Цветы жестокие раздора
Губами легкими не тронь.
Они не сыростью веселой,
Не ранней свежестью полны, —
В стекле туманном стебель голый
Без запаха и без весны.
К утру они дышать устанут,
Свернутся в безобразный жгут
И потускнеют и увянут
И белым снегом опадут.
Случайный ветер их развеет,
И даже мертвая рука
Не оживит и не согреет
Души заклятого цветка.
* * *
Крикливых дачниц голоса
В сосновой чаще отшумели,
Лежу и слушаю. Оса
Кружится надо мной без цели.
В лицо струится синева,
Весенний дым в ресницах тает,
Сквозь тело легкое трава
Почти неслышно прорастает.
Все трепеты и все влеченья
Уже проходят сквозь меня,
И жар небесного огня,
И лед подземного теченья.
Деревья густо оплели
Меня пушистыми корнями, —
Так длится день, и дни за днями,
Так длится музыка земли.
И в мире этом, в этом сне,
И непробудном и глубоком,
Где стала мысль зеленым соком,
Живая вечность снится мне.
1939
* * *
Моих разомкнутых ресниц
Далекий полдень не тревожит
И разбудить меня не может
Гортанный говор горных птиц.
Меж пальцев скупо прорастает
Пучками жесткими трава,
Лавина снежная едва
Меня касается и тает.
Ни образов, ни сновидений
Моей пустыне не дано,
Все чуждо мне, и все равно
Не возбуждает сожалений.
Когда ко мне слетаешь ты
С раскаяньем и со слезами,
Гляжу незрячими глазами
Я на забытые черты.
Моей Тамары легкокрылой,
Моей княжны, не узнаю, —
Лишь смутно слышу голос милый
И клятву робкую твою.
Я скован каменной громадой,
Я сплю, – и горные ручьи
Забвеньем дышат и прохладой
В уста безмолвные мои.
1940
* * *
Покрыта лужица ледком,
Но каплет с крыши понемногу – —
Готовясь в дальнюю дорогу
Душа не плачет ни о ком.
Земли былые искушенья
Как утренний ледок дробя,
Я весь во власти отрешенья
И от земли, и от себя.
Гляжу как бы прозревшим оком
На скудный городской рассвет
И знаю: в холоде высоком
Ни мести, ни прощенья нет.
Лишь тучу ветер в небе гонит,
Мерцает поздняя луна
И, как неверная жена,
Лик помутневший долу клонит.