Под куполом небес

– Что за фраер твой – Вячеслав Кириллович?

– Думаю, Иванькову это определение не понравилось бы!.. Люди его знают как Ассирийский зять, Кириллыч, Дед, Япончик. Но для нас, цирковых, он всегда был Батя. Мы под его защитой!..

Смех оборвался на полуноте. Пистолет снова спрятался за спину под пиджак. На груди виновато шевельнулась золотая цепочка, навязчиво вылезшая из-под распахнутого ворота. Улыбка стёрлась. На лице отобразилось замешательство, граничащее с паникой. «Чернорубашечник» на полусогнутых отвалил. Подошёл к своим. О чём-то пошептался с главным. Подошёл снова.

– Уважаемые! Просим вас к нашему столу. Очень просим!

– Мы уже уходим.

– Сам Кипиш просит, подойдите!

Пашка неохотно встал, подошёл к столу «Прокопских». Света осталась на месте. Кипиш, как его называла братва, внимательно посмотрел на Пашку.

– Циркач?

– У нас говорят цирковой.

– Неважно. Откуда Японца знаешь?

– Его многие наши знают. Он учился в цирковом училище, был воздушным гимнастом, пока не упал с трапеции. Вячеслав Кириллович сказал, если что, – к нему обращаться.

Пашка пересказал всё, что знал от цирковых стариков, намёками причисляя себя к знакомым Япончика, что было откровенным враньём. Но чего не сделаешь в отчаянные минуты. В данный момент это получалось у него вдохновенно и весьма убедительно. На местного авторитета спокойствие «залётного» произвело впечатление – кто этих циркачей знает! Может, и вправду! Они, в конце концов, такие же «джентельмены удачи». Их бродячая жизнь тоже зависит от Фортуны и её Величества Судьбы…

– Не знал, не знал, что Япончик с цирком связан. То, что с эстрадой дружит, слышал. С Ёсей там и ещё с некоторыми достойными людьми. Ты-то сам по жизни кто будешь?

– Жонглёр. Жена с лошадьми работает.

– Зовут как?

– Павел. Паша Жара.

– Погоняло?

– Нет. Имя и фамилия такие.

– Хм! Звучит, как кликуха, красиво! Ладно, Паша Жара, будь гостем. Отдыхай! Никто не тронет. Если проблемы будут в городе, скажешь, что «Кипиш» – твой кореш! На пушечный выстрел не подойдут. Мы ваш труд тоже уважаем. Как вам копейка даётся – в курсе, не слепые.

– Мы уже уходим. И так засиделись. Завтра два представления.

– Ладно, давай, братуха! Удачи! Если что, знаешь, где найти. Спросишь «Прокопских», подскажут! Тут нас каждая собака… – Он хлопнул по ладони Пашки с азартом и с каким-то остервенением. – Все под богом ходим…

Последнее он сказал как-то с грустью, не смотря Пашке в лицо, словно говорил сам с собой. В нём на мгновение мелькнуло что-то человеческое…

Глава десятая

Это был странный разговор. После него осталось «послевкусие», какое бывает после обильных возлияний и последующего похмелья или как после тяжкого сна, который впивается в память своей гнетущей несуразностью и долго не проходящей муторностью…

В кабинете директора Кировского цирка Павла встретил человек в серой пиджачной паре.

– Меня зовут Александр Николаевич!.. – Он сделал выразительную паузу. Его серые внимательные глаза впились в Павла. Так обычно смотрят стоматологи перед тем, как сделать обезболивающий укол, а потом вырвать зуб… Он был не высок и не низок, не молод и не стар, не хмур, но и не улыбчив. Говорил не тихо и не громко, интонируя и расставляя в своём тексте акценты исключительно в нужных местах. Важное запоминалось как-то легко и основательно. Он же при всей своей выразительности был абсолютно нейтральным, не запоминающимся. Если бы Павла попросили описать этого человека, он бы не смог. Это было какое-то размытое серое пятно…

– Я представитель Министерства культуры. Начальник отдела коммерческих зарубежных связей. В данный момент – ваш куратор. – Александр Николаевич пожал Павлу руку и присел в соседнее кресло. – Кофе, чай?

– Спасибо! Мне ещё репетировать. – Павел пытался понять причину неожиданного вызова «на ковёр». Он отметил, как директор цирка чуть ли не на цыпочках, с подчёркнутым подобострастием, выскользнул за дверь. «Хм! Министерство культуры! Не хухры-мухры! Такие визитёры тут, видимо, не частые гости! Вон директор «лебединое озеро» танцует…»

– Чем могу, Александр Николаевич? – Пашка приготовился к беседе.

– Мы в курсе, что вы принимали участие во многих цирковых конкурсах. Даже в международных! Призовые места для вас стали нормой. Похвально!

Пашка иронично и с нескрываемым вызовом посмотрел на сидевшего перед ним чиновника от культуры.

– Неужто к званию хотите представить? А то мои художественные руководители уже устали рекомендации писать! От вас, под разными предлогами, каждый раз приходят вежливые отказы.

– Не торопитесь, Павел. Какие ваши годы! Всё у вас будет! И звания тоже. Станете вы и заслуженным артистом, и народным. Всему своё время… А сейчас речь вот о чём. Мы хотим выйти на новый рынок, где наш цирк стал бы коммерчески успешным. Нас интересует Ближний Восток. В частности Иран. Регион не из лёгких, прямо скажем. Там есть несколько местных цирков, а вот наш там никогда не был. Они организовывают международный конкурс, и мы хотим туда послать вас с вашим номером. Вы отработаете там короткий срок, присмотритесь, потом дадите рекомендации, стоит ли с ними связываться, насколько это может быть серьёзно с точки зрения творческого обмена и бизнеса. Здесь ещё и политическая составляющая, сами понимаете…

– Да, но почему я? Есть масса достойных номеров, которые много сильнее моего! К тому же я связан со своей женой, у которой конный номер, где я ассистирую.

– Мы в курсе. Сделаем всё необходимое, чтобы номер вашей жены нисколько не пострадал. К тому же, вас не будет всего какой-то месяц. А почему конкретно вы, постараюсь коротко объяснить. Во-первых, у вас минимум реквизита – кольца и костюм. Случись что, возвращаться будете без потерь – всё с собой. В самолёт, и вы дома. Второе! Вы хоть и немного, но говорите на фарси. Это важно! Поедете без переводчика и какого-либо сопровождения. Общаться с местными придётся плотно. К тому же Ближний Восток для вас не новость. У других такого опыта нет. Вы же воин-интернационалист, если не ошибаюсь? Боевая награда есть, ведь так?

Пашка неопределённо пожал плечами. Зачем на цирковом конкурсе в Иране такой опыт? Ему вообще всё это хотелось давно забыть…

– Мы на вас очень рассчитываем! Человек вы проверенный, серьёзный. И дело, которое мы вам поручаем, тоже не лёгкая прогулка к старику Хоттабычу в гости!..

Павел заёрзал. Ехать в какой-то там Иран никак не хотелось. Особенно сейчас, когда со Светой вроде всё наладилось, и они снова почувствовали вкус к семейной жизни.

– Я могу подумать?

– Конечно! Думать надо всегда. Но в нашем случае – это нечто большее, чем просьба… – Куратор вперил свой пуленепробиваемый взгляд в глаза Пашки, словно гипнотизируя.

– Когда ехать?

– Через неделю! – Александр Николаевич остановил протестующее движение жонглёра. – Билеты уже приобретены!.. Вот вам небольшой подарок: простенький разговорник на русском и фарси. Мало ли, пригодится. А это… – куратор сделал эффектную многозначительную паузу. – Сборник стихов вашего любимого Хафиза. Видите, мы знаем все ваши пристрастия! Это действительно достойный поэт! У вас хороший вкус! – представитель Министерства культуры, как бы невзначай, коснулся плеча Пашки.

– А теперь слушайте, Павел, внимательно! Очень внимательно! – Александр Николаевич подался вперёд и словно залез к Павлу в мозг, в очередной раз не спрашивая на то разрешения. Его голос зазвучал где-то внутри Пашкиной плоти – он мог поклясться в этом!.. «Что за наваждение? Ну, не спит же он! Вот фокусы!..»

– Обязательно посетите в Ширазе, где вы будете работать, Мавзолей Хафиза. Он представляет из себя открытый павильон, расположенный в саду Мусала, выполнен в виде беседки с восемью колоннами десятиметровой высоты, которые поддерживают медный купол в форме шляпы дервиша. Вот как он выглядит на фотографии. – Представитель Министерства культуры показал Пашке цветное фото. – Прижмитесь спиной к любой из колонн, загадайте желание – говорят, сбывается. Читайте стихи из подаренного вам сборника. Простоять у колонн нужно около получаса. Если сможете, чуть больше. Это очень важно! Ну не всё время, конечно, с перерывами, чтобы не вызывать у окружающих недоумение. Как-нибудь ненавязчиво. Посидите там на ступеньках. Так делают многие, приходящие туда. Погуляйте, побродите по саду. Там есть где спрятаться от солнца. Посидите в уединённом уголке, понаблюдайте как иранцы приходят на могилу поэта. Вы сможете увидеть, как люди исполняют faal-e Hafez – популярный ритуал, в котором иранцы пытаются предсказать своё будущее, открывая наугад томик стихов поэта. Те слова, что первые попадутся на глаза, надо трактовать, как свою судьбу. Получи?те, Павел, удовольствие от жизни!.. Запомните – сделать это нужно во вторую или четвёртую среду месяца с часу до двух дня по местному времени. У вас будет всего две такие среды. Не забудьте и не пропустите! Пожалуйста, запомните! Это важно! Подчёркиваю, очень важно! Среда! С часу до двух!.. И последнее. Кто бы что у вас ни попросил – отдайте! Слышите? Кто бы что ни попросил…

Глава одиннадцатая

Пашка вылетел из Кирова рано утром, когда в Москве ещё только рассветало. Он ёрзал в неуютном кресле «Тушки», не мог сомкнуть глаз. Мысли наваливались со всех сторон. Планы не выстраивались в логическую цепочку. Эмоции и вопросы со многими неизвестными бередили душу, путали сознание. Пашка был подавлен, смят, всё в нём было «против шерсти». Его выбили из привычного уклада и ритма цирковой жизни. Света, Захарыч, Венька остались где-то там, за тысячу километров, в Кирове. А он, оторванный от них, оказался в самолёте, по пути в Москву. Это как безо всякого предупреждения вытащить человека из тёплой гостиничной постели, сказать, что он выселен и ему нужно срочно освободить номер! На улицу, в исподнем, без вещей – марш!..

Пашка летел, вздыхал, долго не мог нащупать точку душевного покоя, пока не послал всё со словами: «Что будет, то и будет! Чего бежать впереди паровозного гудка!..» Последние слова он неожиданно для себя сказал вслух. Соседка рядом приоткрыла глаза, очнулась, сонно переспросила, о каком гудке идёт речь? Пашка замешкался, потом выкрутился:

– Я хотел спросить, нет ли у вас случайно «Гудка» – газеты?

– Откуда? Мы же в самолёте! Тут – аэрофлот, не газетный киоск!

– А-а, ну да, ну да… Простите…