…Колька подвёз его на своей машине к железнодорожному вокзалу на ночной экспресс до Москвы. Они оживленно беседовали, идя по перрону. Состав уже подали, но посадки не было. Встав около вагона, друзья закурили и, посмотрев на длинную скамейку, они обратили внимание, на шикарную женщину, склонившую свою голову в бетонную платформу. Рядом с ней на скамье стояла небольшая дорожная сумка, на коленях лежала кофта и журнал. Это была она, без всякого сомнения. Всё тот – же чёрный бант, заплетённый в толстую косу и её неповторимое очаровательное лицо, которое ни с каким другим перепутать нельзя.
– Колька, не пойму это, что мистика меня навестила или Алевтина Никитична рядом с нами сидит? – воскликнул радостно Сергей.
Она, услышав своё имя, резко подняла голову и посмотрела на друзей. Улыбнувшись, она не спеша, подошла к ним и, всмотревшись внимательно в их лица, произнесла:
– Вы товарищи тоже на семинар приезжали сюда? – спросила она, – я вас, что-то не видала рядом с собой, а вы и имя моё знаете.
– Мы с вами на семинаре были в долгом детстве, – сказал Сергей, – помните чердак дворца культуры и Майю Кристалинскую?
– Мать моя женщина, неужели это вы птицеловы и любители искусства? Какие вы большие и взрослые стали, и у неё моментально увлажнились глаза:
– Теперь я вас узнаю, – вытирая влажные глаза, сказала она. – А так встреть вас на улице, ни за что – бы не подумала, что вы мои бывшие ученики.
– А вас Алевтина Никитична года не взяли, ни на каплю не изменились, – сказал ей Сергей, – знать жизнь удалась?
– Жизнь Серёжа понятие относительное, – сказала она грустно. – Сегодня она разбивается на осколки, а завтра ты эти осколки начинаешь собирать, так, чтобы не обрезаться. Но стекло есть стекло всё равно, как бы ты не оберегался обязательно, поранишь нежную кожу.
– Что так мрачно Алевтина Никитична? – спросил у неё Колька. – Не надо обо мне, вы лучше о себе расскажите, где вы сейчас и чем занимаетесь? – мило улыбалась она.
– Колька вам пускай исповедуется, – сказал Сергей, – а у нас с вами время будет поговорить, если вы во втором вагоне едете.
– Да у меня билет именно в этот вагон, а вы, что не вместе едете? – спросила она.
– Нет, он меня провожает, – сказал Сергей и посмотрел на Голубева.
– Ладно, вы тут пообщайтесь, а я на вокзал схожу.
…Сергей, через полутёмный тоннель прошёл в вокзал купил, в ресторане бутылку коньяка, лимон и несколько холодных бифштексов. В буфете он взял халвы. Когда пришёл к перрону, то застал Кольку с Алевтиной в весёлом настроении.
– Мы уже вещи положили в вагон, – доложил Колька, – поедете в спокойном вагоне. Проводница говорит, всего двадцать билетов продано в нашем городе.
– Не забывай, что впереди Дзержинск, Ковров и Владимир, – сказала Алевтина Никитична, – там народу много всегда садится.
– Сегодня понедельник, а по понедельникам я знаю по себе, что народу в столицу мало едет, – уверенно сказал Колька.
Когда объявили посадку, Алевтина прижалась щекой к Кольке и пошла в вагон, оставив друзей наедине:
– Вот тебе и желанная попутчица? – сказал Колька на прощание, – будет вам с ней, что вспомнить. О себе мне она так ничего и не сказала, а ты обрати на неё внимание? Мне кажется, она удручена неудавшейся жизнью, а такие женщины, которые постоянно склеивают свои жизненные осколки очень доступные для мужчин. А ты у нас мужчина видный и харизмы у тебя выше Эйфелевой башни, на которую любая женщина клюнет! Тебе предоставляется шанс исполнить свою школьную мечту? Она тебе сейчас под силу. Не воспользоваться таким случаем глупо!
Они обнялись, и Сергей заскочил с лёгкостью спортсмена в вагон. В вагоне места были сидячие, как в комфортабельных автобусах. Можно было сиденье откинуть и спать в удобной позе. Алевтина сидела у прохода, пропустив Сергея к окну.
– Может вам Алевтина Никитична лучше около окошка сесть? – предложил он ей, – а то ночь у меня бессонная намечается. Курить когда захочется, то буду причинять вам беспокойство, своими частыми вылазками.
– Это почему ты спать не будешь? – спросила она.
– Вы понимаете, я свой организм хорошо знаю, и когда у меня случается вечером даже незначительная нервная встряска, я легко возбуждаюсь и не сплю.
– Что тебя так возбудило? – внимательно посмотрела она на него.
– Вы, – не отводя своего взгляда от неё, сказал он.
– Это ты во мне нашёл источник возбуждения к беспокойной ночи?
Он достал из пакета коробку с халвой и положил её перед ней на маленький столик.
– Вот видите это халва, – сказал он ей. – Я, когда её вижу в магазинах, всегда стараюсь купить, и знаете почему?
– Наверное, ты любишь сладкое? – предположила она. – Возможно и это, но в первую очередь халва у меня всегда вызывает ассоциации с вами. Я никогда не забуду, как мы с вами восьмого марта лежали в трубе на чердаке, и от вас пахло халвой. У меня тогда бешено билось сердце, стук которого доходил, наверное, и до вас. И билось оно от страха не за себя, а за вас.
Она рассмеялась до слёз, потом достала из сумки платок и, вытерла глаза. Затем, глядясь в зеркало – пудреницу, начала заново их подводить.
– У меня тогда ума было, чуть больше чем у вас, – сказала она. – Я старше вас была на пять лет, хотелось окунуться с вами в детство. Не устояла и полезла на крышу. Сейчас я хорошо понимаю, что профессия преподавателя обязывает быть важнейшим источником социализации ученика. Я должна была быть для вас примером Человека. Как пионервожатой для меня много всяких доступностей было, а вот как учителю нет. Вот и приходилось мне обкрадывать свои желания. Мне ужасно тогда хотелось с вами на велосипедах за ландышами съездить в лес и с Волжского откоса на санках прокатиться. Я, так – же как и вы до умопомраченья увлекалась Битлами и Роллингами. А от Кристалинской умираю по сей день, хоть её уже нет в живых лет пятнадцать. Но увидать мне её пришлось дважды на концертах в Москве и Севастополе. Я тоже вспоминала часто, как ты маленький и юркий мальчишка лежал на мне, когда вы пригласили меня в свой «творческий бункер». Я тогда домой пришла вся в голубином помёте. Ужас, какой был. Хорошо, что на улице темно было, и никто меня не видал в таком виде. А сейчас смотрю на тебя и глазам своим не верю, что время делает с людьми. Она положила косметичку в сумку, и игриво взглянув на Сергея, спросила:
– А я что действительно ни сколько не изменилась? – спросила она.
– Всё такая же красивая и желанная? – неожиданно вырвалось у него нежелательная фраза. Но сразу осёкся и, прокашлявшись, поправился:
– Я хотел сказать красивая и молодая!
– Не надо смущаться Сергей? – первое слово дороже второго, я ведь помню, как ты подсматривал за мной в бане, как незаметно от всех трепал мою косу, когда мы ехали в поход. И лежа в трубе, я не только ощущала запах табака и биение сердца, но и ещё кое-что существенное.
– Я давно уже не смущаюсь, Алевтина Никитична, – разучился, – сказал он. – Я же прорабом работаю. Глотку иногда приходится рвать прилично, а ещё я в тюрьме успел отсидеть четыре года. Поэтому я предлагаю, отметить нашу встречу и чтобы в будущем, если нам придётся ещё, когда свидеться вы не маскировали свои печальные и красивые глаза косметикой. Ни одна краска не замажет горечь в душе. Пускай последующие дни у вас всегда радостные и весёлые будут!
С этими словами он выложил всё содержимое на столик, а она положила ему руку и голову на плечо сказала:
– Как ты правильно сказал, хоть и больно. Надо – же мои ученики стали мудрее меня, когда-то я вас грамоте обучала, а ты меня сейчас жизни учишь. А за что ты сидел? – спросила она, – но если тебе неприятен мой вопрос, можешь на него не отвечать.
– Наряд допуск не выписал на работе, а значит, проявил халатность, что привело к несчастному случаю, – объяснил он ей. – Чистого криминала не было, так, что я пассажир там случайный был.
– А что раньше не вышел? – пытливо взглянула она ему в глаза, – я слышала, досрочно многие оттуда выходят.
– Выходят, но не такие сидельцы, как я. Вы – же помните, каким баламутом я был. Так мне и там приходилось свою болтушку мутить.
Около них прошёл немой, торговавший сувенирами и маленькими пластмассовыми иконками. Алевтина, купила у него иконку и поставила её на стол. После того, как немой обошёл всех пассажиров, в вагоне погас свет.
– Вы, что веровать стали? – спросил он.
– Сама не знаю, но когда неудача за неудачей набрасывается на тебя, приходится иногда верить. Давай Серёжа мы с тобой, и выпьем за веру, за неё родимую!? – предложила она.
За коньяком она стала более откровенной и немного рассказала о своей жизни. От неё он узнал, что в Калининграде она не проживаёт больше семи лет. Вышла второй раз замуж за дальнобойщика из подмосковной Черноголовки, который оказался отъявленным негодяем, с которым она намерена развестись в ближайшее время и уехать работать в Кольчугино завучем школы, куда её приглашают к новому учёбному году. И главное успешно решают вопрос по жилью.
– Алевтина Никитична, я сколько раз приезжал на родину ни разу не видал вашу сестру Нину. Она, что в другом городе живёт? – спросил он.
– Тебе не надоело ещё выкать? – спросила она, – мы же с тобой коньяк пьём, а не напиток вежливости.
– Я не возражаю против поцелуя, пока все спят, – заявил смело ей Сергей, но она опередила его. Обвив его шею, Алевтина притянула его к себе и чмокнула в губы.
– Долгожданный поцелуй самый сладкий, если даже он дружеский, – сказал Сергей дрожащим голосом. – Сейчас мы с тобой ещё выпьем, и я пойду в тамбур, покурю.