Танго Скорпионов

– Мне понравилось, как вы десять минут назад моего преподобного мужа обозначили, – сказала она, размешивая сахар в чашке.

– А я думал, тебе стыдно и больно за него стало, – сказал Семён, – поэтому очки сразу одел на себя, думал, глаза мне выцарапаешь за своего пискуна. Сейчас я понимаю, что вы с ним совершенно разные люди. Не понимаю только одного, – как вы с ним соединились?

Она не задумываясь, без промедления ответила:

– Я работала в детском садике. Он своего сына Платона, водил ко мне в группу. Мы быстро все узнали, что Дима папа одиночка. Его вместе с ребёнком жена бросила и уехала в Туркмению к новому мужу. Я вначале жалела его, помогая ему по дому и воспитанию сына. А потом он предложил мне поход в загс. А мне куда деваться? Я, приезжая, в городе ни родни, ни знакомых, тем более, учусь заочно в педагогическом институте. Вот и мучаюсь с ним четыре года. Теперь я знаю, почему его покинула жена.

– Вот с этого момента Наташенька, мы прекращаем вести разговор о твоём муже, – положил он ладонь на её руку. – А то я перестану себя уважать, и к тебе у меня переменится отношение. Мне твой муж не интересен, – ни как мужчина и ни как человек. А с тобой я бы хотел встретиться в ближайшее время, но не в этом заведении, а в ресторане «Лабиринт», там, где кабинки уютные стоят, а то я смотрю, ты головой крутишь, боишься знакомые лица встретить?

После его слов Наталья смутилась, но не от гостеприимного предложения Семёна, а оттого, что он её устыдил в мягкой форме, за попытку словесной измене человеку, чью фамилию она носила.

– Если бы я чего – то боялась, я бы никогда с вами сюда не пришла. А если я здесь, то и в «Лабиринте» я охотно с вами посижу.

– С условием, – сказал Семён, – если ты с сегодняшнего дня не будешь мне выкать.

Он встал и прошёл к бармену. Купив у него одну розу, Семён положил перед Натальей цветок. Она была польщена и, положив цветок себе на коленки, произнесла:

– Я же сказала, что ты пытаешься меня соблазнить.

– Я думаю, мы оба этого желаем, а для того, чтобы быть счастливым, все желания нужно претворять в жизнь, – с улыбкой на губах, сказал Семён, – ну, что пошли отсюда? – встал он со стула.

– Ты Семён Максимович поезжай один, я сейчас не могу, – прошептала она набухшими от возбуждения губами. – Ты меня поразил в этом кафе своей невидимой внутренней теплотой. Я, наверное, чаю со льдом ещё выпью и домой пойду.

– Раздетой пойдёшь? – спросил он, – дублёнка твоя в машине лежит.

Он взял её за руку и помог встать из-за стола. Дрожь её тела передавалось через её руки. Она была уже словно пьяная и сомлевшая. Но в близкий контакт Семён с ней не входил, он её терпеливо изводил своим обаянием и тактом. Он галантно ухаживал за ней, поправляя волосы на её изящной головке, слегка касаясь своими пальцами до её лица.

Спускаясь, обратно по мраморным маршам винтообразной лестнице он, придерживая Наталью за поясницу, на ухо прошептал ей:

– Согласилась бы так подниматься и спускаться со мной по таким ступенькам во дворце бракосочетания?

Она ничего ему не сказала в ответ, только утвердительно мотнула своей аккуратной головкой. В лицо Наталья ему взглянула только тогда, когда они оказались на улице. И тогда она не сдержалась и без тени смущения сказала ему:

– Я знаю, что ты имеешь двух внуков. И то, что ты Семён Максимович предлагаешь мне, это не реально. Но я не говорю, нет. Потому, что догадываюсь, чего хочу я, того хочешь ты. Ты меня извини? – но я должна тебе правду сказать. Дима для меня не лучший остановочный пункт на время моей заочной учёбы.

– Я давно понял, что ты умненькая девочка, – чуть восхищённо произнёс он. – Около такого мужика долго жить, – может дикция голоса нарушиться, и сексуальная ориентация потеряться. А ты Наташенька действительно нравишься мне несмотря на то, что ты лет на двадцать младше меня будешь. Ты мне напоминаешь, что – то приятное из моего прошлого. На кого – то сильно походишь, а вот на кого не могу вспомнить.

– На восемнадцать, – заглянула она ему глубоко в глаза, – я у кадровика давно ознакомилась с твоим личным делом. А напоминаю я твою юность, в которой у тебя было большое многообразие длинноногих девчонок. Все спортсмены средней руки, не достигшие ярких побед и уровня высшего спортивного мастерства, имели знатные победы на любовном фронте.

– Откуда у тебя такие познания? – спросил Семён.

– Не забывай, что я в этом году оканчиваю педагогический, – сказала она и пошла к машине.

Около автомобиля он помог ей надеть дублёнку и посадил на переднее сиденье.

– Куда едем мадам? – спросил он её.

– Я уже не знаю, – облизнула она губы. – Я так благодарна тебе, за эту снежную галактику, – кивнула она в сторону кафе. – И корзинка подснежников из сказки «Двенадцать месяцев», ничто против этой розы, – она поднесла розу к лицу и носом глубоко втянула её аромат. – Можно я тебе маленький подарок сделаю, пока у меня кровь не остыла?

– Можно, но не сейчас, – притянул он её голову к своей груди, – у меня тоже кровь вскипела в жилах. Не время сейчас.

Форсировать события он не хотел и к тому же ему нужна была соответствующая обстановка.

– Не заводи пока машину? – попросила она, – пускай голова моя ещё полежит на твоей груди?

Он одной рукой придерживал её за подбородок, а второй рукой нежно гладил её по голове.

– Обязан тебе тоже признаться в своих возможностях, – сказал он, – у меня нет преград никаких для бракосочетания. Я от жены давно получил вольную, но бросить её не могу несмотря на то, что она находится под профессиональным присмотром и надёжной опеке. Она несколько лет лежит прикованная к постели и за ней ухаживает её родная старшая сестра из Кривого Рога. Она сама невропатолог на пенсии, поэтому состояние жены у меня в настоящее время никаких беспокойств не вызывает.

– А твоё личное здоровье, каково? – поинтересовалась Наталья.

– На пять с плюсом, – ответил он.

– Выходит, наш Карташов был не прав сегодня. Когда ты вышел от кадровика. Он сказал, что с твоим заболеванием больные не могут так передвигаться.

– Грамотный больно ваш директор, – приподнял он голову Натальи и завёл машину. – Долго не проживёт! – воскликнул он и нажал на педаль газа.

Он отвёз Наталью домой и поехал в поликлинику на врачебную комиссию. Семён имел грыжу позвоночника больше тридцати лет, и в настоящее время она у него спала много лет, не причиняя ни боли, ни неудобств. Но как симулировать болезнь и обмануть врачей он хорошо знал. К тому же у него в квартире жила сестра жены опытный невропатолог, от которой он получил все профессиональные консультации. В его папке со всеми справками, имелся результат магнитной томографии с обнаруженной грыжей диска размером в пять миллиметров. Для того чтобы получить инвалидность, ему нужно было отболеть четыре месяца и обязательно пройти курс лечения в больнице. Три с половины месяца от этого срока он уже продержался. Осталось всего две недели.

Глава 5

С Натальей Осокиной он встретился в престижном и дорогом ресторане «Лабиринт». После романтического ужина с Семёном она домой не придёт ночевать. Утром Наталья появится на заводе, где Дима публично устроит ей разнос. Но её после проведенной ночи с Семёном ничего остановить не могло. Она была влюблена без памяти в высокого красавца с приятным тембром и жаждала встреч с ним, каждый день, посылая ему СМС на телефон. Дима догадывался, что у его жены появился возлюбленный, но кто именно он не знал. Семён всё это время, горячо любил жену Осокина, не нарушая больничного режима, и когда пришло время оформлять группу инвалидности, директор решил перекрыть ему кислород. Первым делом Карташов после четырёх месяцев болезни, приостановил ему оплату больничных листов, а вторым делом написал в поликлинику и комиссию ВТЭК письмо, что пациент по фамилии Панов симулянт и работу грузчика выполнять может. Директор одного не учёл, что врачи не любят, когда некоторые руководители предприятий ставят диагноз своим сотрудникам и лезут не в свои дела. Ответ Карташов получил официальный во время чайной оперативки со своими подчинёнными. Секретарша вошла в кабинет и положила ему папку с письмом на стол. Директор отставил чай в сторону, посмотрел на конверт со штампом поликлиники No1. Вытащив письмо из конверта, он зачитал его бегло вслух:

Уважаемый директор!

На ваше письмо сообщаю, что Панов Семён Максимович, проходит курс лечения по поводу грыжи меж позвонкового диска, о чём подтверждает результат магнитной томографии и в данный момент трудится в должности грузчика, не может. На будущее прошу вести себя корректней в подобной ситуации? Каждый должен заниматься своим делом, на что он учился. Я же не учу вас, как работать бег брака на вашем производстве. Постарайтесь и вы не навязывать мне свой диагноз для больного пациента. Это не красит человека, тем более руководителя такого серьёзного предприятия.

Врач невропатолог.

Г. С. Антипенко.

Карташов хорошо умылся, получив из поликлиники «звонкую пощёчину». Скривив рот от гнева, он заёрзал на стуле и, набрав по телефону бухгалтерию, ещё раз напомнил, чтобы больничные листы грузчику всё равно не оплачивали. Затем, скомкав письмо, со злостью бросил его в корзину для мусора.

– Вот так – то лучше будет, – сказал он в присутствии своих подчинённых. – Совестить ещё меня будет эскулап чёртов. Всё равно этот больной и копейки у меня больше не получит. Я законы знаю.

– Ничего ты не знаешь Аркадьевич, – заметил Корнов, – хоть и в профсоюзе немало лет отработал. Панов подаст на тебя в суд и выиграет с успехом его. Ты ему за четыре месяца ни одного больничного листа не оплатил. Тогда тебе совсем плохо будет. Пойми у него образование не три класса церковной – приходской школы, а высшее и плюс богатый жизненный опыт.

Карташов весь согнулся и, приняв позу разъяренного бизона, по-звериному зарычал на главного инженера:

– Ну, молодец! Поздравляю. Ты, что в компаньоны к нему лезешь? Давай, поучи меня жизни. Ты бы лучше с Осокиным пресса в порядок привёл.

Он передёрнулся и, выправив тело на стуле, обвёл всех уверенным взглядом. И более спокойно сказал:

– Запомните все: такие вопросы я с бухты-барахты не решаю, не посоветовавшись с юристом. Пускай Панов хоть в Гаагский суд обращается, – это его дело. Но денег он за больничные листы не получит. Это я вам всем заверяю авторитетно! А сейчас все разошлись по рабочим местам, нечего в моём кабинете тары-бары разводить.

– Теперь мне ясно, «как ты прав», – с иронией в голосе произнёс Корнов и первым вышел из кабинета. За ним последовали остальные.

Сам же директор допил остывший на столе чай, надел плащ, и сев в свою машину, уехал в неизвестном направлении.