слова.

Ранее был сделан вывод [11], что существующие топонимиконы являются в значительной мере теофорными. В них нашли отражение имена различных божеств. Это может показаться странным, но истоки происхождения хорошо нам известных Козловок, Липовок, Орловок и Вороновых имеют лишь косвенное отношение к представителям флоры и фауны. Они берут свое начало не только в глубине веков, но и совершенно с других, зачастую весьма удаленных территорий, олицетворяя собой древних языческих богов – тотемов, принадлежавших родоплеменным сообществам. Эта традиция давать имена своих божеств рекам, горам, населенным пунктам прослеживается практически у всех народов и является весьма устойчивой. Названия, однажды возникнув на карте, сохранялись и веками разносились переселенцами на огромные расстояния, отмечая пути их передвижения. При возникновении современных религий на картах стали появляться имена святых и события писаний.

Традиция языкового кодирования природных объектов, их выделения среди прочих равных, являлась следствием практической необходимости ориентации на местности древних сообществ охотников, собирателей и номадов. В то время человек еще не отделил себя от природы, считал себя ее равной частью и полностью зависел от нее. Это явилось причиной формирования тотемистских представлений. Каждое дерево, речка, гора были родственниками. Там проживали боги лесов, ручьев, озер, от которых роды вели свое происхождение и брали их в тотемы, имена которых переходили в названия на карте, передаваясь из поколения в поколение. Народная молва разносила их на большие расстояния, и они были известны далеко за пределами конкретной местности. Этот процесс хорошо описан в 19-й Яште Авесты [49]:

Все горы, коим люди,
Взойдя или увидя,
Давали имена.

На берегах рек и у подножий гор возникали стойбища, а затем поселения рода – племени, имеющего конкретный тотем. Поначалу, в глубокой древности, насельники их никак не называли, в этом не было необходимости. Но, как только начало появляться окружение (поселение неподалеку), то оно тотчас «помечало» соседнее сообщество конкретным названием – именем их тотема. Возникали первые топонимы и этнонимы, которые закреплялись. Со временем это стало традицией, воспринятой самим населением, и названия стали присваивать сразу. Из-за далеких гор приходили переселенцы, создавали деревеньку с собственным специфическим и иногда непонятным для местных именем. Проходили века, потомки уже забыли свой род и племя, а название оставалось. Наверное, и сейчас французы не могут объяснить невесть откуда возникшие Kozebog под Брестом, как и само название Brest [11], если они вообще над этим задумываются (Брест – вяз, срб-хорв). К названиям привыкают. Если появлялись представители нового народа, то они воспринимали уже существующие названия и начинали их использовать.

Для того чтобы топонимический метод стал равноправным инструментом исследований и обеспечивал поставку дополнительных объемов репрезентативной информации, необходимо изменить методологические подходы в количественном и качественном отношении. Во-первых, от единичных топонимов и локальных топонимиконов перейти к континентальным масштабам. Во-вторых, в связи с тем, что интегральные топонимиконы малоинформативны, их следует дифференцировать. В принципе, часто используемое вычленение гидронимов или ойконимов и является попыткой реализации такого подхода. Выражаясь математическим языком, это первая производная. Но она является достаточно общей, поскольку в большей мере отражает распределение на карте географических объектов определенного типа, обозначенных крупными этноязыковыми сообществами. Подобная попытка даже при внушительном объеме данных не позволила получить ясную картину районов исхода и маршрутов расселения славян по Восточной Европе [50]. Поскольку, в конечном счете, мы изучаем историю человеческих коллективов, то необходимо выделение групп топонимов, которые относятся к этническим или субэтническим единицам, а не к характеру географических объектов. Только такой подход даст нам информацию об их исторических судьбах. Это можно сделать по таким составным частям топонима, как основы и форманты. Таким образом будут сформированы соответствующие топонимии. Это уже вторая производная, способная дать принципиально новую информацию.

Однако со списочной формой топонимов можно работать только как с лексическими единицами. Поэтому на втором этапе необходимо вспомнить, что термин «топоним» предполагает расположение его на местности. Возникающая картина отражает, как правило, районы локализации и миграционные процессы, имевшие место в древности. Такой принцип по сравнению с интегральным методом анализа, например, славянских или индоевропейских топонимов на определенной территории, позволяет наблюдать их тонкую структуру, на уровне как малых сообществ (родов, племен), так и этнодиалектных общностей.

Топонимы являются «долгожителями» и сохраняются тысячами лет. Упоминаются догреческие названия на Пелопоннесе и доиталийские на Апеннинах [46, 51]. Условием их поддержания является существование окружения. Это конкретная этническая масса, либо создавшая их в соответствии с собственными традициями, либо воспринявшая уже ранее существовавшие названия как данность. В первую очередь это относится к гидронимам и оронимам, именно они представляют собой наиболее архаичный пласт. И только в лихую годину, когда орды захватчиков уничтожали все живое, название исчезало вместе с местечком. Но если хоть кто-то оставался, то поселение возрождалось с тем же именем. Агрессоры могли остаться, установить собственную власть, радикально обновить этнический состав и сменить название. Но это касалось в основном ограниченного количества крупных и жизненно важных политико-экономических центров. Что касается массы хуторов и деревушек, то они так и продолжали существовать, не меняя «паспорта». Одни деревеньки развивались и становились городами, другие хирели и забрасывались, а население растекалось по окрестным селищам. Название терялось. Несмотря на протекающие во времени процессы вымывания топонимов, определенный их пласт сохраняется и через тысячелетия дошел до наших дней. В [37] удалось реконструировать ведическую топонимию на просторах Европы и Азии и выявить прапантеон богов индоевропейцев.

При этимологизации нужно решить первую и главную задачу: «откуда» (была перенесена топооснова). То есть определиться с ее этнической принадлежностью. А затем попытаться понять, «что» (какова ее семантика). Вторая задача является второстепенной и не проливает света на проблему этногенеза, являющуюся главной целью топонимических исследований.

Явление локализации одноосновных топонимов не может быть случайным. Их автором является конкретная этническая или субэтническая общность, воспроизводившая характерные для нее лексемы в названиях, которые мы гораздо позже транскрибировали на карте. Следовательно, локализация группы созвучных топонимов на конкретной территории является свидетельством их общего источника происхождения, несмотря на то, что этимология и морфология некоторых из них для нас в настоящий момент неясна. Топонимы являются отражением языка и некогда происходивших в нем изменений, характерных не только для целых народов, но и для их локальных общностей. Этносы и субэтносы характеризуются той особенностью, что они занимают конкретную территорию, иногда больших, иногда меньших масштабов, на которой и оставляют присущие им топонимы. Если такие сомнительные неэтимологизируемые топонимы входят в локальные массивы совместно с однозначными топонимами, то степень вероятности их отнесения к исследуемой топонимии является достаточно высокой. И наоборот, если сомнительные топонимы расположены хаотически или в стороне от этих массивов, то их отнесение маловероятно. Это является особенно полезным в том случае, когда локальный топонимикон, вплоть до масштабов долин или гор, охватывает территории, заселенные в разные времена пестрой массой инодиалектных общностей, понимание языковых деталей которых иногда встречает значительные трудности даже у специалистов. Поэтому изонимические массивы могут включать в себя единичные топонимы, подвергнутые инородному (инодиалектному) влиянию, сопровождающемуся специфическим изменением фонетики. События древности часто изменяли топонимы в формантной части, а иногда и в основе. Лингвистически такие проблемы решаются далеко не всегда, пока это не точная наука. За такими частными явлениями кроются процессы изменения языка, происходившие в глубокой древности, о которых информации у нас зачастую отсутствует.

Но и из этого правила имеются исключения. Если произошло отселение от исходной языковой общности некой минимальной группы индивидуумов в иноязыковую (инодиалектную) среду, то это может породить заметную трансформацию топонима, носителем которого они являются. Данные случаи являются единичными и должны рассматриваться отдельно с привлечением дополнительных методов исследования, но только в том случае, если ожидаемый результат того заслуживает. Этимологизация единичного топонима – не самоцель.

Все вышесказанное относится и к тому случаю, когда топонимия представлена не только в виде локального массива, но и в виде цепочек, полос и растянутых облаков, отражающих пути миграции отдельных этнических и субэтнических групп, переносящих характерную для них топооснову (см. также [11]). Эти общности переселялись на большие расстояния, оставляя за собой цепочку названий в виде гидронимов, оронимов, ойконимов.

Предлагаемый метод локализационной идентификации (если хотите, топографической этимологизации) не требует проведения расширенных лингвистических исследований и дает однозначный ответ на вопрос «откуда».

Таким образом, для того чтобы этимологизировать топоним, необходимо учитывать несколько критериев:

1. Топонимы имеют «автора», их в свое время создал конкретный народ в соответствии с особенностями того языка, которым он обладал на данный момент времени.

2. Каждый народ или его группа имеет свойство локализоваться на определенной территории и воспроизводить на месте или на пути следования родственные топонимы.

3. Все последующие изменения в топонимах являются следствием межэтнических и субэтнических контактов, то есть исторических событий.

4. Распространение одноосновных топонимов является отражением движения народов, миграций.

5. Этимологизацию следует начинать с имен древних божеств народов не только конкретного региона, но и весьма отдаленных территорий. Топонимы и народы имеют свойство перемещаться во времени на большие расстояния. Если даже эти имена в данный момент времени нам неизвестны, то следует провести дополнительные исследования.

Выполнение работ в рамках предлагаемой системы выбивает почву из-под неконкретных рассуждений и не дает возможности далее плодить очередные нагромождения фантастических этимологических гипотез, претендующих на открытия.

Топонимика в таком оформлении является единственным связующим звеном между археологической культурой и ее духовной составляющей, языком и религией. По сравнению с традиционной топонимикой она существенно увеличивает объем информации, столь необходимой для понимания исторических процессов древности, представляет ее в качественно новом виде. В комбинации с прочими дисциплинами это приближает нас к получению однозначных выводов.

Надеюсь, что приведенные ниже результаты исследований лишний раз убедительно продемонстрируют правомерность такого подхода.

Глава 1. Картина заселения Балкан и Центральной Европы в топонимах

Для того чтобы создать полное представление о миграционных потоках, предстояло выявить маршруты переселения в указанных направлениях. Причем их количество должно быть достаточным для получения достоверного результата. Поэтому мы отказались от общеизвестных подходов, использования таких дискретных географических категорий, как гидронимы и оронимы, а исследовали распространение непрерывных единиц, топооснов и формантов.

1.1. Миграции родоплеменных образований. Топонимия основ

Переселения целесообразно было ранжировать по племенному признаку, то есть изучать не территории и направления, а перемещения конкретных сообществ. Как было отмечено в [11], топоосновы в подавляющем большинстве отражают тотемные божества и относятся к родоплеменным образованиям.