Горькое молоко-2. Тюремный шлейф

– Вы не обижайтесь, слово это неплохое, обозначает оно парнишка или хлопец, – пояснил Лоб. – Меня он тоже раньше так называл, а сейчас я вышел из подросткового возраста.

– Лоб, а почему у тебя фуражка полувоенного покроя, похоже, их сейчас и не продают, – вновь принялся доставать вопросами любознательный Валерка.

– Это ты правильно заметил, такой фургон нигде сейчас не купишь. На зоне такие шьют и носят из-за уважения к Сталину, поэтому и называют такие головные уборы его именем.

Юрка снял с головы свою фуражку, покрутил её в руках.

– Если нравится мой картуз, я могу тебе Валерка её задарить, но с обязательной заменой. Соглашайся пока я добрый, будешь в ней порхать, как урка, – уговаривал Лоб на выгодный обмен Салёпу, – а я на работу устроюсь, сразу тебе твою верну.

– Мне не жалко, если размеры угадаем, то давай поменяемся.

Пока они примеряли головные уборы, в хату вошёл Балта, переминаясь с ноги на ногу, он посмотрел с тревогой в глаза Беде, кивая головой, чтобы он вышел за дверь.

– Говори, не бойся, все уже знают, – догадался Беда, о чём хотел ему поведать Балта. – Я рассказал, но они мне не верят, хочешь, я тебе помогу. Ты видал Вербицкую? Продолжай теперь сам.

– Нет, Аннушку я не видел. Бабки у сараев собрались тебя обсуждают, говорят, что ты её и директора облил помоями с балкона и кидал в них камнями. Директор сейчас находится у рентгенолога, голову просвечивает, якобы ты угодил ему в башку. Пробил даже шляпу, и он чуть кровью не истёк.

Беда возмутился принесённой новости, а мальчишки рассмеялись.

– Я пойду им сейчас разгон устрою, сплетницы беззубые, – негодовал Сергей. – Я бы таких старух на пенсию, ни за что не отпускал, будь моя воля. А заставлял работать полный световой день, чтобы времени на сплетни не хватало.

– О чём ты говоришь Беда, все наши сарайные бабки в жизни никогда не работали, – шепелявя, произнёс Дюк. – Посуди сам, Ханойка из дворянского рода, Пылева из подкулачников, Зарубина жена полковника в отставке, да и другие старухи с подобными биографиями.

– Зря ты Колька так говоришь, – возмутился Архип, – Марья Васильевна Конакова хорошая и правильная бабка. Она моя соседка я много знаю и про её семью, и про неё саму. Она коренная москвичка. У неё отец был польский еврей, мать – русская. Девичья фамилия была у неё Татур. Когда ей исполнилось 19 лет, у неё умерла мать. А отец вскоре женился на молодой жене, которая младше Марии Васильевны была на два года. Марья Васильевна после с ним отношения порвала, взяла фамилию, и отчество дяди со стороны матери. И стала Марией Васильевной Васильевой. Работала она в «Московском Автогуштрессе» бухгалтером. У неё с молодости был сильный характер. В революцию ходила в красной косынке. Два раза была на приёме у Ленина. Всегда говорит, что умнее человека в жизни не встречала. А затем она вышла замуж за морского офицера Якова Николаевича Конакова из Кронштадта. Повелась на красавца с кортиком и из Москвы поехала за ним. Он был коммунистом и там попал под мятеж, где его контузило. После чего его списали на берег, и они приехали в наш город. Дед Яков умер четыре года назад, а Марья Васильевна порхает как девочка и думаю, многих старух переживёт, потому что все её деяния на добро устремлены.

– Да брось ты Архип, – зашепелявил опять Дюк, – все бабки у нас одним миром мазаны. Их хлебом не корми, дай только посплетничать.

– Без них скучно жить, сказал Балта, – а ты Колька вообще без них как лютик завянешь. Ты про них больше говоришь, чем они о тебе.

– Нужны мне эти старухи, чтобы я базары за них вёл, просто ясность иногда вношу относительно их прослойки, – отговорился Дюк. – Пошли лучше за голубями на чердак, – предложил он, – наловим и отварим в котельной. Давно не ели их.

– Поздно уже, на улице скоро темнеть начнёт, – сказал Беда, – не успеем ничего сделать. Домой пора собираться, завтра в школе переполох будет за наши причёски. Директор обратил внимание на меня и на замечание не поскупился. Думаю, что мы не одни придём на занятия в таком облике. Пацаны, которые проспорили ставки на хоккее, тоже остригутся. Подвели торпедовцы своих болельщиков.

– Все считают, если бритоголовый, значит бандит, – заметил Балта, – а мы сегодня из – за хоккея постриглись. Проиграли наши автозаводцы Спартаку, а спорили с ребятами с Моховой. И никому мы естественно подражать не собираемся, мы честь пацанскую блюдём.

– Врёшь Балта. Растёте братишки, – деликатно заговорил Лоб. – Вы вспомните прошлое время. В весенние каникулы всегда обрезали деревья, что до сих пор делают. Тогда посмотрели фильм Мамлюк, да, Три мушкетёра все как один из веток делали сабли и сражались дом на дом. А сегодня вам понравился бандитский фильм, и вы пошли на жертвы, лишив себя благочинных причёсок. Это всё многогранная мода творит чудеса, принося человечеству и вред, и пользу. Мне, когда – то нравился Урбанский Евгений в фильме «Коммунист». Думал, вырасту, буду как он, а потом посмотрел «Дело пёстрых», симпатией проникся к вору Сафрону Ложкину. Перед освобождением на зоне посмотрел старую картину, «Исправленному, верить». Смотрел до слёз. Размышлял о судьбе футболиста. И пришёл к выводу, что обстоятельства сильнее человека, невзирая на то, что в большинстве случаев человек сам себе и создаёт их. Отсюда исходит, – у людей разные характеры и управляют они ими по обстоятельствам.

– Ну, ты Лоб даёшь, в тюрьме, наверное, в бочке жил, как Диоген? – удивлённо спросил Балта, – с тобой разговаривать опасно, на конфуз можно налететь.

– Быстрее на кулак нарвёшься, – улыбнулся Лоб, – вы наверняка думаете, что в колониях отбывают тупоголовые типы. Нет, ребятки, мы, бывало, книгу прочитаем, всем бараком, потом такие полезные читательские конференции устраиваем, что профессора могли бы позавидовать. Книги и в тюрьме, и на зоне уважают, и отношение к ним очень бережное. А ещё я вам скажу, лучшие библиотеки бывают только в тюрьмах. Пускай там книги после ремонта, но найти можно любой томик.

Беда, принялся обувать высохшую обувь, за ним и другие парни заспешили.

– Домой рановато ещё пока идти, пошли до кинотеатра прошвырнёмся, – подал идею он, – может, Юрку увидим. На душе неспокойно. Ему сейчас родителей разыскивает детская писательница Агния Барто.

– Интересно, найдут или нет? – загорелся интересом Лоб, – может и мне кто отца разыщет? Ведь жирует, наверное, где – то? Может где-то в Америке богатым банкиром стал, а может по ГУЛАГУ гуляет с котомкой?

– Насчёт твоего отца не знаем, а вот Юрке Балашу один ответ, обнадёживающий, уже пришёл от писательницы. Сейчас детский дом вместе с Юркой ждут окончательного подтверждения, – доложил Салёпа.

– Ладно, пацаны, пошли свежим воздухом подышим, – позвал всех Лоб.

***

…Они всей толпой вылезли из подвала и двинулись по центральной улице к кинотеатру. На улице уже смеркалось, под ногами было сплошное месиво, чавканье ботинок разносилось по всей улице. Пока дошли до кинотеатра, обувь у всех промокла, кроме сапог Лба. Валерка надел его тюремную фуражку и вышагивал в ней, как заправский жиган, но с сырыми туфлями и с большой заплатой на джинсах. Но несмотря на это у него было такое лицо и манеры, будто на голове его сидит не кепка зэка, а шапка Мономах или царская корона. Присутствие самого Лба в компании мальчишек льстило им. Особенно это замечалось при встрече с другими знакомыми городскими взрослыми парнями, у которых тоже были бритые затылки и все они поголовно были облачены в ватные куртки. Они подходили, здоровались и общались со знакомыми Лба. Общий язык находили между собой быстро. Каких – то минут хватало, чтобы закрепить знакомство на будущее Ребята потолкались, в фойе до начала сеанса, выкурив пол пачки сигарет за это время, и не встретив Юрку Балашова, все разошлись по домам.

Юрка в школе на следующий день не появился.

Ольга Рябова, – жившая с ним в одном детском доме, сообщила, что его ни вечером, ни утром не было. Раньше, за ним наблюдалось подобное явление, и этому факту особого значения не предали.

– Наверное, застрял, где – ни будь на хате с мужиками, – подумал Беда, успокоив себя.

Но на третий урок, вместо намеченной химии, в класс вошёл директор и классный руководитель.

Директор, находился во взвинченном состоянии. Он сильно нервничал, это было видно по нему. Он расхаживал по классу и дергал у себя из ушей торчащие волосы. Такая привычка за ним замечалась. Зинаида Васильевна, как всегда, пришла красивая и нарядная, но поникшая и расстроенная.

«Неужели по мою душу пришли, трёпку за грибной рассол устраивать? – врезалась Сергею в голову тревожная мысль. – Нет, не может быть, если мать не знает, что вчера произошло, то тут что, – то другое», – успокоил он себя.

Директор вырвал из уха пучок длинных волос, так, что глаза его увлажнились, и лицо, после чего приобрело более спокойный вид.

– Вы уже взрослые и детьми вас не назовёшь, но товарища своего прохлопали. Мы с себя тоже ответственности не снимаем, и спросят с нас за это упущение по всем статьям. А вы, с кем он вместе учился, и дружил не один год, не смогли его уберечь от дурной компании. Мы все со школой имеем на сегодня ЧП городского масштаба. Ученик вашего класса Юрий Балашов, сирота, вчера с взрослыми уголовниками, которым по тридцать лет, в нетрезвом состоянии совершили ужасное преступление. Ими были ограблены и жестоко избиты сотрудники горсовета. Ему за совершённое преступление грозит срок семь лет тюрьмы. Только сейчас звонил следователь из милиции и затребовал на него характеристику из школы. Я считаю, объективней она будет составлена при вашей активной помощи. Факт содеянного существует, но следствие и суд будет решать его дальнейшую судьбу. Включайтесь все совместно с Зинаидой Васильевной, и сегодня, – прямо сейчас.

– Михаил Иванович, а нужно отражать в характеристике, что детский дом занимается поиском его родственников, – спросила Ольга Рябова.

– Зачем это? – на данный момент он сирота, а если по уникальной формуле судить, то все мы здесь находящие связаны родственными узами.

– Каким боком, мне родственницей приходится Рябова? – с места спросил Женька Арбуз, – если мне Беда родственник, так об этом вся школа знает, а Рябова, кем мне приходится? Вы это можете научно обосновать?

Директор ничего, не ответив, вышел из класса.

…Новость о Балашове взбудоражило всю школу. Все разговоры в этот день были только о нём. В основном его жалели, потому что по натуре парень он был добрый и зла никому не причинял. Характеристику класс написал ему положительную, а школа и детский дом подали ходатайство о не привлечении его к суду.

…Беда ходил в этот день по школе сам не свой, ему казалось, что все смотрят на него осуждающе. И что доля вины в том, что произошло с Юркой лежит на нём, и в этом он сам себе признавался. Он мог помешать этому совместному, злополучному походу в кинотеатр Юрки с взрослыми и кручеными мужиками. Нужно было обязательно настоять, тем более Юрка был под хмельком. Оправдания в этом случае, Сергей не нашёл для себя. И дотошная совесть не давала ему покоя, она засела у него в груди и в голове, и будто стуча молоточком, укоризненно напоминала. «Ты Виноват во всём». Утешения и нужный совет он знал, где найти. После уроков его пытала Зинаида Васильевна, в надежде расположить парня на откровенный разговор, но, зная, что Беда в тот день опрокинул ушат с грибами на директора и Вербицкую, ограничилась дежурным ответом Беды. – «Я его в тот день не видал, поэтому ничего не знаю».

Она поверила Сергею или сделала вид, что поверила, но в данной ситуации решила отношения с Бедой не выяснять. Он оделся и вышел из школы. По пути, как на грех попался директор.

Михаил Иванович, зная, что Юрка является его не только одноклассником, но и близким другом, прочитал Беде нотацию о товарищеских взаимоотношениях и комсомольском долге перед Родиной, видимо забыв, что Сергей комсомольцем никогда не был и быть не собирался. Но Беда втайне от всех был безгранично благодарен директору за человеческий жест в отношении его. Всё – таки перевёрнутая бочка грибных остатков, изрядно испортила ему гардероб. Беде было не по себе и за причинённые его семейству неудобства, связанные с охлаждением жилища в зимний период.

Мораль, для себя он вывел, что не нужно в будущем делать скоропалительных выводов для людей, особенно таких, как директор, который жизнь свою отдавал в Отечественную войну, чтобы такие Серёжки и Юрки жили нормально.

Михаил Иванович, который был два дня назад его первым врагом, оказался проницательным и понимающим людские души человеком. Несмотря на фронтовые контузии и многочисленные ранения, он обладал педагогическим даром, это понимал Беда и раньше, но мальчишеские амбиции брали постоянно верх над разумом.

Сейчас Сергей смотрел на директора и думал, что может на самом деле они родственники, или директор резко поменял своё отношение к нему. Потому что надоело без стёкол жить, особенно в зимний период.

…Михаил Иванович высказал Беде свою нравоучительную речь, после которой у него зубы заныли. Директор призывал Сергея тщательно проанализировать произошедший случай с Юркой Балашовом, и мысленно выпороть себя, чтобы сделать для себя соответствующие выводы. Директор назидательно погрозил Беде пальцем и открыл дверь школы.

Сергей, не заходя домой, направился к своему дядьке. Иван лежал в коридоре на полу и потягивал папиросы, стряхивая пепел на обломанный алюминиевый половник. Такую позу он принимал часто, когда появлялись проблемы с позвоночником.

– О, вот и Серёга появился, – мучительным голосом вместо приветствия произнёс он, – знать опять, что – то набедокурил. Ты в последнее время только и заходишь, когда у тебя неприятности, а нет бы, справиться о моём здоровье, да за собаками присмотреть. Я тебе их больше доверяю, чем другим родственникам. Манане некогда, Алик ещё не дозрел до таких собак. А дочки вообще ещё кнопки. Весна на дворе, поясницу ужасно резануло, словно парализовало. По квартире, как аршин передвигаюсь с палкой или с костылями уже третий день. Врача пришлось на дом вызывать. Этот радикулит, такая напасть. Я молодой ещё, а эта зараза, говорят болезнь стариков.