– Оно и видно, что тысяча, – подтвердил Ремли, продолжая держать сук перед собой, – совсем старому и поговорить не с кем.
– Эх, – вздохнул тролль. – Ну хочешь, я тебе шею сверну? – добродушно предложил он. – Это для людей самая быстрая смерть.
– Не хочу, – ответил Ремли на это весьма заманчивое, с тролльей точки зрения, предложение.
– Ну а я все-таки сверну.
Урраг протянул лапу, но тут сук в руке Ремли, которым тот выцеливал глаз тролля, чтобы ткнуть его побольнее, начал светится. Таинственным белым светом сук разгорелся так ярко, что ослепил тролля. Ремли же увидел, что в объятой непонятным светом руке он сжимает не сухой сук, а дивной красоты обоюдоострый меч.
– Хозяин? – удивленно спросил тролль, щуря слезящиеся глаза. – Прости, не узнал тебя старый Урраг. Столько зим уж я тут, сколько камней в том мосту, да и ты переменился.
– Давай, проваливай, лезь, откуда выполз, туда – под мост. – Ремли поспешил воспользоваться чудесным превращением палки, а то кто знает, надолго ли ее хватит.
Тролль поворотился и ушел к себе под мост. Как только тролль поворотился к Ремли спиной, свечение погасло. Ремли долго разглядывал палку, но не нашел в ней ничего необычного.
– Эй, Урраг, – тихо позвал он тролля, вернувшись к мосту.
– Да, хозяин? – отозвался Урраг из глубины каменного свода. Для своих размеров тролль был ловок и убрался в свое логово тихо и не задев моста вторично. Подивился Ремли на присмиревшего тролля, но дивись или не дивись, а был Ремли голоден. Еда же, как он тоже хорошо помнил сызмальства, сама с неба не свалится. Сколько чудного ни приключилось в этот день, а рассчитывать на падающих с небес прожаренных перепелов с ароматными пшеничными лепешками не приходилось.
– Не одолжишь ли немного монет? – осмелел Ремли.
Под мостом ухнуло, как показалось Ремли, утвердительно, затем послышалось недовольное ворчание и возня. Ремли высунул голову и одним глазком присмотрелся: тролль что-то раскапывал под каменной опорой моста.
Ремли забрался на мост и стал ждать. Судя по содроганию земли, тролль извлекал на свет что-то грандиозное. За тысячу лет, поди, накопил себе целые сундуки злата. Что делать, если тролль даст ему сундук? Как тащить?
Через значительное время по каменной кладке звякнула одна монета.
– Больше нету, – раздалось из-под моста голосом Уррага. Голос тролля был таким печальным, будто он отдал Ремли не одну-единственную монетку от своих несметных сокровищ, а оторвал ему от себя собственный глаз, язык или еще что подороже. Вслед за «нету» снизу донеслось до Ремли неразборчивое сердитое ворчание.
«Вот жмотяра зеленая», – подумал Ремли, отыскивая в темноте монету. «Хотя бы золотая», – добавил он, попробовав находку на зуб.
– Куда идти, чтобы прийти к людям? – спросил он у прижимистого кредитора.
– Без разницы. Дороги ведут к людям, тропы лесные уводят от людей.
– Спасибо!
В какую же сторону пойти по дороге? Ремли это было очень легко определить! Он закрыл глаза, покружился на одном месте, пока не свалился на землю, и в какую сторону оказался лежащим ногами, туда и зашагал.
Почти в полной темноте он долго плелся по дороге. Он вертел, гладил, сжимал, фехтовальным выпадом выбрасывал перед собой и даже облизывал подобранный в лесу сук. Свечение ему бы пригодилось, но сук, принимаемый Ремли за волшебный, вел себя как самая обычная палка, каковой, надо сказать, он и являлся. К счастью, стоял разгар лета, и в северных землях даже глубокой ночью хватало света, чтобы – пусть и с трудом – разбирать дорогу.
До ближайшего человеческого жилья оказалось не так далеко, как могло оказаться в худшем случае. Ремли, так и не разгадавший тайну найденного в лесу сука, завалился на постоялый двор задолго до рассвета. Против его ожиданий, там до сих пор кутили. Подвыпившая компания трех молодцов во главе с сержантом горланила песню. Ремли подошел к заспанному хозяину, который хотя и порядком подустал от шумной, но исправно платившей компании, но наживы ради до утра бдел их всякое желание. Ремли бросил на стол выклянченную у Уррага монету:
– Осталось что поесть после таких могучих едоков? Ведь если их пасти горазды жрать с той же страстью, с какой орут нетрезвые песни, то я изумляюсь, как еще не пошли им на корм твои ляжки, трактирщик?
Трактирщик улыбнулся. Ремли по облику и речам был добрый малый, и, говорила увесистая монета, при деньгах. В этом богом позабытом месте и то и другое обязательно доведет его до беды, но это не повод отказать путнику в кружке эля и толстом ломте ветчины. Хозяин бросил старинную монету на весы, отсчитал на стол сдачу и пошел за едой для нового гостя.
– Что ты там лепечешь, недомерок? – раздался из-за стола окрик сержанта, когда смолк последний куплет. – Не по душе тебе добрая солдатская песня?
– Ай! Ай! – поприветствовал воинственного собеседника Ремли. – Коли на драку, дядя, нарываешься, то сперва макнись в колодец харей. Бить пьяного – не великое веселье, а ты краснее порося от слова «красный», ведь словом «красен» тебя и со свиньей я рядом не поставлю.
– Смотрите, братья, как разрублю я наглеца. Уши твои прибьют гвоздями к двери, через которую ты вошел, – погрозил сержант и с трудом поднялся с низкого табурета.
– В том спору нет, почетный подвиг – резать уши безоружным, да и на тот тебя не хватит. – Ремли поднял в руке сук и погрозил солдатам.
Сержант вытащил из ножен меч. Хозяин трактира, появившийся было из погреба, предпочел спуститься на несколько ступеней вниз. С кровавым интересом он приготовился наблюдать за дракой. Над полом осталась торчать только его любопытная голова.
Нетвердой поступью сержант подошел к Ремли, но хотя он качался от крепкого эля, как цветок на ветру, удар его был точен. С мечом он управлялся лучше, чем с ногами. Ремли едва увернулся от разящего выпада. Половина палки, которой он собирался отбиваться от драчливого солдата, свалилась на пол. Чудесный сук срубило, как тростинку бритвенным лезвием. Солдаты за столом загоготали и начали ободрять дерущихся, показывая жестами на уши.
Ремли отбежал от сержанта, который едва ходил. Он держался в равновесии на ровном полу с усилием и сосредоточенностью канатоходца над пропастью, балансируя вместо шеста своим мечом. Дверь была недалеко, хотя солдаты сидели к ней близко и могли перехватить Ремли на пути к выходу, но Ремли рассчитывал, что проворства для бегства ему хватит даже с такой форой у солдат.
– Подставляй уши. Если будешь бегать, тебя подержат, – предупредил сержант Ремли. На серьезное сопротивление он не рассчитывал.
– Что за фокусы! – воскликнул Ремли, глядя на обрубок палки, которой испугался тролль, и в сердцах кинул, что оставалось в руке, в сержанта. Тот же знакомый свет, что он видел в лесу, на мгновение озарил полутемный трактир, и тяжелый меч сержанта упал на земляной пол.
Солдаты со страхом посмотрели на своего предводителя, проткнутого деревянным суком. Заостренная палка пробила толстый слой кожаных доспехов, как нож корку хлеба, проломила сержанту ребра и торчала у него из груди. Сержант грузно опустился на пол рядом с мечом.
– Колдун! Бежим! – закричали солдаты и, цепляясь за столы и табуретки, выбежали из трактира с такой прытью, что Ремли показалось: нет, не успел бы он убежать через дверь вперед них.
Трактирщик, готовый в любой момент окончательно нырнуть под землю, накрыться крышкой и убрать лестницу, выбрался из своего укрытия, из которого наблюдал за дракой.
Ремли подобрал меч сержанта и повязал на пояс его ножны.
– Они вернутся, – предупредил беспокойного гостя трактирщик.
– Знамо дело, – согласился Ремли, – но право поединка – мой судья и страж.
– Ты, малый, начитался сказок. Все поединки только для господ. Да и все ли было честно?
– Тут ты прав, мудрец, которому бы право Рима изучать в монастыре, а не пиво ставить по столам. Скажи, а скоро ли придут с подмогой?
– Скоро, – подтвердил трактирщик, – до восхода будут.
– Тогда передавай, что, коли многие из них торопятся в покойники, я встречусь с ними у каменного свода, что недалеко от вашего села соединяет разъятые водою берега.
– А ты колдун? – осторожно пододвигая к Ремли деревянную тарелку с ветчиной, спросил трактирщик.
– С утра как будто не был, – пожал плечами Ремли. – Слов ворожбы не помню, волшебных трав не знаю, и борода моя твоей короче, так, стало быть, и нет. Есть веревка? – спросил Ремли у трактирщика. – Дай моток.
Запихав моток пеньки, ветчину и краюху за отворот рубахи, Ремли трусцой побежал к мосту Уррага и преодолел обратный путь втрое быстрее прежнего. Он бы бежал еще быстрее, да боялся потерять веревку или ветчину. Без веревки не получится его замечательный план, а без ветчины будет голодно дожидаться погоню.
Перед мостом Ремли снял сапоги, чтобы лишний раз не тревожить тролля, и на высоте половины локтя перетянул веревкой мост. Веревка не больно крепка и привязана наспех к скользким каменным выступам. Лошадь на скаку ее порвет передними ногами, но наверняка споткнется и скинет всадника.
Ремли обулся, спрятался за парапетом и съел то немногое, чем в дорогу ссудил его трактирщик. Начинался рассвет, пора бы им появиться, иначе веревка станет слишком заметна. И точно, едва Ремли дожевал последний кусок, вдали послышался стук копыт. Он хорошо расслышал, как трое верховых идут рысью, не торопятся, может, и пешие бегут следом.
Первый всадник, как и задумывал Ремли, пронесся по мосту. Лошадь его только в последний момент увидела веревку, решила прыгнуть, но не успела подобрать ноги. Для всадника это имело плачевные последствия, на которые и рассчитывал Ремли. Всадник прыгнул отдельно от лошади и полетел вперед через голову. Тело грузно шлепнулось на дорогу. Ремли выскочил из своего укрытий, встал перед перепуганной кобылой с расставленными руками. Лошадь, встав на мгновение на дыбы, в панике ринулась назад, сбивая порядок двум другим преследователям.
Ремли ногой уложил на землю пытавшегося подняться сержанта, быстро выхватил меч и воткнул его в прорезь шлема. Острие проткнуло череп и заднюю стенку шлема, впилось в землю, орошая дорожную пыль кровью. Довольный собой, Ремли оперся на меч, крепко, как вкопанный, торчавший из головы верхового, и с интересом наблюдал, как двое товарищей убитого пытаются совладать с лошадьми, которые испытывали непреодолимый стадный зов броситься вслед ускакавшей без всадника подруге.