Частный доктор

– Слушай! – проникновенно зашептал он. – Давай вместе учиться? Давай, а? У меня с женой квартира классная. Обед, ужин – макароны, всё обеспечим! Только давай учиться вместе! Ты один?

– Один, – ответил Леша, мысленно удивляясь, почему не посылает незнакомого наглеца на три буквы.

– Вот! – Лазари радостно хлопнул себя по бедрам. – Будешь на домашнем довольствии… Ты откуда?

– Москва…

– Класс! – подмигнул Лазари. – А я – питерский! Видишь? Судьба! Общий язык!

– Ага… – съязвил Леша. – Скажи «подъезд».

– Парадная, – невинно откликнулся Лазари.

И Леша, вместо того чтобы откланяться под вежливым предлогом, поддавшись этому наглому, ходячему обаянию (а кто бы устоял?), улыбнулся и услышал сам себя со стороны:

– Ладно, попробуем! Чем рискуем? Максимум разругаемся через пару часов.

Оба встали и не оглядываясь вышли навсегда из лекционного зала.

– Слышь, Леха, – озабоченно поинтересовался Лазари, – а по каким источникам будем учиться?

– Слышь, Серый, – в тон ответил Романов, – а вот это твоя задача – узнать, по каким. Моя задача – нас учить, окей?

Глаза Лазари озорно сверкнули неслышной голубой молнией:

– Сто пудов! Это я обеспечу.

Стрелки часов памяти отмерили первые десять минут из пятнадцати сочных лет, застыли на мгновенье и разом перескочили на полгода вперед.

8

– Начало положено, – уныло сказал Леша, когда свирепая радость от сдачи экзамена сменилась на следующее утро похмельем. – Теперь надо этот, как его… «эйтмохут» искать.

Новое пока слово. Не обкатанное. Нет аналогов ни в прежнем словаре, ни в прежней жизни. Стажировка? Нет, слабо. Ординатура? Теплее, но тоже не отражает сложности процесса. Точно соответствует только американское название – «резидентура», правда, русское звучание придает этому слову отчетливый, но абсолютно неверный шпионский оттенок. Нет здесь страстей в стиле плаща и кинжала, а только тяжелая рабская пахота. Ибо с получением диплома врача муки становления только начинаются. Диплом общего врача означает одно – ты есть никто и звать тебя никак. Хочешь стать специалистом – начинай пяти-, а то и семилетнюю учебу. Работай как каторжный и учись как проклятый. Зубри наизусть тысячи страниц английского текста по хирургии, внутренним болезням, физиологии. Сдавай тяжеленные экзамены шлав «алеф» и шлав «бет»[11 - Алеф и бет – первые две буквы ивритского алфавита.] – экзамены первой и второй ступени на пути к вожделенному званию специалиста. И терпи, стиснув зубы, презрительное к себе отношение. Ибо пока ты через это не прошел, помни: ты пустое место в медицинском мире, и как звать тебя?.. Правильно! Никак…

Стрелки часов еще на месяц вперед

– Странно, – пожал плечами Лазари. Шел первый день резидентуры. – Я говорю всем «шалом», а в ответ – тишина.

– Некому отвечать, – фыркнул Леша. – Не видно нас. Не существуем мы для них. Они «синьоры»[12 - Синьоры – старшие врачи отделения, специалисты.] а мы тени для черной работы. Но это, Серый, временно. Отвечаю.

Стрелки вперед еще на два года.

Шлав «алеф», говоря русским языком – экзамен первой, начальной ступени к званию специалиста, – висел на носу. Получили месячный учебный отпуск, и хватит!

Леша не давал продыху. Тексты в книжных кирпичах – наизусть! Чтоб от зубов отлетало! Пощады нет: вопрос – четкий ответ. На русском, на иврит перевел! Отчеканил мне, как устав!

Нет? Не выходит? Пошли по новой! И еще! И еще! Левой, левой… Не отставать!!

Сережа пыхтел, заводил к небу мученические глаза, хмыкал, строил угрюмые рожи – ничего Лешу не брало. Ленин сказал учиться – значит, учиться! Пятнадцать часов в день с перерывом на пятнадцать минут каждые полтора часа и одним перерывом на обед (в пятнадцать часов не входит!). В пять утра – подъем, холодный душ, смертельно опасный кофе, и в половине шестого сели, как дети в школе!

– Романыч! Романыч!!! – взмолился Лазари как-то вечером, на второй неделе боевой учебы. – Слышь? Давай сегодня на час раньше закончим, по пивку тяпнем?

– С дуба рухнул? – отрезал суровый Романыч и сглотнул набежавшую слюну. – Забыл про пиво, будто амнезией накрыло, понял?

– Понял, Романыч, понял! – согласно закивал Сережа. – Давай тогда на полчаса раньше закруглимся?

Он сочно зачмокал губами:

– «Лёфф-Блонд»! Холодное, запотевшее! В остуженных заранее стаканах. Полчаса ведь не вопрос, один раз, а?

И точно, скотина, изобразил шипение пивной пены в стакане.

– Нахал ты, Лазари! – взвыл Леша. – Черт с тобой! На полчаса, не больше…

Но уже падал отброшенный мощным Сережиным скачком стул. Уже быстро распахнулась и со стеклянным звоном захлопнулась дверца холодильника на кухне.

– О! – радостно гаркнул Лазари, возникая в дверях кабинета.

В руках он сжимал бутылку замороженной водки «Кеглевич» – роскошь по тем нищим дням, когда «Абсолют» высился недосягаемым Эверестом, – и две заиндевевшие стопки.

– Ты с ума упал, Лазари! – растерялся от неожиданности Романов. – Какая, к чертям, водка?

– Так ведь пива нет! – просиял лучезарно Сережа.

Было три часа дня.

В котором часу они подкатили к заправке на полпути к Тель-Авиву, никто из них потом вспомнить не мог; за первым «Кеглевичем» без перерыва пошел второй – но ночь уже уверенно вошла в свои права. Оба потом сошлись на том, что на улице было темно.

Леша вылез в люк раздолбанного Сережкиного «ситроена», по числу пройденных им до Лазари хозяйских рук приближающегося к Будде, уселся на крыше и сорванным голосом орал уличному движению: «Лыжню! Лыжню!»

Уличное движение делало круглые глаза и поспешно разбегалось кто куда.

Следующая картинка, застрявшая в памяти: занюханная кафешка в районе Центральной автобусной станции – излюбленный задний фон телерепортажей на тему нищеты и бесчеловечности израильского капитализма.

Две большие порции хумуса[13 - Хумус – густая паста из растертого со специями гороха.] с фалафелем[14 - Фалафель – обжаренные в масле соевые шарики.] и две большие кружки бочкового пива.

– Сорок шекелей, – буркнул хозяин.

– Не буду платить, пока не принесут счет, как-к па-ал-ложено, – вдруг вскинулся Леша.

Хозяин поднял на него грустные, философские, одним словом – еврейские глаза, вздохнул и на первом же лежавшем на прогорклом прилавке клочке бумаги написал коряво карандашом: «40 шек.». И со словами: «Счет, сэр!» – торжественно вручил его Леше.

Сережа булькнул пивом и покатился со смеху.

Хозяин улыбнулся и налил им две большие стопки водки – за счет заведения.

Потом смутно помнился пробег по крышам длинного ряда припаркованных машин (платная стоянка?). Испуганно и нервно включались одна за другой сигнализации, мигали аварийки. Чья-то ругань вслед их бешеному бегу, под одобрительные крики прохожих… и – всё. Провал. Черная дыра.