Седьмое небо. Танго скорпионов. Остросюжетная современная библиотека
Они всё – таки зарегистрировались, за два месяца до родов. Анюта сменила русскую фамилию на Полати.
Свадьбы у них не было, – только накрытый скромный столик на троих, в небольшом ресторане с восточной кухней.
А затем была Греция. Не знала она тогда, какие невзгоды ей придётся испытать в окружении русскоязычной диаспоры.
Все они поголовно являлись репатриантами и как они не показывали свою любовь к греческому танцу Сиртаки, – для коренного населения он всё равно были людьми второго сорта. Анюта же являлась для них родственницей, они заботились о ней и ничего не давали делать. Когда она родила девочку, в Салоники прилетели Иван и Зинаида. Он с восхищением, не скрывая радости, держал в руках и смотрел на черноглазую девочку. Затем на греческом языке поговорив со своей многочисленной роднёй, передал ребёнка молодой женщине с ярко выраженным орлиным носом. Та завернула малютку в простыню и вышла из комнаты.
Анюта не понимала, что происходило в кругу родни Полати. Она думала, что сейчас последует какой-то местный обряд для новорождённой. Но ничего больше похожего не случилось. Женщина молниеносно скрылась с девочкой:
– Куда она понесла нашу крошку? – спросила растерянно она у мужа.
Тут ей он и объяснил, что на этом её супружеская миссия закончена и что новорождённая дочка Полати является частицей Греции. От услышанного известия, у Анюты поплыло перед глазами, и она упала в обморок. Очнулась она в незнакомой душной комнате, где летало много мух. Перед ней сидела Зинаида, и вытирала пот с её лица.
– Прости нас дорогая Анюта? – взмолилась Зинаида, когда увидала открытые глаза своей подруги.
– Зина скажи ему, чтобы он мне принёс мою дочку, – заплакала Анюта.
– Пойми подруга, назад вернуть уже ничего нельзя. Прими всё случившееся за реальность и без излишних истерических слёз с ясным сознанием перенеси потерю девочки.
– Нет, я её не потеряла, – в истерике забилась Анюта, – я в Советское посольство пойду. Я всё равно отберу у вас своего ребёнка.
– Опомнись Анюта, Союза давно нет, – есть только Россия с пьяным президентом и шаткой властью. Они палец о палец не ударят, чтобы помочь тебе. Ты жена гражданина Греции и они не будут вмешиваться в это дело. Через неделю у тебя кончается гостевая виза, и ты покинешь Грецию на корабле. Билет до Новороссийска тебе уже забронирован.
– Неправду ты говоришь Зина, – приподняла Анюта локтями своё исхудавшее тело, – Иван, поданный России.
– Был, – коротко бросила Зинаида.
– Как был? – оторопела от такой новости Анюта.
– Он окончательно порвал с Россией, даже туристом не желает туда ехать. Он хочет наукой заниматься, а не обу-чать бездарей в техникуме. У него много научных работ по изыскательной работе, которые никому в России сейчас не нужны. Наука там, в упадке, а когда её восстановят, то время много утечёт. А я являюсь соавтором всех его работ и мы здесь с ним должны развернуться в научном плане.
– И ты с Россией выходит, порвала? – спросила Анюта.
– Я нет, у меня двойное гражданство. У меня родственники по маминой линии в Калинине остались, а папины родственники в Геленджике живут. Я только по отцу гречанка. Кстати мои родители ещё живы и находятся в полном здравии. Они у меня больные геофизикой. Работают всю жизнь в проектном институте разведки океана, и покидать Геленджик не собираются. Как бы я не любила Ивана, слепо повторять его ошибки я не могу. Мне Россия ничего плохого не сделала, да и поступи я как он, тут – же буду, проклята своими родителями. Они у меня патриоты своей родины, как и я.
– Ты не патриот, ты преступница, – зарыдала Анюта, уткнувшись головой в подушку.
Зинаида вышла из комнаты и вернулась, когда Анюта успокоилась.
– Мы пятнадцать лет прожили с Иваном в любви и мире, – сказала Зинаида, – но ребёнка, как мы только не пытались, зачать не могли. И виной тому было моё подорвавшее здоровье. Ты же видишь у меня ненормальный вес, и поделать я ничего с собой не могу. Мне конечно можно было подлечиться, но я была увлечена своей работой. Лечение это длительное, а я каждый год всё откладывала его. А после того, как мне отняли одну почку, надежды быть мамой совсем рухнули. Ты должна нас понять, когда нет детей в таком возрасте, то счастливого будущего нам не видать. Вот мы с Иваном и решили обзавестись ребёнком таким методом. А лишний вес он обещал мне убрать в Израиле.
– Но ведь есть другие способы заиметь детей – дрожащим голосом проговорила Анюта, – есть интернаты сирот и различные дома малюток.
– Бросают детей плохие люди, из категории алкоголиков, наркоманов и преступников, – сказала Зина, – а гены лежат в хромосомах клеточного ядра, и передача наследственных признаков будет очевидной у этих несчастных сирот. Наука не врёт, и в какой бы семье приёмный ребёнок не воспитывался, генетика всё равно своё возьмёт. Ты сама это понимаешь, всё – таки институт с красным дипломом окончила.
– Как я раньше не догадалась, что вы всё подстроили, – терзалась Анюта.
– Да подруга, – одарила Зина Аню тёплым взглядом. – Я Ивана так сильно люблю, что для достижения нашей общей цели решила тебе мужа подарить на время. Мы с тобой не просто подруги, а сёстры теперь.
– Ты сейчас для меня похитительница моего ребёнка, не – больше, – гневно крикнула ей в лицо Анюта.
– Если быть с тобой предельно честной, то меня даже пособницей в этом деле нельзя назвать. Я была только покорной послушницей нашего общего супруга. Не думай, что ты случайно попала по направлению в этот техникум. Это Иван тебя пробил у своего друга декана Баглая, до твоей ещё защиты. Естественно Баглай не знал, для какой цели молодая выпускница с прекрасными внешними данными и отличными знаниями была нужна директору техникума. Я в какой – то мере виновата перед тобой, но не до того чтобы ты меня называла преступницей. Меня мутит от этого слова. И ты не понимаешь, как я привыкла к тебе за это время? Мне не просто будет расстаться с тобой. Но я хочу тебе предложить один выгодный вариант.
Зина подошла к двери, открыла её и, убедившись, что их никто не слушает, сказала:
– Давай мы сохраним наши отношения? Я тебе буду писать, как растёт наша девочка, и ты будешь инкогнито приезжать сюда и смотреть на неё. Не беспокойся за неё, я её буду любить, как и тебя!
Внезапно перед молодой мамой сверкнул лучик надежды. Хотя она никому уже не верила в этой стране. Но то, что Зина откровенно рассказала ей о своих родителях, и за эту нить в России можно было раскрутить преступную чету.
Аня понимала, что эти, как казалось ей близкие люди, тщательно продумали преступление в отношении её ребёнка. Это заставило поверить ей и согласится на все условия.
«Надо только вырваться отсюда, – думала она, – а дома я подыму СМИ на уши. Они вернут мне девочку».
На пятый день после рождения она глазам своим не поверила, Зина принесла ей девочку, чтобы она простилась с ней.
– Должна тебя огорчить подруга, – сказала Зина, – наша девочка родилась больной у неё врождённый порог сердца. Пускай она побудет до твоего отъезда с тобой.
Аня не могла нарадоваться крохотному тельцу своей дочки и пропустила мимо ушей слова Зинаиды. Она не отпускала весь день дочку с рук, хотя малышка и вела себя, спокойно иногда открывая свои глаза пуговки.
А поздним вечером малютка неожиданно всхрапнула и перестала дышать. На следующий день дочку тихо похоронили.
Где – то через день после похорон, Аня зашла на борт комфортабельного пассажирского лайнера.
Ивана рядом с ней не будет.
– Прости? – произнесёт Зина и обнимет её на прощание.
Вскоре Аня будет дома. С почерневшим лицом от горя она подаст заявление новому директору техникума на увольнение по собственному желанию, и уедет к своей студенческой подруге в Канск.
В Канске ей придётся немного проработать в магазине хозяйственных товаров. Потом по воле случая за прилавком, она познакомиться с капризным покупателем по фамилии Вербицкий, который к великому счастью окажется начальником геологической разведывательной партии.
…Год она проработает у него в партии, а затем переведётся самостоятельно на Крайний Север. Ей хотелось взглянуть на места где, раньше вели разведку недр супруги Полати.
За время, проведённое на Крайнем Севере, она станет не только опытным, но и уважаемым геологом. Купит себе легко квартиру в Красноярске, будет иметь большие деньги, но самого важного для полнокровной жизни у неё не было, – это семьи и любимого человека – понимая, что за деньги такие блага не купишь.
Она ни от кого не скрывала, что мытарства по Крайнему Северу ей изрядно надоели. И если ей подвернётся мужчина соответствующий её скромным запросам. То она без разговора пойдёт за ним на поводке, куда бы он её не повёл. Она давно мечтала о своей счастливой гавани.
Зек он профессиональный
Она очнулась от воспоминаний на плече у нового знакомого, когда он вдруг захотел курить. И видимо, боясь потревожить Анюту, осторожно потянулся за сигареткой, затем щёлкнул зажигалкой.
Она оторвала голову от его плеча. Её лицо и глаза были в норме.
– Проклятый аккордеон, порвал все мои нервные струны, – сказала она и, обведя стол глазами, вынула из пачки сигарету. – Удивительный инструмент аккордеон, в золотых руках он может быть нежным и героическим, – выпустила она дым изо рта.
– Да конечно, это не скрипка, – согласился он с Анютой. – На ней не сыграешь «Штрафные батальоны» Высоцкого.
– Скрипка тоже может плакать, но так, как аккордеон она меня не впечатляет, – вдавила она пальцами в пепельницу почти целую сигарету.
– Не ошибусь, если скажу, что у тебя с этой песней связаны какие-то жизненные моменты, – сказал Виктор.
– Угадал, но любви тогда возможно и не было, были жизненные ошибки и жестокая подлость со стороны близких мне людей. А от воспоминаний я не могу избавиться, потому что фамилию одного из тех подлецов, я ношу уже много лет.
– Хочешь я тебя в два счёта избавлю от не приятной фамилии? – предложил Виктор.
– Не получится, – пригладила она рукой свои волосы, – он покинул Грецию, в неизвестном направлении.
– Развести тебя могут сейчас и без него, – ухватился он за верную мысль, – а вот зарегистрировать, тут уж изволь моё присутствие необходимо.
Такого быстрого признания она от него не ожидала. Не рассмеялась от его скорости, а только погладила ему руку и нежно произнесла:
– Извини? Мне надо отлучиться на минуту. Посмотреть на Ирину, – может она кушать хочет?
Она отлучилась, а в это время к нему подошли три геолога из партии Анюты. Двое из них, были хорошо подогреты спиртными. Но они из-за этого не казались агрессивными и придирчивыми, напротив были весьма доброжелательны.
– Алексей Маркин, – протянул ему широкую ладонь мужчина, с ясными глазами, который в отношении своих коллег был трезв, как показалось Виктору.
– А вы кто? – спросил у него пьяненький молодой парень, которого звали Германом.
– А я пассажир, как и вы. Зовут Виктор, – ответил он.
– Вот видишь, пассажир Витя он, – потряс за плечо третьего друга Герман, – а ты говорил наглый мадьяр. Понял не мадьяр он, а пассажир Витя, – доказывал Герман.
– Идите куда шли, – сказал им Алексей Маркин.
– Мы – то пойдём, – сказал Герман, – но ты ему скажи, чтобы Витя нашу Пушицу не крал? Возьмёт, положит её в мыльницу или табакерку и дуду Анюта. Она ведь такая маленькая, но всеми нами любимая! И мы её в обиду никому не дадим.
– Я кому сказал марш отсюда в свой туалет, – повысил на них голос Алексей, после чего они пожали руку Виктору и быстро отошли.
– Не обращайте внимания на них? – извинился он за своих коллег, – мы Анюту все опекаем. Любим мы её и бережём от дурного глаза. Она и так много испытаний прошла за свою жизнь и надо заметить, что иной мужчина сломался бы от тех невзгод, которые наваливались на неё.
– Да я наслышан о её неприятностях, – сказал Виктор, – но она вскормлена суровыми условиями тундры. Стойко переносит жестокие подносы судьбы. Крайний Север характер отжигает до микрометров, в особенности людям вашей мужественной профессии!
– Спасибо Виктор, – поблагодарил его геолог и протянул ему ещё раз руку, – красиво сказали, но Анюта женщина чувствительная, а еще у неё есть божественное дарование – впечатлительность. Нос по ветру держит, того и гляди переметнётся в один прекрасный день от нас к случайному пассажиру. А нам без неё плохо будет. Я обратил внимание, как она продолжительное время держала голову на вашем плече. Вот и забеспокоился.
– Простите Алексей? – обратился Виктор к геологу, – у вас семья есть?
– А как же, – у меня жена и два взрослых сына в Красноярске. Там квартира у меня большая. В общем, я человек по жизни обеспеченный.
– А вы думаете, Анюте не хочется создать семью?
– Да мы не против семьи, – главное чтобы хлюстом не оказался, как её первый муж. Умный был, но вероломный, как граф Калиостро. Я его сам лично не знал, но наше высокое начальство его помнит. Он поганец хотел показать ей седьмое небо, но вместо него показал свою ничтожную душонку. Вот так Виктор.
– Теперь я понял возникновение слёз на её глазах, – сказал Виктор, – у неё название песни ассоциируется с неудачным замужеством.
– Ерунда, – перебил его геолог. – Она о нём давно забыла, я же говорю, что она чувствительная и впечатлительная! А игра Боба с любого слушателя может слезу дав-нуть.
– Думаю ваш виртуоз наверняка в прошлом занимался музыкой профессионально, – выдвинул свою версию Виктор и разлил по фужерам вино.
Они выпили, и геолог толстыми пальцами извлёк с тарелки небольшой кусок рыбы, положил её на вилку и ударил по ней. Рыба без помех залетела к нему в рот. Он проглотил её и, посмотрев на соседние столики, шёпотом промолвил:
– Зек он профессиональный – это точно. А аккордеонист – от бога. Музыкальной грамоты не знает, но обладает абсолютным слухом. Мальчишкой говорит ещё научился, когда услышал песню Владимира Трошина «По ночной Москве». С тех пор и заболел этим аккордеоном.
Он встал и, пожав руку Виктору, сказал:
– Если желание есть подтягивайтесь с Анютой к нашему столику. Ночь ещё придётся нам здесь сидеть. Диспетчера сводку дают неутешительную для стальных птиц. Прояснения никакого нет.
– Позже видно будет, – неопределенно ответил Виктор и задумался.
«Эту ночную Москву он уже слышал от кого – то. Его сердце ёкнуло, и он с мыслями ушёл в далёкое прошлое».
Злой
Это были удивительные времена. Народ до невероятности был миролюбивый и сплочённый. Попавшего в беду человека никогда не оставляли в одиночестве. Руки помощи тянулись со всех сторон. Это было и честное время. Взяв в руку местную газету, в колонке «Потеря», можно прочитать объявления, что, кто – то нашёл кошелёк с большой суммой денег или документами и потерявшего просят обратиться, к нашедшему заявителю. И никаких малейших намёков о вознаграждении нет. Существовали столы находок, для рассеянных людей. Туда доставляли утерянные шапки, перчатки, авоськи с продуктами, оставленные в общественном транспорте и другое. В те года не было бронированных дверей в жилых домах, сигнализаций и камер слежения. Обычно ключи от квартир клали под коврик для ног, брошенный у входной двери или вовсе не запирались. Магазины охраняли бабушки или дедушки с милицейским свистком и берданкой заряженной холостым патроном. И надо сказать, что квартирных краж практически не было. Бомбили в основном те слои населения, кто был связан с торговлей. В эту категорию людей входили завмаги, завскладами и им подобные граждане. Доставалось и ювелирам, несмотря на то что эти мастера скромно вели себя в своих городах, ни чем не выделялись. Свой достаток искусно маскировали от людей. По ресторанам старались не ходить, обедали в общественных столовых или перекусывали в буфетах. Но как только они выезжали на курорт, то отрывались на полную катушку. Это было удивительное и веселое время, когда проводы в армию не обходились без обязательных музыкальных атрибутов, гармошки баяна или аккордеона. Зачастую на вечерних улицах городов можно было встретить поющую весёлую компанию, в середине которой шествовала главная фигура весёлого запева, – баянист или аккордеонист. На гармошках, – их ещё называли тальянками, в основном играло старшее поколение.
Хоть гармошку и изобрёл немецкий мастер Бушман, но большинство советских людей её, как и балалайку, ошибочно считали чисто русским инструментом. Она была фольклорным символом советских деревень. Почти в каждой избе была гармонь, и на престольных праздниках в каждом дворе раздавались звукоряды этого инструмента. На концертах часто можно было увидеть народный ансамбль, составленный из гармонистов, ложкарей и балалаечников. Балалайка тоже была признана деревнями, но гармонь имела с одной стороны двадцать пять кнопочек для произведения звука и с другой двадцать пять. Это не три струны натянутые по деке балалайки. Освоить гармонь было престижным делом. Гармонь отодвинула балалайку на задний план и стала лидирующим музыкальным инструментом на селе. А молодёжь городов отвергала кантри – музыку, её больше прельщала западная эстрада. И естественно гармошка незаконно стал забываться в городах. Гармонисты попадались всё реже и реже. Встретить их можно было только в первомайские или октябрьские праздники, и обязательно под хмельком. Тогда шло повальное увлечение именно баянами и аккордеонами. Они пользовались бешеной популярностью. Это были золотые времена, так – как не существовало голодных пенсионеров и по помойкам не шныряли нищие, а бомжи не жили на свалках. Точнее сказать бомжей просто не было в те года. А свалки и мусорные ящики были облюбованы бездомными животными и стаями ворон.
Однажды подростки пошли в поле за кукурузой. Дорога туда пролегала мимо городской свалки. Этот отрезок пути они не проходили, а пробегали, зажимая пальцами носы. У одного Витьки Яшина, которого в округе все называли Злой, был настоящий противогаз и он всегда натягивал его, когда они приближались к смердящей зловонным запахом свалке. Он не спеша, шёл по дороге выложенной бутом, и смело смотрел на горы мусора, которые разгребал бульдозер. Бульдозериста ребята хорошо знали, его звали Иван Большаков. За медные волосы и конопатое лицо его называли Ванька Рыжий. Ему было около сорока лет и жил он в небольшом частном доме. Все его считали прохиндеем и жуликом, так – как он дважды был под судом, но несмотря на это пацаны с ним дружили. В его доме можно было установить душевное равновесие и спрятаться от наказания родителей. Рыжий считал себя последователем Александра Попова, изобретателя радио. Он скупал у мальчишек за копейки радиодетали и собирал из них детекторные приёмники, которые им же втридорога продавал. Более, старшим ребятам, как Витька Яшин он мог предложить выпить. Витька был самый шустрый из пацанов, и Рыжий уважал его всех больше. Дважды он Витька брал на серьёзное дело. Один раз во дворец культуры, где проходил областной партийный пленум. А другой раз в раздевалку стадиона, когда команды хоккеистов выходили на лёд. Задача Витька была одна, – проявить юркость, забраться незаметно в раздевалку, которая никогда не запиралась и очистить карманы верхней одежды. А сам Рыжий стоял на стрёме, наблюдая, как Витёк без всяких помех потрошил дармовые карманы.
Во дворце культуры урожай был неплохой, двое карманных часов, маникюрный набор и сто сорок рублей деньгами. За эту работу он дал Витьку три рубля, вся остальная добыча осела временно у Ваньки. Витёк понял, что Рыжий его обманул и при несправедливом дележе сильно покусал тому палец. Рыжий, не ожидал, что мальчишка так сильно взбунтуется и, вылив на палец половину пузырька йода, добычу поделил пополам. Этот справедливый раздел примирил подростка и взрослого мужчину.
В этот день бульдозерист на боковой стороне одного из пальцев руки, нанёс Витьку татуировку «Злой». Такая же скрытая наколка была и у Ваньки, только слово у него было из трёх больших букв «ВОР». Витьку ужасно понравилась наколка и он в этот день, растопырив пальцы, любовался свежей татуировкой. Затем, отстегнув цепочку от карманных часов пальцем, где была набита татуировка, начал крутить её. Позабавившись цепочкой, он вновь её пристегнул к часам. А часы протёр сухой варежкой и опустил в карман. Часы в то время была роскошь, для всех слоёв населения, а карманные, да с цепочкой вообще предел мечтаний. Витёк до лучших времён, спрятал их в старый самовар, а на деньги купил себе модные туфли с трапециевидными носами.
Когда Витёк впервые пошёл с Рыжим на стадион, улов был тогда скудный. У хоккеистов он наскрёб мелочи около двух рублей, но приобрёл новую шайбу и бухту изоляционной ленты, для обмотки клюшки. Тогда Рыжий купил бутылку вина «Лидия» и они пошли в столовую, где он на закуску взял два винегрета по четыре копейки и два куска бесплатного хлеба. Хлеб тогда во всех общепитовских точках ничего не стоил.
Витьку неоперившемуся подростку, в этот день выпитый стакан вина был первым в жизни, после которого его сильно мутило. По этой причине он дома не появился. Его вечером искали на улице мать и старшая сестра, приехавшая в отпуск с Севера. Они целенаправленно ходили по всем местам, где собирались подростки, не догадываясь, что их Витька спит на русской печке в доме Большаковых.
Жена Рыжика Вера положила ему в этот день под голову думку и окутала домотканым одеялом. Вера нигде не работала, держала небольшое хозяйство. Она разводила гусей и держала кур. Корм для домашней птицы она отыскивала на свалке. Там стоял небольшой шалаш из прутьев и все найденные отходы, которые она не могла унести, оставляла про запас там. Рыжик, когда был трезвым, называла её Верона, и ей это нравилось, но когда напивался, для него она была уже Ворона. Но когда они были оба пьяные, то за Ворону, она могла своему мужу вырвать несколько клочков волос с головы. Верона Витька тоже уважала, за его сообразительность и самостоятельность. Разговаривала с ним не как с подростком, а как с взрослым. Ей нравилось, когда он приносил ей бесплатно какую-нибудь вещь, за которую в другом месте нужно немалой денежкой расплачиваться. Витёк понимал, что доставляет ей радость, и ему спокойно было, что Верона, как мать с сестрой не задаёт въедливого вопроса, «где взял?»
Верона стояла на обочине дороги с двумя сумками отходов. Узнав Витьку в противогазе, она окликнула его:
– Злой ты, где скафандр такой достал, не продашь мне?
– Самому нужен, – прогудел он, через гофрированный шланг противогаза, и бросился догонять своих товарищей.
Вечером в этот день на улице Степана Разина, где собирались картёжники, а так – же пенсионеры, чтобы поиграть в лото неожиданно появилась Верона и, подозвав, к себе Витька, предложила:
– Давай ты мне противогаз, а я тебе воздушную винтовку. Почти новая, приклад только немного починишь и будешь по воробьям стрелять.
Предложение было заманчивое, и Виктор сразу согласился. Этот противогаз он выменял год назад у сантехника ЖКО Ляна, за настоящий финский нож, думая, что с этим противогазом можно под водой лазить, но когда понял, что Лян его обманул, ценным предметом противогаз уже не считал. И пользовался им только тогда, когда с мальчишками ходили за кукурузой или морковью на колхозные поля. А Ляна за дешёвый обман, он проучил, так, что тот мальчишку обходил за версту стороной. В открытое окно мастерской Злой бросил бутылку с карбидом, от чего произошёл громкий взрыв. Лян тогда выбежал из мастерской на улицу в мокрых штанах. Увидав, хохотавшего Витька на велосипеде, высыпал на него весь запас своего отборного мата.
Витёк с Вероной подошли к её дому. На крыльце сидел Ванька Рыжик, и покуривал сигарету, которая была вставлена в янтарный мундштук.
Витёк поздоровался с ним за руку и, показав пальцем на мундштук, спросил:
– На свалке приобрёл?
– Это для тебя свалка, а для нас с Вероной клад, златые горы! Винца фруктового выпьешь? – предложил он подростку. – Не хочу, – отказался Витёк, – ты мне духовку лучше покажи, может она у вас древняя, ровесница трактору Прасковьи Ангелиной. Отдам хорошую вещь за сломанный винт, а потом от досады губы кусай.
– Злой, винтовка стреляет, я сам пробовал. Пулек нет, так я кусачками алюминиевой проволоки нарезал и ничего, метко бьёт. А противогаз тебе ни к чему, нам с Вероной он нужнее.
Рыжик сбил пальцем из мундштука недокуренную сигарету на куст георгинов и, прочистив его шпилькой для заколки волос, положил в портсигар. Затем он полез под крыльцо дома и откуда достал винтовку с разбитым прикладом.
Тут – же в саду они пульками из проволоки постреляли по яблокам. Винтовка Витьку пришлась по душе, и он пошёл домой за противогазом.
А на следующий день обмотав изоляционной лентой приклад, они с другом Юркой Пыжом во дворе начали стрелять по птицам и по своим ягодицам, чередуя алюминиевые пульки с пластилином. Пластилин оставлял на ягодицах огромные кровоподтёки. Выстрелы были весьма ощутимые и это занятие их забавляло. Забыл Злой тогда, что было заложено в дуло пластилин или проволока, но увидав проходившую мимо них молодую парикмахершу Катю, они всё внимание переключили на неё. Она, цокая каблучками, и крутя соблазнительно перед знакомыми мальчишками выдающимся задом, услышала сухой щелчок. На платье тут – же проявилось с пятикопеечную монету кровавое пятно. Она прикрыв ладонью поражённое место, повернулась к мальчишкам. Увидав в руках, Витька винтовку, она, побледнев, произнесла:
