Седьмое небо. Танго скорпионов. Остросюжетная современная библиотека

В бригаде коммунистического труда

За выстрел Витька приговорили к одному году условно и выгнали из школы. Он устроился работать учеником токаря на завод. Прикрепили его к опытному наставнику Алексею Вьюгину, – это был токарь высшего разряда. Работу свою начинал он всегда со стакана дешёвого вина. Когда у него не было вина, он посылал в магазин Витька, но при этом никогда не спаивал подростка. Он всегда ему говорил:

– Ты Витька будешь хорошим токарем, у тебя хватка есть и башка шарит, но вот эту гадость никогда не пей, – показывал он на вино. – И на меня не смотри, у меня стаж по вину ещё довоенный.

Завод в принудительном порядке направил Витька учиться в вечернюю школу рабочей молодёжи, не забывая справляться о его успехах в школе. Бригада в красном уголке постоянно журила его за плохие отметки и прогулы в школе. Но ему было безразлично всё.

– Работаю я хорошо, – оправдывался он, – а школьные знания, какие мне нужны, я получил в полной мере, – вон дядя Лёша Вьюгин, пять классов имеет, а лучшим токарем считается на заводе. Разве плохо будет, если я буду таким – же токарем.

– А мы хотим, чтобы ты лучше был, – говорила ему бригадир Елена Князева, – она же и председатель цехового комитета. – Не забывай, что ты работаешь в передовой бригаде коммунистического труда.

– А вы сами-то все сидящие здесь лучше, чем он? – спросил он у опешившей от его вопроса, бригады.

– Каждый человек индивидуален, – объясняла ему всё та же Князева, – в чём – то, кто, – то лучше Вьюгина, а в чём – то хуже.

– Вот когда вы во всём будете, лучше дяди Лёши, тогда я разрешу вам до меня докапываться. А пока я вижу, вы постоянно бегаете к Вьюгину за советами и за помощью, чтобы он брак вам исправил. Работайте вначале над собой, а потом за меня беритесь.

Бригада речь Виктора сочла за оскорбление и наказала его, лишив бесплатной поездки с цеховым коллективом, на хоккей Чемпионата СССР между командами Торпедо и Химиком.

Виктор наказание не огорчило, он мог самостоятельно доехать до дворца спорта и купить себе билет за полтора рубля, а то и за рубль на любой матч. Но Князеву он решил в этот день наказать. В конце рабочего дня он заметил, что она пошла в туалет, забыв закрыть ящик для инструментов. Убедившись, что все станочники заняты работой, он курс взял на её ящик для инструментов. Момент был идеальный, и грех было им не воспользоваться. Он незаметно вытащил у неё несколько измерительных приборов в пластмассовых коробках и вечером принёс их Рыжику.

– Купи за пятёрку, – предложил он Рыжику, – приборы высокой точности. Любой специалист, за них даже двадцатки не пожалеет, а я тебе, как своему почти даром отдаю.

– Где украл Злой? – спросил Рыжик.

– Тебе не всё равно, – ответил Злой, – бери или я отнесу их Малыге, он умелец знатный, ему всё сгодится.

Рыжик дал ему пять рублей, а коробки с приборами спрятал под железную кровать.

– Ты Злой ерундой занимаешься, – сказал Рыжик, – хочешь пойти со мной на стоящее дело? – спросил он.

– А сколько стоит? – поинтересовался Злой.

– Жалеть не будешь, думаю там золота чемодан взять. Есть у меня один ювелир знакомый по фамилии Самосад, – скупердяй великий. Огребает большие бабки, а питается одним хлебом и луком. Иногда кефир покупает. На автобусе не ездит, денег на проезд жалеет и на рваные штиблеты надевает калоши, чтобы новую обувь не покупать. Живёт один, как бирюк. Я ему несколько раз приносил, кой – какое золотишко и он охотно у меня скупал его.

– И что ты предлагаешь его ограбить? – спросил Виктор.

– Да, но мы должны к этому делу хорошо подготовиться, чтобы было всё без задоринки. Время у нас на подготовку есть, так – как Самосад работает сейчас, над какой – то замысловатой пряжкой для женского пояса. При мне её богатая бабенция ему заказывала. Он ей назначил время на ту пятницу в четырнадцать часов. У нас для осуществления плана есть целая неделя. Верона пойдёт с нами, но нам нужен будет ещё один верный человек. Поговори со своим другом Пыжом. Пощиплем ювелира и пряжку у бабы заберём.

– Так это налёт будет, – определил план Рыжика Злой.

– Налёт, когда с оружием бомбят, а мы культурно всё возьмём. У нас даже ножей не будет.

– Тогда я готов на такой скок, – согласился Злой, – и Пыж добро даст. Он давно мечтает мотоцикл купить.

– Ну и ладненько, – сказал Рыжик, – будем считать, что костяк для дела у нас сбит. Собираемся в следующую пятницу у меня в двенадцать часов. Я скажу, кому что делать и пойдём на дело.

В ближайшую субботу на работе был короткий день. Князева свой станок в этот день не включала и в ящик для инструментов не открывала. Она, как общественница, была занята профсоюзными делами и пропажу не обнаружила.

За обедом в столовой дядя Лёша вытащил из потрепанной записной книжки свой билет на хоккейный матч и отдал его Витьку.

– Посмотри Витя хоккей, – сказал он, – а я лучше сегодня в русскую баньку схожу к сватьям. Всё равно наши проиграют, чего я буду расстраиваться.

Злой поблагодарил его за билет, но на хоккей, поехал вечером один на электричке, а не в автобусе с цехом.

Во дворце спорта в перерыве его окликнули сзади. Он обернулся. Перед ним стоял Ромб. В руках он держал бутылку лимонада и печёные пироги.

– Вот так встреча! – обрадовано выкрикнул Виктор. – Не думал, что мы с тобой свидимся ещё когда? Разлучили нас внезапно, что мы и адресами не успели обменяться.

…Ромб протянул Витьку пирожок с капустой и, открыв бутылку лимонада перочинным ножом, протянул её Витьку. Они выпили ударивший им в нос газом напиток, а пустую бутылку Ромб спрятал за пазуху:

– Как-никак, а это пачка Памира, зачем такой тарой разбрасываться.

– Пэр, уже не куришь, на Памир перешёл? – спросил Витёк.

– Мужик с клюкой крепче и дешевле а, Пэр это так, для форсу.

Злой знал, почему Ромб сигареты Памир назвал мужик с клюкой. Ромбу хотелось давно повзрослеть. А тут выдался шанс показаться перед своим недавним попутчиком к морю, не мальчиком, а повзрослевшим парнем.

Там на пачке был нарисован горец, взбирающийся в гору при помощи посоха. И покупали такие сигареты только мужики уважающие крепкий табак. Молодёжь предпочтение больше отдавала болгарским и албанским сигаретам.

– А где Ластик? – спросил Злой, – вы вроде с ним неразлучны. Неужели поссорились?

– Ты, что Злой, – Ластик из интеллигентной семьи. Его папа после побега сына неимоверно лютует. Из партии выгнали за сынка, и из начальников цеха перевели в мастера. Он теперь после шести вечера Ластика на улицу не пускает. Ластик с Алькой сейчас дружит. Вот она по вечерам его дома и навещает. Алтана всё – же уехала в Грузию. Она оказывается, беременная была, вот и рвалась туда. И Альку подбила с собой. Алька живёт с женатым братом, у него своя семья, – ему сейчас эта сестра, как кость в горле. Её уже хотели направить в бессрочную колонию за нелегальный туризм, да её тренер вступился. Она на коньках бегает хорошо, вот он и сказал, что из неё сделает Олимпийскую чемпионку.

– С такими ногами как у неё и я бы бегал по мастерам, – тяжело вздохнул Злой. – Я в хоккей играю, и в юношескую команду меня не взяли только из-за плохого поведения. Подрасту немного пойду в основной состав, – буду играть, как Гуля Чистовский или Халаичев.

– А я в хоккей не могу играть. Я на гармошке бацаю не хило, карманы щипаю ещё лучше. И думаю, у таких ребят как мы с тобой мечты не сбываются, – сказал Ромб. – Так – как у нас точки опоры нет, и живём мы не по заветам Ленина, а по законам улицы, так мне завуч сказала. Я подумал на досуге и согласился мысленно с ней. Отец мне точку опоры не даёт. Если бы он мне купил аккордеон, я бы не громил ларьки и не таскал лопатники. У Ластика всё дома есть. Он из богатой семьи, и отец его пытается держать в ежовых рукавицах. Порол его с первого класса. А Ластик свободу любит, вот назло папе и сбегает то и дело из дома.

Тут прозвучал свисток о начале третьего периода, и ребята прошли на трибуны. Там они обменялись адресами, а после окончания матча простились, дав обещания, что отныне они забывать друг друга не будут.

Превратности судьбы

Ромб долго себя ждать не заставил. На следующий день Витьку утром позвонили в квартиру. В дверях ему улыбался Ромб и Алька с Ластиком. В руках Ластик держал коричневый большой кожаный министерский портфель.

В кинотеатре ребята смотрели новый фильм «Берегись автомобиля» а затем праздно шлялись по городу. Виктору тогда и в голову не пришло, что они присматривали ларьки, которые можно было не напрягаясь взять.

– Перекусить бы не мешало, – изъявила желание Алька.

– Пошли в столовку, – предложил Злой.

– Зачем она нам, – заартачился Ластик, – у нас полный портфель жрачки, – пошли в подъезд сядем и пожуём.

– Не надо в подъезд, – возразил Злой, – у меня друг надёжный есть Рыжик. Вот к нему и пойдём. Он мужик уже, – но вы не бойтесь ни Рыжика, ни его жены. Они законные люди. Я с пацанами, часто зависаю у них в доме. Там если, что и переспать можно.

…Он привёл их к Рыжику. Вероны нигде поблизости видно не было. Когда Ластик извлёк из портфеля всю снедь, в которую входили две противотанковых бутылки вермута, глаза Рыжика сразу оживились. Затем на столе оказалась колбаса докторская, сыр, вобла и горка конфет – батончики.

– Вы что бакалейный магазин подломили? – спросил он у гостей.

– Нам и бакалея по зубам, – гордо заявил Ластик и вытащил со дна портфеля набор инструментов для взлома замков. Там была и фомка и разные отмычки с пилками, а также связка разных ключей.

– Эти продукты с ларька, – объяснил Ромб, – они для нас самые доступные, их никто не охраняет. И мы без проблем можем взять любой, за исключением рынков. Там сторожа бродят, опасно туда соваться.

– Вот жуки, – неплохо вы пристроились, – похвалил их Рыжик, – может вам подкинуть несколько точек для работы. У меня есть на примете ларьки, не только где продукты есть, но и галантерея.

Они увлеклись разговором, что не заметили, как с русской печки на них смотрит и слушает проснувшаяся Верона.

– Мы для этого и приехали сюда, – сказал Ластик, – в Горьком уже опасно потрошить ларьки. Мы же не одни там такие ухари. В газетах уже пишут о повальных взломах ларьков. А на Мызе, кто – то умудрился из ларька вывезти несколько мешков муки и разных круп. Поэтому наряды милиции на улицах сейчас усилили.

– Нам галантерея пока не нужна, – раздался голос Вероны с печки, который заставил вздрогнуть гостей, – кур кормить нечем, – слезла она с печки и, подойдя к столу, восхищённо сказала:

– Вот это мы гульнём сегодня! Друзья Злого, – наши друзья! Придётся в погреб лезть, – солёной капусты, хоть достать, да грибков маринованных.

Виктор пить отказался и ушёл от Рыжика, когда его друзья, сморённые вином, полезли на печку и там уснули.

Больше их Виктор не увидит.

Только через семь лет он узнает, что в эту ночь они с Ры-жиком обчистят галантерейную лавку и их утром возьмут с награбленными вещами в электричке.

Но они не продадут Рыжика и отведут от себя Альку прямо в электричке. На полтора года они попадут в колонию для несовершеннолетних преступников.

Рыжик в тот день не знал, что ребят взяли.

На следующий день поместному радио он услышит, что на электричке работниками транспортной милиции были задержаны малолетние преступники, действующие в Моховых горах. При них были найдены орудия преступления, а так – же часть похищенных вещей из галантерейной лавки. Он на пару дней затаится, на свалке. Но, услышав от Вероны, что вокруг штиль стоит, вылез из своего логова. Ему было ясно, мальчишки его не сдали милиции, и гроза прошла мимо. Он через два месяца приступит к реализации своего плана с ювелиром, выбрав для этого самый удобный день. В святки, когда по улицам города будет много ходить ряженых людей, они пойдут на дело.

Пыжа они не возьмут с собой. Он будет лишней фигурой, так, как женщина с пряжкой просквозила от них, пока Рыжик трясся от страха, ожидая каждый день, что за ним могут приехать люди в синих шинелях.

Рыжик даст в руку увесистый пистолет Витьку и на голову наденет колпак рыцаря средневековья, сделанный из кордона с вырезами для глаз. А для себя он взял противогаз, принадлежащий когда – то Витьку.

– Ты же сказал, что чисто будем всё делать без оружия, – упрекнул Злой Рыжика.

– А где ты видишь оружие? – усмехнулся Рыжик, – у тебя в руках всего-навсего пугач. Психологический инструмент, как захочешь, так и унизишь. Загонишь им Самосада в туалет, а мы с Вероной будем хату шмонать.

На одной Вероне не было маскарада. Она была похожа на нэпманшу. В пальто с каракулевым воротником и такой же шапке, она создавала впечатление благородной барышни.

В таком виде она нажала на кнопку звонка Самосада. У коридорной стенки, притаившись, стоял Злой и Рыжик. Когда зафиксированная дверь с цепочкой немного приоткрылась, раздался голос Самосада.

– Вам кого дамочка?

– Я от Кантемира, – произнесла она, – он мне вас посоветовал.

После чего она показала на ладони две пары серёжек и перстень.

Цепочка с двери была снята и дверь открылась.

– Проходите? – доброжелательно сказал Самосад.

Но вместо Вероны первыми в квартиру вбежали Злой и Рыжик. Верона быстро закрыла за собой дверь и накинула цепочку. Бледного Самосада в это время за горло держал Рыжик, а Злой приставил к его груди ствол пистолета.

Они усадив его на унитаз, предварительно обмотали руки и тело белой тесьмой, которую хоккеисты использовали вместо шнурков.

– Говори, где золото прячешь Дупель? – прогудел в противогазе Рыжик, – и достал из-за пояса молоток.

– Я не Дупель, я Самосад, – зажмурив глаза, прошамкал ювелир. – Вы меня перепутали. Дупель очень богатый еврей и живёт он на улице Чапаева дом семьдесят. Идите к нему, а я сейчас только гравировкой занимаюсь. В основном часики облагораживаю надписями дарственными, да пишу могильные пластины. Я ведь не ювелир, а гравёр, работаю в похоронном бюро. Откуда у бедного еврея золото. Разве его дают за чужое горе?

Рыжик приподнял над его головой молоток.

– В жестяной коробке от чая, – выпалил он сразу, – коробка стоит в нише под кухонным окном.

– Давно бы так, – прогудел Рыжик, – сиди тут тихо, жив будешь.

Он закрыл дверь туалета и, достав из кармана большой гвоздь, вбил его в дверь, после чего молоток положил на рядом стоявшую полку для обуви.

Поживились они у Самосада прилично. В коробке лежало не только переплавленное золото, но и несколько ювелирных изделий и исковерканные зубные коронки. Книгу «Еврей Зюсс», Злой, зачем то забрал себе. Со стены сняли четыре графических полотна. В гардеробе у ювелира висело два бостоновых костюма и кожаное пальто с меховым воротником. Всё это добро они сложили в пустые чемоданы, лежавшие у Самосада на шифоньере.

– Трогать ничего не будем, – сказал Рыжик у себя дома, – убедимся вначале, что всё тихо тогда и поделим.

– А что может еврей крик поднять? – спросил Витёк.

– Если бы я знала, что он крик подымет, ни за какие деньги не пошла бы к нему с открытым лицом, – уверенно заявила Верона. – Крик с его стороны может в первую очередь отразиться на нём. Он скупает золото у населения и торгует им. Ему за эти дела срок большой накрутят.

– А коронки он с покойников снимает, – сказал Рыжик, – их делить между собой не будем. Выкинем. Грех большой в оборот пускать такое золото.

…За Виктором приехали на работу через день. Он отдыхал в обеденный перерыв, в раздевалке растянувшись на лавке. Почувствовав, что кто – то дотронулся до его плеча, он открыл глаза.

– Ты Яшин? – спросил его мужчина в каракулевой шапке с кожаным верхом.

Витёк сразу угадал, что этот мужик в штатском с одутловатыми щеками и строгими глазами из милиции.

Он паниковать не стал, а молча встал и, подойдя к своему шкафу, сбросил с себя спецовку и надел чистую одежду. Когда они вышли из раздевалки, то у дверей их встретили два милиционера. Они провели его через весь цех. Витёк шёл с опущенной головой ни на кого, не смотря, ощущая на себе осуждающие взгляды всех, кто находился тогда в цехе. Его посадили в машину «чёрный воронок», и увезли в милицию. Там он узнает, что чета Большаковых тоже арестована и нашли их по молотку, который оставил на полке Рыжик. Он сразу раскололся на первом допросе, заложив, Витька и свою жену. При обыске в квартире Витька, под подушкой найдут книгу Еврей Зюсс; а в старом самоваре обнаружат спрятанные часы, как оказалось, раньше они принадлежали народному судье Самойлову. Отпираться от часов смысла не было. За них Витьку повесили ещё одну статью.

Через два месяца состоялся суд. Рыжика приговорили к одиннадцати годам особого режима. Вероне дали три года, а Витьку впаяли шесть лет и приплюсовали год условного. В общей сложности у Витька получилось сроку семь лет. Его отправили на режимную зону в Адыгею, где свою кличку Злой, полностью оправдал. Уважать его начали ещё в следственном изоляторе. Вооружённый налёт с применением огнестрельного оружия, считался дерзким преступлением. И это преступление громким эхом прокатилось по тюрьме, особенно по камерам, где сидели малолетние преступники, и эта слава проследовала за ним до режимной колонии, а потом уже и до исправительно-трудовой колонии. Там он попал в блатную семью с большим весом, где каждый пользовался огромным авторитетом. Эти люди одним взглядом могли распознавать, хорошего человека от подонка. От них Злой много набрал положительных качеств. Заповедь каторжанина, «не бойся, не проси, не обещай» он усвоил, как Отче наш. Он научился, как правильно жить в зоне, чтобы не попасть в «непонятное». А как постоять за себя, Злого не надо было учить, он сам любого мог научить этой науке. Он был вежлив с теми заключёнными, кто по понятиям зоны считались не замаранными арестантами. Он старался не лезть на рожон администрации. Работал токарем в небольшом цеху, где собирали сантехнические задвижки. Вечерами играл в шахматы или читал книги. Отсидев, половина срока его считали уже умудрённым сидельцем и многие заключённые, имевшие большой тюремный стаж не считали зазорным, обратится к нему за дельным советом. Не редко их семью приглашали рассудить справедливо спор, возникший между зеками. Злой никогда не делал попыток, вживаться в роль урки, как это делали некоторые заключённые из молодых. Он был естественным и натуральным человеком. За это его уважали! К концу срока его авторитет подлетел до самой высшей планки. Выше его была только администрация и то не вся. Находились такие вольнонаёмные работники, кто делал ему некоторые одолжения, связанные с проносом запрещённых вещей. В основном это был чай, за который сажали в изолятор и иногда водка. Заарканить такого «извозчика» не каждому было под силу. Он уже без своих кентов вёл разборки, разруливая по справедливости инциденты. Виктор понимал, чем меньше выпадов со стороны гнилых интриганов на зоне, тем спокойнее жизнь для остальных. Интригана он сразу изобличал, по бегающим глазам и эмоциональной речи. Но попадались порой интриганы, которые обладали твёрдой речью и умными глазами. Они шли напролом, оставляя после себя «кучу мусора». Им выгодны были скандалы. Они корчили из себя блатных зеков и интриги создавали, только среди середняков, за которыми не стояли авторитеты. Каждый выигранный ими разбор поднимал их рейтинг. Но рано или поздно их выводили на чистую воду, и тогда можно было судить, кто чего стоит? Кто бежал от наказания к куму, а кто прятался в одиночной камере изолятора и ждал разнарядки на другую зону. Интриган или глист, так их называли на зоне, не мог с достоинством принять обвинение в свой адрес. Его низкая и вывернутая наизнанку душонка искала защиты только у администрации.

За неделю до освобождения Злого, по зоне прошёл слух, что прибыл этап с двух городских зон. У них в бане между собой разразился драка, из-за куска хозяйственного мыла. Это было смешно, из-за таких мелочей не только не дрались, но и не ругались.

Вечером к нему в секцию пришли за правдой зачинщики конфликта. Злой сидел со своим старшим другом Батом на шконке и высказывал ему свои планы, которые он обязательно должен реализовать на свободе.

– К тебе пришли Злой, – сказал, ему шнырь. – На улицу зовут. Это те с этапа, что в бане сцепились из-за мыла – пояснил он.

– Веди их по одному сюда. На улице январь, чего я пойду нос туда морозить, – ответил Злой.

Первым привели дёрганого немного невротического парня лет двадцати семи. На нём были стоптанные с протёртыми дырами на голенищах сапоги и бушлат в сальных пятнах. По робе можно было судить, что человек на старой зоне ничего собой не представлял.

Этот парень обвёл взглядом Бата и Злого, поздоровался с ними и присел на табурет.

– Ну, рассказывай «чистюля», что там у вас произошло? – обратился к нему Злой, – но запомни, если у вас камнем преткновения был только кусок мыла, я с вами разбираться не буду. Пошлю за баню, вы там себе ещё раз морды отшлифуете и пожмёте руки. А я так и быть вручу вам по куску мыла. Но вначале представься, кто ты есть и откуда.

– Я Лёха Хруст, родом из Канаша, но последние годы жил в Горьком в Черепичном посёлке.

– Кто тебя такой кликухой наградил? – спросил его Бат, – ты, что рублики любишь.

– А кто их не любит, – ответил Хруст, – а кликуху мне Щуп дал. Он сейчас на свободе.

– О Щупе можешь мне ничего не говорить, – сказал Бат. – Я его давно знаю. Мы с ним в Вязниках с первого дня нашего пребывания одну пайку кушали. Потом нас на девятку кинули. У него тогда срок пять лет был. Только вот я никак не въеду, ты знался с таким авторитетным человеком и не научился тюремному такту. Нельзя махаться из-за мыла. Дешёвым базаром попахивает и ты не думай, что кто – то из серьёзных людей впряжётся в это дело. Сами разбирайтесь без нас.

– Дело тут не совсем в мыле, – сказал парень, – мне кенты в это мыло зарядили триста рублей. Когда нас повели в баню, я его взял вместе с собой, не знал, что там мыло дают. Оно у меня в мочалке было завёрнуто. Переодеваться когда начали, рядом со мной на лавке сидел гармонист. Он вместо своей мочалки взял мою мочалку. У него тоже там мыло было. Я опомнился только в бане, что это не мой предмет гигиены, когда начал натираться. Моя мочалка жёстче была.