– Мне мой начальник открытым текстом сказал, что сокращают меня, за оскорбление уважаемого в округе человека. Я знаю, какие он «туристические услуги» представляет брюхатым и лысым чиновникам, а так же правоохранительным органам. Насмотрелся я на эти услуги у вас на четвёртом этаже.
Сделав небольшую паузу, он пристально уставился на неё, будто видит впервые и, немного заикаясь от волнения, спросил:
– Кстати, а чего ты позоришь мою профессию? Ты тоже в прошлом инженер. Вероятно, знаешь, что за тебя сейчас и такую ничтожно – огородную сумму никто не осмелиться выложить. Там где ты, порядка нет, – одна грязь и разврат. А сейчас ваша туристическая фирма будет называться не Марко Поло, а «Звонкий Сифон», так как вы все будете поражены сифилитической коростой. Визгом и слезами наполнится второй этаж гостиницы. И не долог тот день, когда ты вновь будешь тянуть ко мне свои руки, но я скажу, «поздно Валерия Константиновна, моё сердце занято другой женщиной». Даже полы мыть я тебя не возьму в свой салон красоты, так как у меня там все как на подбор будут одни красавицы, нечета тебе. И санитарные книжки у них будут не замараны венерическими болезнями.
– Не смеши меня? – крикнула она ему в лицо, – а то на меня икота нападёт от смеха.
Она схватила чемоданы, и на выходе едко произнесла:
– Если ты только и создашь какой – то салон, то его будут посещать недалёкие люди, наподобие тебя. Прощай «Кристиан Диор!»
Ответа с его стороны не последовало. Посмотрев на разрушенные местами паркетные полы, он тяжело вздохнул и, взяв веник, вымел за ней мусор в холодный коридор. Затем закрыл дверь и залез в ванную, наполненную до верха горячей водой.
«Посижу в ванной, глядишь и мне, как Архимеду, что – то умное придёт в голову, – подумал он, – а Валерку всё равно жалко, хоть и тварь она приличная была в последнее время, но квартира без неё опустела. Теперь не с кем будет зубы поточить и полы, как назло от вчерашнего дождя волной поднялись, как бы выражая этим своё недовольство. Может действительно дерево способно чувствовать человека и заряжать его необыкновенной силой? Хотя с другой стороны посмотреть, ей давно пора было съехать от меня. Наверное, ждала окончательного разрыва своего босса с женой? А к дереву я наверно скоро прикоснусь вплотную. Съезжу в Каролину, к тётке и дядьке, там кругом одни леса и речки. Почти пять лет у них не был, всё они к нам приезжают со своими лесными богатствами. Поживу у них пару неделек, а потом буду работу новую искать».
Он вылез из ванной, имея конкретную мысль, – наведывать свою родню в ближайшее время, которая жила в лесу, за сто километров от города в местечке «Каролина». Это было живописное место, где дядька работал лесничим. Там можно было и из ружья пострелять и рыбку половить в речке, которая также называлась Каролина.
«Плохо, что сейчас апрель, а не лето, – мысленно пожалел он, – но ничего страшного нет, – подумал Александр, – лес в любое время года прекрасен»!
Он очень сильно хотел насолить Городецкому, по – крупному, не по мелочи – считая его главным разрушителем своей жизни. Но без среднего брата Семёна, ему это было сделать не под силу. Без Семена он мог Городецкому, только морду набить, но это значит угодить в тюрьму, так как среди близких знакомых у того было немало высокопоставленных работников милиции. Им ничего не будет стоить нарисовать статью за хулиганство. Перспектива тюрьмы Саню не устраивала. А Семён в определённых кругах слыл неплохим советчиком. К нему многие шли за советом. Как деликатно наказать обидчиков и конкурентов у него всегда находились идеальные планы. И что у него в последнее время с Городецким тоже сложились серьёзные взаимоотношения, Александр узнал от брата полгода назад. Но в настоящее время Семён лечил свою спину от радикулита, и беспокоить его своими проблемами он не хотел. Скорую месть Александр сразу отмёл в сторону. Решил дождаться выздоровления брата.
– Без Семёна никуда соваться не буду, – сказал он себе, – съезжу к родственникам в Каролину, а там и по работе буду, что – то решать. Глядишь, всё забудется и раны зарубцуются. Недаром в народе поверье ходит, что самый лучший лекарь, – это время.
Каролина
В семье Пороховых было пятеро детей. Мать всю жизнь проработала в кинопрокате. Находясь на пенсии больше времени, отдавала телевизору и вязанию. Отец Максим Васильевич у них был тоже на пенсии, но держался браво, не смотря, что у него были больные ноги, и на улице он всё чаще стал появляться с палочкой. Отец был наделен своими родителями революционным именем Максим, но ни к революции, и даже к отечественной войне он никакого отношения не имел. Все исторические события он пропустил, так как ему не было и семидесяти пяти лет. Он всю жизнь был связан с баскетболом. Сам играл, а потом работал тренером в детской юношеской спортивной школе. Старший сын Зиновий был фехтовальщиком. После окончания Химико – технологического института его направили работать в Тульскую область, где он обзавёлся семьёй и на родине появлялся редко. Со спортом он окончательно завязал, но к рапире по-прежнему тяготел. И он бы не бросил фехтование, если бы в новом городе были условия для тренировок. Средним был Семён. Он на год был младше Зиновия. Семён по жизни был спортсменом. Он себя посвятил гандболу. Две сестры, Влада и Кристина, были старше Александра и работали во дворце бракосочетаний, а жили во Владивостоке. Обе были замужем. Их браки были счастливыми и удачными, поэтому на жизнь они не жаловались. Был у них ещё один родственник Яша, – это сводный младший брат Порохова Максима. Он жил не в городе, а соседнем Сквознянском районе, в лесном посёлке Каролина. На пятнадцать лет он был старше Александра, и младший брат никогда не называл Якова дядей. Так как Яков был ровесником Семёна, – поэтому и называл его Саня только Яшей. Яков работал раньше техноруком на лесопункте Каролины, но когда Орловский леспромхоз развалился, он с женой решил из леса не выезжать, и согласился работать в лесхозе лесничим. Его жена Лиза, тоже по профессии технорук, приехала в Каролину после окончания Воронежского лесотехнического института, но по своей профессии ей работать не пришлось, так как вакансий не было и ей пришлось в первое время на верхнем складе работать учётчицей, а затем мастером на лесоповале. В первый день своего пребывания в посёлке она познакомилась с Яшей. Позже они поженились, и от их брака появилась девочка Юля. Десять лет было дочке, когда развалился леспромхоз и начался повальный отъезд семей из посёлка. Лиза работать стала лесником. Незаметно выросла дочка. Окончив среднюю школу в Орлах, она поступила в Новосибирский университет и к этому времени готовилась стать журналистом, заканчивая, последний курс. Она приезжала на каникулы в заброшенный посёлок, где стояло много ветхих строений не пригодных для жилья. Наведывалась она к родителям обычно со своими однокурсницами. Подругам быстро надоедала красивая природа и скучное времяпровождение, и тогда они собирали свои сумки и уезжали к себе домой в город. В Каролине проживало всего лишь две семьи. Это её родители и престарелая семья бывшего немецкого заключённого Курта Штамма. На войну он был призван после гибели своего отца, «единственного родственника в Германии» в сорок втором году. Сразу был отправлен в Киев. Он был водителем при штабе. В сорок третьем году, когда немцы оставляли город его машину подбили, и Курт раненый и обожженный попал в плен. Его освободили из лагеря военнопленных, который находился в этой местности в тысячу сорок восьмом году. На родину он не уехал тогда, так как его никто там не ждал. В пятьдесят третьем году женился на молодой учительнице русского языка Корневой Фаине Васильевне. В леспромхозе он работал на тракторе, трелевал лес. Был передовиком производства. От брака с Фаиной у них было трое сыновей, которым Курт не решился дать свою фамилию. Поэтому записал их на фамилию Фаины. Все сыновья выросли, выучились, жили и работали в городе. Два сына братья Герман и Иван работали врачами – стоматологами, а младший Филипп пошёл по материнской тропе. Преподавал в школе изобразительных искусств, предмет рисования. Он был инвалидом детства. Сильный сколиоз сделал его кособоким. По этой причине он не имел семьи. Родителей сыновья не забывали и навещали их почти каждые выходные. Особенно частым гостем в их доме был Филипп. Он был холостой и своим временем располагал, как хотел. Почти каждую субботу он садился на машину и ехал к родителям. Филипп не был ни охотником, ни рыболовом, его больше прельщала окружающая среда. Он мог до темноты ходить по лесу в поисках замысловатых коряг, которые создала природа похожими на людей и различных зверей. Эти коряги он превращал в произведение искусства и продавал по хорошей цене коллекционерам художественно – прикладного искусства или сдавал в магазин «Народные промыслы». Всю свою деятельность он называл освоением мира и гордился этим.
«Ничто так, духовно не обогащает человека, чем природа, – говорил он, – ни одна книга не может лучше привить любовь к природе, чем соприкосновение с ней в натуре!»
С Александром Филипп был знаком, но в городе они встречались редко, так как сферы деятельности их разнились, а просто так встретиться, что бы пообщаться и выпить по пиву их взаимоотношения не были столь близкими. Александр, чаще виделся с его братьями Германом и Иваном. У них был свой семейный стоматологический кабинет, где работали и их жёны. Александру не раз приходилось обращаться к ним со своими зубными проблемами, где они лечили ему зубы бесплатно. После чего Александру приходилось вести братьев в бар и благодарить за лечение.
Александр собрал рюкзак, и сев в автобус поехал до Больших Орлов, так назывался один из посёлков лесных угодий. Водитель автобуса по его просьбе остановился на развилке, разделяющий лес от большого посёлка. До кордона Каролины от Орлов нужно было идти по лесной на половину обледенелой дороге шесть километров пешком. Там, куда не попадали лучи солнца на дорогу, был сплошной каток. Видно было, что по этой дороге давно не ездил транспорт, так как тонкие ледяные корочки на лужицах поблескивали играючи отражением лучей солнца и были ни кем не тронуты. Снег на дороге уже не лежал, но его было много в самом лесу. Отчего на узкой дороге охваченной с двух сторон лесной стеной было светло. Лёгкий морозец и тяжёлый рюкзак заставлял идти Александра быстрее, но кожаная подошва его туфлей и скользкий наст постоянно разводили его ноги, отчего он неоднократно оказывался лежащим на спине. Не вытерпев, очередного падения, он достал из рюкзака монтажные сапоги и, переобувшись, уверенно ступая, пошёл по скользкой дороге, не опасаясь ни льда, ни воды.
«Такая погода лучше, чем распутица», – подумал он
В Каролину он пришёл через час. Две сибирские лайки встретили его громким лаем. Это были собаки не его дядьки, а старого немца. У Яши были тоже две собаки, одна колли, другая немецкая легавая.
Услышав лай собак, из дома вышел сам Курт. Предусмотрительный Саня знал, старого немца, как заядлого и умелого рыбака. Не раз он с Куртом ходил на большую рыбалку, по его личным секретным местам. Поэтому в кармашке рюкзака, для него он припас набор блесен.
– Никак ты Сашок решил нас навестить? – спросил он, – давненько ты к нам не заглядывал.
– Семьёй занимался, – не до вашего края, было, – ответил Александр, – а сейчас я свободный, вот решил родственников навестить.
Курт, в облезлом кожушке приложив правую руку к пояснице, сошёл с крыльца и протянул гостю руку.
– Это дело хорошее, нельзя родственников забывать! – постанывал он и от боли в пояснице. – Только не знаю Яков дома или нет? Утром видал на своём мерине Агапе, в лес отправлялся, а Лиза должна дома быть. Заходи вечерком брусничной наливочки выпить? – предложил Курт.
Сашка помнил вкус этой приятной, но убойной силы наливки. В последнюю его побывку в Каролине, старый Курт его так накачал, после чего Сашку от запаха спиртного воротило полгода. Тогда он был молодой и ещё не обстрелянный по питью. С алкогольными напитками не был так осторожен, как нынче. Толи дело сейчас, выпил две стопки, закусил хорошо и утром голова не трещит и дышится легко. Эта норма спиртного с того времени для Сани стала традиционной, больше нормы он пить себе не позволял. С той поры мыслил он всегда трезво, да и не было у них в роду, кто заглядывал в рюмку частенько. Увлечение спортом отбивало у их семейства эту охоту.
Саня радушно пожал руку ветерана и, сняв с плеч рюкзак, достал оттуда маленькую коробочку, в которой хранились блесны.
– Это вам дядя Курт, – в знак рыбацкого уважения, – протянул он немцу коробочку.
Старик принял подарок и, открыв коробочку, ахнул. Его глаза ожили, и он моментально прекратил стонать.
Блесны, словно золотые, играли ярким блеском на солнце. Старик не отпустил Саню, пока не просмотрел тщательно подарок. А когда он засунул за пазуху коробку, повторил приглашение, забыв отблагодарить младшего Порохова.
– Так ты Сашок не забывай, заходи, обмоем эти золотники, а уж только после я ими налима потягаю.
– Спасибо, зайду, если получится, – ответил Александр и зашагал к дому дядьки, который стоял почти рядом, но вдавался с одной стороны забором в лес.
Александр знал, что прямо за этим забором протекала речка Каролина, в которой была чистая и проточная вода, и даже летом в такой воде долго нельзя было находиться. Постоянно от холодной воды у него сводило ноги. Но он любил там ловить рыбу и раков. Устанавливал рачешницы, а на рыбу ставил верши из плетёной лозы ивы, куда заходили щуки и налимы. Летом налим не попадался, в основном это были щуки, а повезёт и голавль в гости может зайти. Пескаря и ельца в этой речке было видимо – невидимо и ловил он его на удочку в тихой заводи ради спортивного интереса. Сейчас было самоё время, когда налима можно ловить не только вершами, но и на обыкновенную леску с крючком без наживки. Он заглатывал с жадностью крючок до самого хвоста, который вытащить было не возможно. И тогда приходилось леску обрезать и завязывать новый крючок. А крючок возвращался назад, только после потрошения рыбы. Он вспомнил вкус отварной головы налима и, облизнувшись, не входя во двор, крикнул:
– Лиза встречай гостя, я приехал!
– Санька заходи? – открыла она окно, – собак в доме нет, они все за Яковом в лес увязались.
Александр открыл калитку, и смело прошёл к крыльцу. Навстречу ему вышла Елизавета. Она была одета в ватную жакетку и джинсовые брюки. На голове у неё была бейсбольная шапочка с длинным козырьком и надписью «РЕЧФЛОТ». Елизавета была не старая женщина, ей было всего сорок пять лет. Большое домашнее хозяйство отрицательно не повлияло на её возраст. Она была жизнерадостна и моложава.
– А Валерку, что с собой не взял? – спросила она.
Александр скинул с себя рюкзак и, поставив его к печке, сказал:
– Всё нет Валерки, мы с ней развелись. Я теперь женихом стал, правда, безработным. Но думаю, у вас отдохну пару неделек и поеду на заработки в Северные края. В Якутию старателем на золото или камушки, – уточнил он. – Там у нас родственники живут в Алдане и Удачном. Получу расчёт и вперёд, – буду там ряпушку и омуля ловить.
– Нет в Алдане уже у нас никого, – оборвала его Лиза. – Они выработали свой северный стаж и переехали в город Ржев. А в городе Удачном, тебя никто не сможет пристроить к большим деньгам. Там нет больших начальников из нашей родни никого. Самый важный чин у рода Пороховых это машинист мельницы на ГОКЕ.
– Выходит эту затею необходимо выкинуть из головы, – не унывая, ответил Саня, – но ничего, без работы не останусь. Здоровья много, желания уйма. А физической работы в нашей России по горло.
– Ты, что институт кончал, чтобы мешки ворочать? – подковырнула она его. – Чай инженера, всюду требуются.
– Знаю, я это требование, – махнул он рукой, – у меня много друзей инженеров без работы сидит. Валерка тоже классный инженер! С красным дипломом институт закончила. А кому сейчас нужен её диплом?
Она осуждающе посмотрела на Саню и искренне запричитала:
– А вот с Валеркой ты зря развёлся. Она пригожая и умная, как Софья Ковалевская. Вы с ней были хорошей парой. И если бы вы обзавелись ребёнком, то и жизнь глядишь у вас наладилась. А так жил каждый для себя, а вдаль не смотрели. А ведь не молодые уже. Не успеешь, проснутся, как сорок стукнет. Мне самой порой кажется, что я только вчера приехала сюда молодой студенткой а, сколько времени утекло. Уже наша Юлька институт в этом году закончит. А так стареть не хочется, не далёк тот день, как в бабку, превращусь.
– До бабки тебе ещё далеко, – сказал Александр, – вон попкой виляешь не слабее молодой.
– Это ты видишь, да старый Курт, а Яшка мой уже внимания не обращает, – уйдёт с утра в лес и за полночь приходит. Агапа измотает и сам еле живой является. Я уж его подозревать стала, не завёл ли он себе какую кикимору из ближней деревни?
– На него Лиза это не похоже, – защищал дядьку Александр, – он никогда в жизни не проявлял интереса к чужим женщинам. Ты сама, наверное, в застое находишься, и расшевелить его не хочешь.
– Саня ты, что опух с горя? – хлопнула она ладонями по своим ляжкам, – у меня, что во дворе стадо коз и коров? Кто меня в застой поставит? Хозяйства большого нет, одна коза и с десяток кур. Лес и река кормят, рыбы много, птицы и зайца тоже немало бегает. Только твой дядька Яшка способен меня в застой поставить, потому что он природу любит больше, чем родную жену.
– Наверное, он к вам равноценно относится, – резюмировал Александр. – Яша знает, что ни ты, ни природа от него, ни куда не сбежите.
– Куда уже бежать, я в городе жить всё равно не смогу. У меня от Орлов голова болит, а город вообще терпеть не могу, – бросила она в сердцах. – Кругом одна политика, в поликлинике, в магазине в транспорте. Одна только трескотня про неё. Как так можно жить, – ума не приложу?