Родственник дьявола

– Подробнее, пожалуйста мне об этом Буране и его клубе? – приготовился он записывать показания Клауса.

– Этот платный клуб находится в бомбоубежище ГПТУ – 4, – начал объяснять Зингер – Я посещал его полгода и ни разу он не пустовал. На фитнес, мода в обществе сейчас бешеная вот и я решил придать чуток тонуса своим мышцам. С завсегдатаями я ни с кем не общался. Да они меня бы и не подпустили бы к себе. Я для них был чужак с узкими плечами. И возрастом я к ним не подходил. Они все были накачанные и молодые ребята, как на подбор. В кожаных куртках с наглым поведением. И с ментами они хорошо дружили, так как очень многие ваши коллеги просто жили в подвале Атланта. И я думаю, если бы вы о Буране ничего не знали, то не пришли бы ко мне. Не надо мне лапшу на уши вешать.

Сазанов оставив без внимания отпущенные претензионные последние фразы Клауса, недоверчиво сверлил его своими глазами.

– То есть вы хотите сказать, что эта армия спортсменов была криминогенной?

– Я ничего не хочу сказать, но когда я поднялся на зону, то многие бойцы из Атланта досиживали здесь свои карликовые срока. Так что вы чуточку пошевелите мозгами, а мне не шейте того, в чём моей вины нет.

Сизов тогда ушёл удовлетворённый разговором, а через два дня вновь появился с более подозрительным лицом и нитратной речью.

– Прошу садиться, – дружелюбно предложил он Клаусу и вдруг перешёл на повышенный тон: – Однако вы смелый человек! Решили своим хладнокровием подействовать на меня. Вы же знали, что Буранова, похоронили неделю назад на кладбище Белой поляны.

– Впервые слышу, – присвистнул Клаус, – для меня это новость. Знать и его бог покарал?

– Бог никого не карает, Бурана нашли в своём клубе с загнанной ему до ручки отвёрткой в ухе.

– Ну вот теперь всё прояснилось, – засмеялся Клаус. – Он их всех дурил, сказал, что его обокрали. Наверное, сам к рукам общак прибрал, а на меня свалил, когда я уже сидел за хранение оружия.

Тогда этот следователь ушёл от Клауса, как и раньше не солоно хлебавши. Виктор думал, что всё на этим их встречи окончились, но нет. Он появился в тот день, когда из-за решёток камеры отчетливо были видны обильные слёзы неба, сопровождаемые оглушительным громом и ослепительными молниями. Клаусу общаться с ним уже не хотелось, его нудные и однообразные вопросами, навевали тоску и наводили грусть. Когда Сазанов начал задавать вопросы не по делу, Клаус неожиданно рассмеялся.

– Что вас так развеселило Зингер?

– Мысленно прикинул, сколько бы денег ушло на ваше погребение.

– Это что уже угроза? – привстал со стула Сазанов.

– Ну что вы, – спокойно сказал Клаус, – это я для вас составляю ориентировочную смету на ритуальные услуги. Сами посудите вашему лицу гримёр уже не понадобиться. Копаясь не там, где нужно, оно стало соответствовать мумии и сами вы с ног до головы пропахли формалином.

– Хватит молоть чепуху Зингер, – сурово сказал Сазанов. – Я, конечно, дурак, но не до такой же степени. Все приговоры этим спортсменам исходили от вас. И я это докажу вскоре.

Он допил из горлышка остатки воды в бутылке, и пригладив ладонью свои редкие волосы удалился из допросной камеры.

И не известно, чем бы закончились его визиты на зону к Клаусу, если бы на одной из зон не погиб очередной компаньон из той шестёрки что вершили беспредел над Зингером.

Остальных двух человек имеющих большие срока Бака и Фрукта отправили досиживать в Мордовскую Сосновку. Только после этого Клауса оставили в покое. А через полтора года в молельной комнате колонии, кореша ставили свечи за упокой Бака и Фрукта.

После этой новости, напряжение спало совсем. Прекратились визиты дознавателей с воли. К Зингеру начали относится ещё более вежливо и почтительно, включая всю администрацию колонии, начиная от простого контролёра и кончая хозяином.

Глеб после такого резкого улучшения в отношениях к его другу, посещал колонию без всякого графика, словно инспектор УФСИН. На короткие свидания он заходил без всякого шмона, впрочем, как и покойная дочь Зингера. Передачи продуктов были без ограничения веса и досмотр проводился, поверхностно, для видимости.

– Тогда подобные смерти прошли по всей России, – заговорил с собой Клаус. – По сути дела это была самая настоящая война воровского ордена с наглыми людьми. Эти люди, накачав свои бицепсы вдруг почувствовали себя хозяевами жизни, не понимая, что силой духа всегда можно одолеть любого безмозглого богатыря, не говоря уже о убойной силе «товарища Маузера». Пропускная способность на кладбищах в те времена ежедневно росла. «Дураки!» —сказал он. – Жить бы ещё, а они ударились в дурацкую философию силы, а не ума.

– С кем это ты здесь разговариваешь? – раздался в предбаннике голос Глеба.

Он вбежал с широко распростёртыми объятиями, а за ним вприпрыжку словно козлик бежал молодой щенок Юнг китайской породы коричневого окраса. Зингер вздрогнул от неожиданности и встав с кресла обнял друга.

– Это анализы скорби вслух, о чём мы с тобой две недели назад тайно перекидывались у меня на свиданье, – сказал Клаус. – Я думаю, что смерти некоторых спортсменов мне аукнутся на свободе? Если я, конечно, останусь в этом городе. Думаю, мне нужно продавать квартиру и переселяться ближе к югу в тихий городок. И жить в этой квартире после смерти дочки и внучки мне будет очень кисло. Это ежедневный всплеск горьких воспоминаний, а также вынашивание мудрых планов мести. Подобные мысли меня самого до кладбища проводят.

– Глупости говоришь брат, – решительно одёрнул его Глеб. – Что за пессимистическое настроения в такой праздничный день? Сейчас мы с Юнгом приступим к его тонизированию, – и он, открыв холодильник, достал оттуда приготовленные закуски и большую бутылку коньяка. Рядом подпрыгивал к закускам Юнг.

– А Виктория твоя к нам присоединится? – обняв собачку спросил Клаус и дал ей незаметно бутерброд с сыром.

– Обязательно! И не только она, а ещё кое-кто?

Глава 3

Они сидели втроём за столом, Глеб, Клаус и Виктория. Пили размеренно коньяк маленькими рюмочками, пока их компанию не пополнила женщина в чёрном, которую Клаус видел впервые. У неё было тёмного тона демисезонное пальто, чёрные гладкие волосы и лакированные туфли. Она поставила свою сумку на стол и достала оттуда литр коньяка, лимоны и две банки паюсной икры. Этот была Ольга о который битый час рассказывала Виктория Зингеру.

– Всё ребята, – скомандовала Ольга. – Меняем напёрстки на бокалы и переходим на другой рацион питания. Холодец долой из бани!

«Если бы не её цепкий ястребиный, я бы сказал снайперский взгляд, она бы выглядела очаровательной и милой? – подумал Клаус. – А так это красивый и современный образ строгого руководителя в женском коллективе. Возможно, почтового отделения или ателье по пошиву одежды. Кого-то она мне напоминает из экранизированной сказки? Наверное, красивую ведьму?» – осенило его.

– Это моя подруга Оля, – представила Виктория гостью. – Она врач общей практики и была до этого замечательным хирургом. С такой женой Клаус вечно здоровым будешь! И душа, и тело будут молоды!

– Советским Союзом попахивает, – ухмыльнулся Зингер.

– Это почему такое недоброжелательство к моей персоне? – спросила Ольга.

– Не к вам, а к представлению Виктории, – поправил её Клаус. – В советские времена специалистов широкого профиля всегда так гордо представляла народу, (к примеру, механизаторов, строителей или станочников, но никак не врачей). Они все поголовно были узкие специалисты. А сейчас как звучит: «врач общей практики», знать совсем в нашей российской медицине дела плохи, если пример стали брать с трактористов и комбайнёров. Не ошибусь если так этак лет через десять у нас в медицине появятся стоматологи – гинекологи.

– Вот сходите со мной в парную, тогда будете судить о моей квалификации врача, – сказала Ольга, – я много чего знаю в медицине, но скальпелем работаю отменно. А вчера департамент назначил меня главным врачом железнодорожной больницы.

– Должность ответственная, но, пожалуй, я не пойду с вами в парную, всё-таки скальпель – это холодное оружие, – сразу отказался он. – Пару я сегодня с избытком принял, а вот коньячку с вами выпить не откажусь.

Она сняла с себя пальто, и перекинув его через спинку пустого кресла, произнесла:

– Месяц целый готовила себя к этой бане с вами, а вы сразу ретируетесь. Либо во мне, что-то не так, либо мужики совсем инертные стали. Тогда и у меня парная сегодня отменяется, – наигранно взгрустнула она и утонула в мягком кресле.

– Месяц назад, как и вчера я был человек никто, – сделал загадочные глаза Клаус.

– Ошибаешься брат, – прервал его Глеб, – Ольга давно с тобой заочно знакома. Она все наши семейные фотоальбомы просмотрела, где и твои портреты присутствуют. И твою семью она знала, как твою метрику.

– Я даже знаю, что вас сажали за преступления, которые вы не совершали, – удивила его Ольга. – Хотя первая судимость была законная, – тут же поправилась она.

– Правильнее выразиться, следствие не могло доказать содеянное, поэтому вешали на меня всех дохлых кошек, – внёс ясность Клаус. – Теперь они меня не возьмут на эту мякину. Умным стал!

– Неужели поумнел в неволе? – поддела его Виктория.

– Я всегда был умным! – гордо заявил он. – Но пришлось жизнь переосмыслить и досконально изучить уголовный кодекс. И в данный момент не желаю, чтобы за этим столом вели разговор обо мне. Давайте отвлечёмся ещё раз коньяком, – и он поднял свою рюмку.

Когда они выпили, женщины скрылись за дверями парилки, а мужчины остались сидеть вдвоём. Зингер вопрошающе смотрел на друга.

– Ну что ты Глеб скажешь нового, про смерть Ляли?

– Что говорил раньше, то подтверждаю и сейчас, – обжёг взглядом Глеб своего друга. – Я всё прояснил, только давай пока оставим эту тему на время. Сейчас матрёшки нам не дадут обстоятельно поговорить с тобой. А ты раскрой глаза шире, тебе Виктория женщину классную привела для знакомства. Будь с ней повнимательней? У неё покойный муж тоже был скиталец вроде тебя, но с чистым паспортом. За длинным рублём мотался по всему свету. На воровском лесоповале случайно придавило вековой сосной. Кстати, у неё брат тоже медик. Оставил ей квартиру со всем добром. Работает судовым врачом во Владике, там и проживает со своей семьёй. Лови момент? Могу тебе без вранья сказать, ты ей не приглянулся, она просто в тебя втюрилась, как увидела в альбоме. А теперь принимай решение, думаю от такой ягодки грех отказываться.

– Я уже отметил её фигуру и внешность, – сказал Клаус, – ничего барышня, но по повадкам настоящая старшина. Как бы она моим воспитанием не занялась.