Старшина

– Ну так что? – спросил Кацуба. – Отдаешь дешевле? Я пачки три возьму.

И все было бы прекрасно, если бы первому курсанту не попался под ноги чемоданчик Кацубы. Он об него споткнулся и очень оскорбился этим.

– Чей «угол»? – грозно спросил он.

Кацуба посмотрел на свой опрокинутый чемодан, оглядел сонными глазами четверых и процедил сквозь зубы:

– Что в таких случаях делают приличные люди? Поднимают чемодан, ставят его на место, просят прощения и тихо топают дальше.

– А в глаз хочешь? – коротко спросил другой курсант.

– Не связывайся, – тревожно сказал инвалид Кацубе.

– Очень я не люблю, когда незнакомые люди со мной на ты разговаривают, – пожаловался Кацуба инвалиду. Снял с плеча сидор и положил на прилавок.

У курсанта с медалью уже прыгало бешенство в глазах.

– Чемоданчик на место, – негромко сказал ему Кацуба. – И без нервов, пожалуйста...

– Ах ты ж сука! – задохнулся курсант. – Это ты мне?..

И, не выдержав напряжения, бросился на Кацубу.

Кацуба недобро усмехнулся, резко и коротко ударил курсанта в солнечное сплетение. Курсант отлетел метра на три, а трое остальных мгновенно рванулись к Кацубе.

Кацуба бил точно, расчетливо, без единого лишнего движения, и восемнадцатилетние мальчишки отлетали от него, взрывая своими телами серую азиатскую базарную пыль.

Инвалид старался перелезть через прилавок, чтобы помочь Кацубе, но тот приказал:

– Сиди торгуй, не рыпайся...

Он подхватил налетевшего на него курсанта с медалью за штаны и гимнастерку и перебросил через торговый прилавок.

– Полетай немного, авиатор. Потренируйся, – сказал ему Кацуба и ногой дал пинка в зад другому, встающему с земли.

– Патруль! Да где же патруль?! – в отчаянии закричала московско-ленинградская молодая женщина. – Господи!.. Да бегите же кто-нибудь за патрулем!..

В то время «патруль» было магическим словом.

– Полундра!.. Патруль!.. – не разобравшись, в чем дело, крикнул кто-то из курсантов, и все четверо бросились врассыпную.

Но Кацуба успел прихватить одного из них – со значком ГТО. Он просто приподнял его за ремень и разорванную гимнастерку над пыльной землей и сказал ласково:

– Не прощаются... За собой не убирают... Что за воспитание! – Аккуратно опустил курсанта на ноги и приказал: – Чемоданчик на место.

Курсант поднял чемодан и поставил его у ног Кацубы.

– Спасибо. – сказал Кацуба. – До свидания.

– Ну, погоди... – прошипел курсант и побежал вслед за приятелями.

– Хорошо, – коротко согласился Кацуба и сплюнул кровью. Кто-то из мальчишек все-таки успел достать его.

– М-да-а-а... – потрясенно произнес инвалид.

– Да как же вам не стыдно?! – вдруг заплакала молодая женщина. – Они совсем еще мальчики! А вы их... Дурак здоровый...

Кацуба осторожно потрогал верхнюю губу, опять сплюнул кровью и удивленно сказал:

– Довольно шустрые мальчики...

И в первый раз посмотрел на эту женщину. И она ему очень понравилась. Он перекинул сидор через плечо и спросил инвалида:

– Так почем, ты говорил, папиросочки?

Инвалид облегченно рассмеялся и лихо махнул культей:

– А-а!.. Бери по пятнадцать!..

– О! – удовлетворенно сказал Кацуба. – Это же другой разговор!

* * *

Это была военно-авиационная школа, рожденная войной. Ни традиций, ни сладких воспоминаний «старичков» о лучших днях мирного бытия здесь не существовало.

Была далекая от фронта Средняя Азия, бескрайние просторы, которые позволяли самолетам заходить на посадку и взлетать с любого направления; почти постоянные курсы ветров и крайне малое удаление от районного центра.

Все службы авиашколы размещались в длинных деревянных одноэтажных бараках на добротных каменных фундаментах. Даже штаб школы. Но два здания были сооружены капитально. Из кирпича, в три этажа каждое, с широкими лестницами и светлыми помещениями.

Чахлая, пыльная азиатская растительность на всей территории авиашколы была буйно расцвечена врытыми в землю стендами с немеркнущими изречениями из уставов и немудрящими афоризмами, прославляющими именно тот род оружия, которому служила эта школа...

Повсюду было чистенько – фундаменты побелены известкой, на спортплощадках под турниками и брусьями – свежие опилки, проходы и проезды окаймлены белыми крашеными камешками.

По одному из таких проездов пылил «виллис» начальника школы генерал-майора Лежнева. Генерал ехал с аэродрома после тренировочных полетов. На коленях у него лежали кожаный шлемофон и планшет с картой. На гимнастерке виднелась звездочка Героя.

Отдавали честь «виллису» проходившие офицеры, пробегавшие курсанты и самый различный техсостав.

Генерал кивал головой направо и налево, внимательно разглядывая свою школу.

– В штаб? – спросил пожилой шофер в комбинезоне.

Генерал самую малость помолчал и сказал:

– В первую эскадрилью. Там Хижняк личный состав собрал. Пополнение инструктирует.

– Этому пополнению еще титьку сосать, – мрачно сказал шофер.

– А им воевать пришлось, от голода пухнуть.. – то ли согласился генерал, то ли упрекнул шофера.